Воитель

— Но такая договоренность была, так как другие участники шли в бой на средних мехах. О том, что одним из противников будет такой же, как у моего испытуемого, мех, речи не было. К тому же пилот, им управлявший, был уже не испытуемым, а воителем!

Старая добрая традиция — превратить Испытание, которое должны были проходить молодые воители, в самый настоящий фарс и политические игры.

Я прекрасно знал, почему отец не хочет, чтобы Коннор получил титул рыцаря. Коннор был третьим сыном. Наследство ему не светило, а вот получив титул рыцаря, он вполне мог участвовать в сражениях за право владения, в которых в качестве трофея мог получить землю. Или же рыцарь имел право бросить вызов любому лорду манора и в случае победы получить владение. Я знал, что у дома Штерн давняя вражда с соседями, домом Кракалис. Вполне возможно, что, заполучив титул рыцаря, Коннор сразу же отправится к барону Кракалису и бросит ему вызов. А моему отцу это было не выгодно, ведь барон Кракалис — это его торговый партнер во многих направлениях.

— Лорд сказал свое слово, — заявил главный судья, — испытуемый Коннор Штерн…

— Я протестую!

Судья сбился и удивленно уставился на меня, а до меня самого далеко не сразу дошло, что именно я его перебил.

— Испытуемый Лэнгрин! Вы что-то хотите сказать?

— Я протестую! — повторил я. — Вторым противником Коннора Штерна был я. Первый его противник был равным ему по силе. Когда же я сражался с испытуемым Коннором, его мех был сильно поврежден.

— Это не относится к…

— Вы учли, что испытуемый Сардр Крад сражался без главного калибра, дали ему поблажку, учли, какой урон нанес испытуемый Акорион Аномикай. Так почему в случае с испытуемым Коннором Штерном вы не учитываете эти факты? Его мех, когда вступил в сражение со мной, потерял обе руки, лишился основного оружия, был сильно поврежден и тем не менее победил. Почему вы преуменьшаете его победу?

Воцарилось молчание. Я видел, что отец смотрит на меня с неприкрытой злобой, но мне было плевать: как он со мной, так и я с ним.

Совершенно растерявшийся судья бросил быстрый взгляд на моего отца. Тот еле заметно кивнул ему.

— Эм…в свете открывшихся деталей, а также сделанных испытуемым Лэнгрином заявлений судьи вынуждены взять паузу, — промямлил главный судья.

Похоже, они тянули время, чтобы граф, мой отец, им подсказал, какое решение принять.

Я мысленно поморщился. Раньше я с замиранием сердца следил за тем, что происходит на арене во время Испытаний, а дальнейшее решение судей было чем-то вроде констатации факта. С их выводами редко когда можно было поспорить, но то, что происходит сегодня, уже за гранью.

Похоже, судьи получили рекомендации от моего отца и начали объявлять свои решения.

— Судьи голосуют по вопросу получения испытуемым Коннором Штерном титула рыцаря…

— За…

— Против…

— За…

— Против…

— За!

— Три голоса за присвоение титула рыцаря испытуемому Коннору Штерну, — главный судья бросил вопросительный взгляд в сторону моего отца. Лорд сидел на своем троне, будто каменное изваяние.

— Испытуемый Коннор Штерн! — возгласил главный судья. — Вы прошли испытание и доказали, что достойны звания воителя. За уничтожение двух противников во время испытания вам присваивается титул рыцаря. Воители! Дайте свою клятву лорду и империи!

Айза и Сардр, на лице которого так и осталось недовольное выражение, сделали несколько шагов назад, слившись с толпой, ну а я, Коннор и Акорион опустились на одно колено.

— Испытуемый Акорион! — объявил главный судья.

Не поднимаясь с колена, Акорион громко начал:

— Я, Акорион Аномикай, клянусь в верности империи. Клянусь быть воителем, стоящим на страже ее границ, быть примером и защитником для ее граждан. Славься, империя!

— Мы — это империя! — крикнул главный судья.

— Империя — это мы, — вторила ему толпа.

— Встань, воитель Акорион, — приказал ему отец, — и ответь, готов ли ты защищать графство Тирр, признаешь ли ты меня своим сюзереном?

— Да, мой лорд, — Акорион склонил голову.

— Да будет так! — объявил отец.

— Испытуемый Коннор Штерн! — объявил главный судья.

С Коннором произошло все то же самое, но помимо этого отец сошел с трона, провел церемонию возведения его в рыцари.

Теперь настала моя очередь.

— Испытуемый Лэнгрин Азолай Тирр! — объявил главный судья.

Я, все еще стоя на одном колене, произнес текст клятвы: «Я, Лэнгрин Азолай Тирр, клянусь в верности империи. Клянусь быть воителем, стоящим на страже ее границ, быть примером и защитником для ее граждан. Славься, империя!»

— Мы — это империя! — выкрикнул главный судья.

— Империя — это мы, — в который раз ответила ему толпа.

— Встань, воитель Лэнгрин Азолай Тирр, — послышался голос отца, — и ответь, готов ли ты защищать графство Тирр, признаешь ли ты меня своим сюзереном?

— Да, мой лорд, — я склонил голову.

— Да будет так! — сказал отец, и я поднялся с колен.

И в этот момент наступила тишина.

Я как никто другой знал, в чем дело. Согласно традициям, я именно сейчас, получив звание и произнеся свою клятву воителя, должен был заявить о намерении стать асессором. Но в ушах все еще звенел голос матери, сказавшей мне быть собой и ничего не бояться. И я не боялся.

А еще она сказала, что моя судьба в моих руках. А раз так — решение принимать мне.

Клятва асессора для второго сына — это традиция, но вовсе не обязанность, и заставить меня дать ее не мог никто.

А делать это добровольно я не собирался. Я стоял и глядел в глаза отца, которые уже начинали метать молнии.

Пауза весьма затянулась, и я услышал позади злобный голос брата: «Клятва! Клятва, дубина!»

Я еле заметно ухмыльнулся. Меня так и подмывало ответить что-то вроде: «Тебе надо — ты и давай клятвы!», но я, естественно, сдержался.

Растерявшийся главный судья, так и не дождавшийся от меня клятвы, решил больше не тянуть и объявил день Испытаний завершенным.

Я развернулся к толпе, которая бросилась поздравлять новоиспеченных воителей и рыцаря.

— Ну что же ты, племянник… — огорченно выдохнул дядя и сокрушенно покачал головой.

— Забыл, — весело ответил я.

— Да как же об этом можно было забыть? — продолжал сокрушаться дядя. — Ничего, через месяц будет праздник Золотых листьев, и тогда ты…

Но я его не слушал, я глядел на свою мать, которая улыбалась мне.

Она пошевелила губами и, хоть была далеко, хоть я не мог ее услышать, но прочитал по губам: «Будь собой».