Воланд де Морт

Вода уже заливала мне глаза, и видно было плохо, как через мутное стекло. Дальше я действовал практически интуитивно, по памяти стараясь накинуть тросик на рычаг, потому что видеть я его уже практически не мог.

Где-то рядом в это время раздался и тут же захлебнулся крик Маши.

Мне показалось, что я достал! Дёрнув рукой в сторону, я постарался накинуть тросик на рычаг. Получилось? Не знаю, но второго шанса всё равно у меня уже не будет.

Что есть сил, я дёрнул тросик вниз.

Сквозь воду я услышал, как что-то щёлкнуло, а потом не увидел, а как будто почувствовал, что люка на месте больше нет. Нащупав под водой Машу, я схватил её за волосы и рванул в сторону места, где должен быть выход наружу, после чего и сам устремился туда.

Мы вынырнули одновременно, откашливаясь и отфыркиваясь от воды, которой успели нахлебаться.

Как только мы вынырнули, наверху зажёгся свет. Я краем глаза увидел, что решетчатая крышка люка стоит вертикально. Её поднял какой-то механизм, как только я дёрнул за рычаг. Рычаг сейчас был опущен вниз, тросик с него благополучно соскочил и выскользнул вниз сквозь прутья решётки.

Маша, откашлявшись, подплыла ко мне, обхватила мою шею рукой и чмокнула в щёку, после чего ухватилась за край решётки и вскарабкалась на неё. Решётку сверху покрывала вода сантиметров на десять, но у меня было ощущение, что она перестала пребывать. Всё, нужный уровень был достигнут.

— Я запомнил, что ты мне обещала, когда умоляла найти выход, — сказал я, выбираясь на решётку рядом с Машей.

— Не бери в голову, я была в состоянии аффекта, — отмахнулась она.

13. Немного математики

— Это какой-то грёбаный «Форт Боярд»! — пробормотал я.

— Чего? — не поняла Маша.

— Не бери в голову, я просто нахожусь в состоянии аффекта, — бросил я ей через плечо и направился к единственному выходу.

Идти пришлось по залитой водой решётке, так что нужно было очень аккуратно ставить ноги, чтобы они не проваливались в дырки.

Маша была вынуждена пойти за мной, ведь соединяющий тросик никуда не делся. Однако она не спешила и держалась максимально далеко, насколько это было возможно. Видимо, чтобы, если вдруг что-то произойдёт, не попасть под первый удар, а предоставить эту возможность мне.

Проход в стене, через небольшой коридор привёл меня в квадратную комнату с высоким потолком. Наверху было несколько старых ламп дневного света, которые нещадно мигали, с одной стороны, создавая дискомфорт для глаз, а с другой — нагнетали атмосферу напряжения и опасности. В общем, непонятно, просто старые лампы сбоили, или это спецэффект такой.

Прямо напротив того места, где я вошёл, было два выхода. И оба они были обрамлены чем-то вроде старых рамок металлодетектора, какие раньше ставили на входах. На одной рамке, той, что слева, сверху краской было намалёвано: «+5%», а на той, что справа: «-5%». Что это означало, понять без подсказки было невозможно.

Маша меня, наконец, догнала и остановилась рядом.

Ходить в мокрой одежде было неприятно, поэтому я начал раздеваться, чтобы отжать вещи и хоть немного ускорить их высыхание. Начал с куртки, это было легко. А вот футболка, после того как я стянул её через голову, оказалась надета на тросик, и пришлось выжимать её прямо на нём.

Понаблюдав за мной некоторое время, Маша, ничуть не смущаясь, тоже начала раздеваться и отжимать одежду. И это был верный выбор. В таких ситуациях не до деликатности. Лучше сухая одежда, чем игра в приличия и стеснение.

— Как думаешь, сколько времени пройдёт, прежде чем нас начнут выдавливать и из этой комнаты, — спросила она одеваясь.

— Спроси у режиссёра, — ответил я.

— Я бы спросила, да вот только как? — сказала Маша.

— Ну, если они за нами наблюдают, то наверняка тебя услышат, — пожал я плечами.

— И увидят! — с вызовом сказала она, обращаясь к возможным наблюдателям и тем самым упрекая их в том, что они подглядывают.

Одевшись, мы некоторое время рассматривали рамки.

— Что это значит? — наконец спросила меня Маша, не выдержав больше молчания.

— Понятия не имею, — честно признался я.

— А гипотезы? — не отставала она.

— Ну не знаю… — я задумался, — может быть, за прохождение уровней нам дают очки, и в зависимости от того, какой вход мы выберем, то будем зарабатывать больше или меньше этих самых очков.

— Не то, — качнула головой Маша, — ещё есть предположения?

— Ты погоди отметать-то, правильный ответ мы ведь всё равно не знаем, и то, что тебе версия не нравится, вовсе не означает, что она ошибочная, — сказал я.

— Так есть ещё варианты? — спросила Маша.

— Может быть, это сложность маршрута? — предположил я, — там чуть сложнее, а там чуть легче, а?

— Тоже сомневаюсь, — сказала Маша, — если нас предупреждают о сложности, то ведь логично же, если мы всегда будем выбирать самый лёгкий путь. Так в чём смысл?

— Как я уже тебе и говорил, понятия не имею! — сказал я.

— Так куда пойдём? — спросила Маша, — или будем ждать, пока нас отсюда начнут выдавливать?

— Думаю, что ждать смысла никакого нет, — сказал я, — а куда идти, я не знаю. Можно пойти в любой проход наугад. Раз нет рабочей гипотезы, то и смысла выбирать нет.

— Можем пойти в разные и посмотреть, что будет, — сказала, пожав плечами, Маша.

— Да? А это ты куда денешь? — я приподнял рукой соединяющий нас тросик.

— Тьфу ты! — раздражённо сказала Маша, — всё время про него стараюсь забыть. Да, придётся и дальше терпеть друг друга.

— Вот она благодарность за спасение! — усмехнулся я.

— Пойдём туда, где минус, — сказала Маша, — вдруг там правда будет легче.

— Сомневаюсь, — сказал я, — как только ты предложила идти на минус, мне сразу захотелось пойти туда, где плюс. Пойдём на плюс!

— А я хочу туда, где минус! — упрямо сказала Маша, — и попробуй меня заставить идти на свой дурацкий плюс!

Я шагнул к ней, подхватил за талию и под мышкой понёс в сторону рамки с плюсом. Да, Маша сейчас, без своих способностей, превратилась в обычную миниатюрную девчонку, с которой мне справиться было не так уж сложно. Однако если бы она захотела, то могла бы оказать мне гораздо более серьёзное сопротивление. Она же, лишь слегка для видимости побрыкалась и позволила нести её дальше. Всё это получилось не спором, а какой-то игрой, небольшим дурачеством. Возможно потому, что мы всё равно чувствовали, что на нас смотрят, и невольно начинали играть на публику.