Воинский класс

Венти быстро обдумал ответил, а затем сказал:

— Цифры говорят сами за себя, сэр, — ответил он. — Армия тратит пять целых три десятых миллиарда долларов в год на поддержание в готовности и обучение личного состава обращению с оружием и техникой, которая никогда не была использована в войне. Военно-морской флот тратит десять миллиардов в год на личный состав, снаряжение и поддержание в готовности флота атомных ударных подводных лодок, которые ни разу не принимали участия в боевых действиях. Еще двадцать миллиардов в год расходуется на силы ядерного сдерживания, которые ни разу не использовались, и, господи помоги, надеюсь, никогда не будут использованы, несмотря на угрозу со стороны Китая и, возможно, России.

— Есть еще эмоциональный фактор, которому будут трудно противостоять, господин президент, — вмешался Гофф. — еще живы множество ветеранов Вьетнамской, Корейской, даже Второй Мировой, которые воспримут ваш план как предательство. Ваши политические противники воспользуются этим. После нескольких радикальных сокращений бюджета, проведенных предшествующими администрациями, то, что вы намерены сделать, неизбежно, но именно вас будут обвинять в этом.

— Существуют еще большие угрозы, мистер президент, — продолжил Гофф. — Китай уже нападал на американские территории с применением ядерного оружия, и мы полагаем, что они сделают это снова. Хотя все модели прогнозирования и все аналитики полагают, что вряд ли такие бывшие империи, как Япония, Германия и Россия смогут подняться и угрожать американским интересам, это может случиться. Неприсоединившиеся и теократические режимы, страны-изгои могут угрожать американским интересам всеми средствами, начиная от компьютерного шпионажа до ядерного оружия. Распространение оружия массового поражения усилилось в десять раз после распада Советского Союза.

— Я хотел бы услышать мнение генерала, Боб, — сказал президент, кивком дав тому знак говорить. Гофф посмотрел на него разочарованное и несколько зло, но сдержался.

— Честно говоря, сэр, я думаю, что к сему моменту мы можем определять облик войн будущего, — ответил генерал ВВС. — Этот момент относительного мира, есть время для того, чтобы подготовиться в войне двадцать первого, или даже двадцать второго века. Мы должны разобраться со старой техникой, старой тактикой, старыми страхами и старыми предрассудками.

— Кроме того, народ тоже несколько превратно начал понимать роль военных, — подытожил Венти. — Вооруженные силы всегда были местом, куда следовало сдавать детей, которым не хватало дисциплины, но в последние годы вооруженные силы стали рассматриваться как элемент государства всеобщего благоденствия. Сражаться, возможно, умереть за свою страну — все это отошло на второй план по сравнению с занятием торговлей, получением образования, возможностью устроиться куда-то после школы. Мы тратим миллионы долларов в год на то, чтобы набрать личный состав, но большая его часть идет в армию по неправильным причинам. Наша проблема в том, что вооруженным силам не хватает квалифицированных специалистов, и они становятся слишком раздутыми и слишком мягкими. Мы мечтаем об уменьшении численности вооруженных сил до минимально необходимой для обеспечения национальной безопасности и переакцентовке на политические методы. Я думаю, пришло время сделать это.

— Вы говорите, как истинный офицер военно-воздушных сил, которому отставка точно не угрожает, — сказал президент с улыбкой инквизитора.

— И ВВС согласно плану будут в шоколаде, я замечу, — добавил Гофф. — ВВС и флот просто в восторге от своего грядущего статуса.

— Я говорю как председатель Объединенного комитета начальников штабов, а не только как офицер ВВС, сэр, — ответил Венти Гоффу. — Я нахожу этот план хорошим началом. Он свидетельствует о позитивных изменениях в военной стратегии, применительно к двадцать первому веку. Эти изменения, я считаю, просто необходимы. Поэтому я полностью поддерживаю президента.

— Но как этому отнесутся ваши люди? Что скажут представители других родов войск?

— Настоящий солдат будет делать то, что приказано, — честно ответил Венти. — Остальные поднимут крик. Они будут называть вас предателем. Будут призывать к вашей отставке, возможно, попытаются объявить импичмент. Вот когда вам нужно будет показать силу ваших убеждений. Будет ли общественный резонанс громче, чем голос вашего сердца? Если вы сможете услышать голос своего сердца за бурей общественного и мирового мнения, все будет хорошо. Но это ваша задача, сэр, а не моя. — Венти вздохнул, на миг отвернулся, и добавил: — А что касается моей службы и выхода на пенсию, то я за них не переживаю. Я все равно навеки останусь в истории как человек, бывший председателем во время самой большой встряски во всей военной истории США.

— По крайней мере, ты за меня, — сказал Торн. Венти продолжал по-уставному смотреть на своего главнокомандующего, даже после того, как президент ему подмигнул. Затем президент повернулся к госсекретарю Эдварду Кершвелю.

— Ладно, Эд, я вижу, у тебя на меня зуб. Ну что, давай, стреляй.

— Сэр, вы знаете, что я думаю об этом плане, — зловеще сказал Кершвель. В отличие от Гоффа и большей части администрации Торна, Эдвард Кершвель, бывший посол в России, сделавший карьеру в Госдепартаменте во времена Мартиндэйла, не был его близким другом. Но президент настаивал на прямом и открытом диалоге между своими подчиненными, и Кершвель сразу же ясно дал понять, что будет пользоваться этим по полной.

— Я опасаюсь, что этот план подорвет всю структуру нашей внешней политики. Сотни, если не тысячи программ, соглашений и меморандумов о взаимодействии по сотням вопросов, дипломатические соглашения по авиации, разведке и материальному обеспечению, все, что было заключено за несколько десятков лет. Ваш план угрожает полностью разрушить все это.

— То есть мы обязаны следовать этим соглашениям, — сказал президент. — Даже если это вредит нашей стране?

— Все эти соглашения являются договорами, господин президент, — сказал Кершвель. — Расторжение договора в одностороннем порядке имеет последствия — правовые санкции, потеря престижа, потеря доверия, разрыв взаимного сотрудничества. Возможны и более тяжелые последствия.

— Таким образом, я связан соглашениями и обязательствами, которых никогда не давал и не заключал, и никто в Вашингтоне мне этого не объяснил.

— При всем уважении, господин президент, ваша и наша работа заключается в том, чтобы ознакомиться со всеми этими договорами и соглашениями, — настаивал Кершвель. — Именно за этим у нас имеется правительство и бюрократия, чтобы отслеживать все, что нужно знать правительству. Просто взять и сделать — это неверный подход. Вы просто повалите первую кость домино, и они начнут падать одна за другой, и тогда вы уже не сможете это остановить. Вам придется или спешно убирать какие-то костяшки, или перекладывать их по-другому, или как-то укреплять их так, чтобы они не посыпались от любого удара с любого направления.

— Вы забываете о другом пути, Эд: встать из-за стола и пойти домой.

— Тогда никто больше не придет к вам домой, — ответил Кершвель, неохотно начиная играть с неудобным сравнением.

— Я думаю, что придут, — ответил президент. — Потому что когда какой-нибудь хулиган придет, чтобы сбить им все это домино, а они окажутся недостаточно сильны, чтобы остановить его, они придут к нам.

— Итак, вы хотите строить отношения с остальным миром на шантаже? — Спросил Кершвель. — Или по нашему, или идите к черту? Это, с моей точки зрения, не есть слова ответственного руководителя, сэр. При всем уважении. — Было очевидно, что Кершвель выражал очень мало уважения, произнося фразу «при всем уважении».

— Ответственный руководитель начинает с того, что принимает на себя ответственность, и именно это я намерен сделать, — сказал президент. — Я дал американскому народу клятву хранить и защищать конституцию. Я точно знаю, что это значит.

— Господин президент, я не ставлю под сомнение ваши мотивы или вашу искренность, иначе я бы никогда не согласиться работать в вашем кабинете министров, — сказал Кершвель. — Я просто пытаюсь донести до вас и вашего правительства то, что случиться в случае принятия этого плана. Множество стран, учреждений и отдельных людей по всему миру обязаны своим образом жизни — и, возможно, самому своему существованию — защитой мира и безопасности Соединенными Штатами Америки. То, что вы предлагаете, просто смоет это все. Это может спровоцировать волновой эффект, который смоет весь мир.