Вокруг Света 1996 №11
Шрифт:
А луна перебиралась с корабля на корабль, а потом и вовсе ушла на тот берег, к другим кораблям, покачаться на мачтах, небо стало светлеть, и слышно было, как о чем-то шепчутся волны у гранитных стен Невы...
Дмитрий Демин Фото автора
Жизнь под знаком Океана
Юбилейное погружение, которым Жан-Мишель решил отметить пятидесятилетие своей подводной биографии, имело символическое значение. Жан-Мишель привез друзей на острова Трук (Каролинские острова в Тихом океане), где в год его первого спуска под воду, 17 и 18 февраля 1944 года, американская авиация потопила японские суда, груженные оружием и боеприпасами. Судно «Ниппо Мару» лежало на 40-метровой глубине, почти прямо, оно
Родившийся чуть ли не на борту «Калипсо», Жан-Мишель Кусто не мог не заниматься подводным плаванием. Однако он попытался от него уйти. Но, став архитектором, мечтал о домах... на морском дне.
Начиная с первого погружения, он хорошо помнит свое желание говорить под водой. Помнит и остроносую лодку тулонского рыбака, на которой впервые, в семь лет, нанес семейный визит глубинам Средиземного моря. Как другие учатся ездить на лошади или играть в теннис, так старший сын семьи Кусто проводит уик-энды после войны в автономном скафандре среди рыб. Его отец, будучи еще капитаном корвета морского флота Франции, уже начал строить свою легенду, занявшись реставрацией военного судна — «Калипсо». «Мы проводили наши отпуска там, где бросала в это время якорь «Калипсо», в Красном море, в Тихом океане или в любом другом месте. Это казалось нам нормальным», — вспоминал Жан-Мишель. Нормальным было в тринадцать лет лететь самолетом в Аравию, неся ответственность за младшего брата Филиппа и за груз, который надо было уберечь от притязаний таможенников в Джедде. Нормальным было проводить дни в обществе знаменитых ученых и погружаться с ними в морские глубины. Нормальным было видеть, как в кают-компании родного корабля вручался голливудский «Оскар» и «Золотая пальмовая ветвь» фестиваля в Каннах за фильм «Мир тишины», снятый Жак-Ивом Кусто и Луи Маллем. «Нет, тогда я понял, что происходит что-то особенное», — признается Жан-Мишель впоследствии.
Большую семью «Калипсо» объединяла Симона Кусто, скончавшаяся пять лет назад. Жан-Мишель всегда говорит о матери с волнением. «На Амазонке она не ступала на землю в течение десяти месяцев; она дольше всех оставалась на корабле. Он был для нее и домом, и смыслом существования». Первая французская ныряльщица, Симона была женщиной с твердым характером и в то же время сохраняла сдержанность при всех обстоятельствах, до конца скрывая от всех свою неизлечимую болезнь.
Чтобы строить дома и даже города на больших глубинах, Жан-Мишель не только получил диплом архитектора, но и прошел стажировку на судостроительных верфях Сен-Назера с архитектором пакетбота «Франс». Он унаследовал от отца голубые глаза цвета лагуны, где так легко нырять, и упорство в разработке своих идей. Он долго занимался своим проектом Атлантиды, но в конце концов от него отказался: «Зачем лишать себя добровольно дневного света и усложнять общение людей между собой?»
Позже, независимо от судьбы этого проекта, море всегда было рядом с ним, морская тишина была фоном его жизни. «Под водой учишься смотреть, узнавать окружающий мир и уважать его», — говорил он. Экология всегда была на первом месте в жизненной программе архитектора; будучи активным ее поборником, он преподавал этот предмет в двух американских университетах и был пропагандистом экологических знаний по всем Соединенным Штатам. Его лекции были похожи на проповедь: «Экология не должна иметь ничего общего с политикой, поскольку она касается благополучия всего человечества, без деления его на правых и левых. В море мы ведем себя, как банда охотников. Океаны для нас — ничейная территория, где все позволено, вплоть до разрушения естественных ресурсов. Океан в опасности!»
Жан-Мишель говорит, как и плавает, — уважая свое окружение. Но и хорошему оратору нужна подпитка. И он неизменно возвращается на палубу «Калипсо», как будто их связывает незримая пуповина. Снова и снова позволяет он океану поймать себя. И снова — воздушный баллон за спиной и комбинезон ныряльщика, который будто приклеен к его коже, скрываясь время от времени под цивильным костюмом. И так будет всегда.
Жан-Мишель плавал под водой во всех морях мира, от Аляски до мыса Горн. Если к числу «лучших воспоминаний» он относит девять часов, проведенные с дельфинами, своими любимыми животными, то во время жестоких игр с акулами он
навсегда запомнил грот, который едва не стал его могилой: «Мой баллон с запасом воздуха случайно открылся, и я не смог дышать. Приемы быстрого всплытия доказали в этот момент всю свою эффективность». Жан-Мишель признается: «Мне не хватило бы десяти жизней, чтобы увидеть все скрытые под водой красоты. Даже два погружения в одном и том же месте никогда не бывают одинаковыми. Подводная жизнь очень напряженная, обстановка постоянно меняется...»Будучи в постоянном движении, не способный плыть по течению, Жан-Мишель решил посвятить свои «последние пятнадцать деятельных лет» пробуждению интереса молодежи к окружающей среде. «Сегодня дети не умеют мечтать, — сокрушается он, — их занимают наркотики, алкоголь или насилие. Это несправедливо, и, чтобы исправить положение, надо подойти к ним с доверием». Втянувшись в борьбу, от которой он никогда не мог уклониться, убежденный, что взрослые чаще бывают озабочены выгодой, чем экологией, Жан-Мишель взял на себя роль учителя, производителя грез для подростков. Он создает образовательную программу по прикладной экологии, снимает телевизионные сериалы, где действуют молодые люди, которым хочется подражать. Кино давно стало для Жан-Мишеля профессией.
Он создает собственную фирму, цель которой — привить молодежи любовь к морю. Вместо «Калипсо», одиноко бороздившей океаны, десять судов, оснащенных оборудованием для подводного плавания, ждут его и его учеников в разных местах земного шара. «Ныряльщики — это подводные глаза человечества. Чем больше людей будет плавать под водой, тем больше шансов защитить море» — вот девиз Жана-Мишеля.
С годами его лицо все больше и больше становится похожим на лицо отца, а его работа под водой — на выполнение завещания. Этот гуманист с бородой цвета перца с солью не жалеет трудов, чтобы заразить мечтами своей юности нынешнее поколение. Он хочет, чтобы у каждого была своя собственная «Калипсо».
По материалам журнала «Grands reportages» подготовила Г.Старостина
Восхождение на Джаю
В октябре прошлого года экспедиция российских альпинистов впервые достигла высшей точки Австралии и Океании — вершины Джая, или пика Карстенс (5029 метров), расположенной на острове Новая Гвинея. Восхождение проходило в плохую погоду, в условиях ограниченной видимости и, кроме того... при роковом стечении обстоятельств. Наши спортсмены спасли жизнь индонезийскому альпинисту, который едва не замерз неподалеку от вершины, — двое его товарищей погибли...
Тех, кто хочет взглянуть на Океанию с высоты поднебесной горной вершины, немного, но такие люди все же есть. В среднем 100 человек в год поднимаются на Джаю. Для сравнения заметим, что на высшую точку Африки, вулкан Килиманджаро, восходят до 2000 человек в месяц.
Наша экспедиция на Новую Гвинею была продолжением программы «Семь вершин», организованной экспедиционным центром «Риск» при поддержке Мост-банка. За два предыдущих года мы побывали на Эльбрусе, Мак-Кинли, Килиманджаро. Теперь нас ждала Джая...
Путь к этой вершине лежит через непролазные джунгли. А начинается он из столицы индонезийской части Новой Гвинеи — Джаяпуры, вернее, прямо из местного аэропорта, построенного в национальном стиле, в виде трех остроконечных папуасских хижин. До города далеко. К нему, вдоль океанского побережья, ведет хорошее шоссе. Неподалеку от берега, в море, виднеются рыбацкие деревушки: дома стоят на воде — на сваях, к которым привязаны лодки.
Хочется задержаться и на берегу, в рыбацких деревушках, и в тропическом городе Джаяпура, но дорога зовет дальше, в глубь острова — и вот уже самолетик местной авиакомпании уносит нас в таинственное место, которое на подробных картах обозначено маленьким кружком с названием Илага.
Добирались мы до подножия Джаи, чтобы взойти на нее, непросто. Труднопроходимые джунгли, частый холодный дождь (и это в тропиках!), каменные лабиринты, неожиданные провалы-воронки в земле... Однако носильщики, почти раздетые и босые, шли легко и просто.
Если употреблять российскую терминологию, Илага — это небольшой уездный городок. Мужчины здесь ходят абсолютно голыми. Исключение составляет деревянная трубочка «катека», которой прикрывается «мужское достоинство». Порой «катека» бывает внушительных размеров, и в ней остается достаточно места, чтобы складывать туда мелкие предметы. Вещи еще носят в маленьких плетеных сумочках или засовывают под подвязки на руках. Женщины во всем мире одинаковы. Вот и здесь их сумки намного больше мужских. Они похожи на наши, русские авоськи, только носят их не в руках, а на голове.