Волчьи ягоды

— В смысле, держишь?

— Сегодня блатные на них наехали. Куда они пошли? Ко мне. Сначала один пришел поплакаться, потом другой…

— Блатные наехали?

— Тебе это знать необязательно, — осеклась Карина. — Тебя это не касается.

— Хочешь сказать, что братва обращается к тебе за советом?

— И за советом, и за ценными указаниями. Они мне подчиняются, — слегка преувеличила Карина.

— Если так, то ты самая крутая в поселке, — с сомнением посмотрел на нее Антон.

— Первый парень на деревне…

— Но ты же не парень.

— Ну почему же? Когда на пустырях махалась, парнем была. И когда таксистов строила…Ты помнишь урода, который на меня на станции наехал? Избила я его потом, очень сильно избила. А таксисты нам теперь платят. И таксисты, и торгаши на барахолке, и с «видюшников» копейка капает… Вот и скажи мне, кто я — баба или мужик?

— Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик, — сдавленно улыбнулся Антон.

— Вот-вот…

— Я даже не знаю, как мне быть, — озадачился он. — Если ты мужик, то я кто?

— Не забивайся. — Карина сама придумала эту игру, и раз уж Антон ее поддержал, то в самый раз распускать паруса. — Ты очень классный парень. И ты мне нравишься… Я еще никогда никого не добивалась сама. Всегда добивались меня. Не веришь?

— Верю, — не задумываясь, ответил он. — Ты красивая. Такие женщины нравятся мужчинам. Думаешь, почему я тогда, на станции, вступился за тебя?

— Э-э, ну да, ты вступился… А я послала тебя далеко-далеко. Невежливо… Извини.

— За что? За то, что послала?

— Да нет, за то, что веду себя как дура… Просто ты нравишься мне. Очень нравишься…

— Ты правда ведешь себя глупо, — совсем не оскорбительно улыбнулся Антон. — Но мне нравится, как ты себя ведешь. И сама ты мне нравишься… — И вдруг привлек ее к себе и поцеловал в губы.

Карина не смогла его оттолкнуть. Голова вдруг пошла кругом, как будто через этот поцелуй в кровь впитался сразу литр вина. Руки и ноги приятно онемели, нервы томительно завибрировали, низ живота налился волнительной тяжестью. Где-то внутри образовался горячий вакуум, который заполнить мог только Антон…

А он не торопился, распаляя в ней страсть. Руки у него ласковые, нежные и вместе с тем сильные, уверенные. Она готова была умереть в жарких объятиях Антона, если он вдруг остановится. Но он не останавливался. В момент кульминации из груди ее вырвался громкий протяжный стон. И плевать, если его услышит вся улица. Это совсем не стыдно — принимать в себя желанного мужчину. Единственного желанного мужчину. Другого больше не будет, Карина точно знала это…

Глава 9

Когда они сидели на кухне — Антон вдруг захотел есть, сам себе сделал омлет и сейчас с аппетитом уминал его, — Карина, с нежностью глядя на него, неожиданно произнесла:

— Зря ты это сделал.

— Что сделал? — не понял он.

— Совратил меня… Теперь ты обязан на мне жениться.

— Это интересно, — иронично усмехнулся Антон.

— Ты можешь бросить свою Аньку. Но меня бросить не можешь.

— Почему?

— Потому что я тебя убью.

— Ты это серьезно?

— Серьезней не бывает. Я тебя люблю. И требую к себе того же.

— Требуешь?

— Требую.

— Мужчину нельзя удержать силой, — покачал он головой.

— Можно. Если очень любишь, то можно… А ты что, собираешься от меня удрать?

— Ты же мафия, ты же из-под земли достанешь, — вроде бы в шутку, но с серьезным выражением лица ответил Антон.

— Достану.

— Спасибо.

— За что? — удивилась Карина.

— Пока еще не за что… Я сам хочу, чтобы кто-нибудь меня удержал. Надоело болтаться от берега к берегу… Знаешь, как в песне: «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». И со мной та же песня, в том смысле, что удержать меня не трудно…

— Ты сам удерживаться рад?

— Что-то в этом роде… Надеюсь, на цепь ты меня не посадишь?

— Нет… Ты правда останешься со мной?

— Ну, если ты настаиваешь…

— А если бы не настаивала?

— Ешь! — Антон провел вилкой над ее половиной сковородки.

— Сейчас, только докурю… Э-э, тебе дым не мешает? — спохватилась она.

— Мешает. Но я привык. В камере всегда так накурено, что хоть топор вешай.

— В камере? В какой камере?

— В тюремной, — как о чем-то само собой разумеющемся, ответил он.

— Ты что, сидел?

— Да, четыре года отмотал…

— За что?!

— За кражу. Хату выставил.

— Хату?!. Выставил?!. Ты что, серьезно?

— Абсолютно!

— Четыре года?.. За кражу?.. По тебе не скажешь… И татуировок у тебя нет…

— Татуировки «блатняк» выкалывает, а я просто вором был. Мне особые приметы не нужны.

— Вором был?

— Да, квартиры чистил.

— Зачем?

— Деньги нужны были.

— А институт? Это что, липа?

— Почему липа? Отсидел, поступил, осенью четвертый курс начну.

— А сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

— Я тебе не верю.

— Почему?

— Не выглядишь ты на двадцать шесть, намного моложе кажешься. А если ты сидел, то не можешь выглядеть моложе своих лет. Не похож ты на уголовника…

— А это каждый сам для себя решает, быть ему похожим на уголовника или нет. Я решил, что мне это не нужно. Я работаю тонко, мне уголовный антураж ни к чему.

— Ты работаешь?

— Да, иногда. Редко, но метко. Без жаргона и татуировок, — снисходительно улыбнулся Антон.

— А институт зачем?

— А что мне, по-твоему, по «малинам» шататься? Мне это неинтересно. Мне больше нормальная жизнь нравится.

— А блатным быть — это не нормально?

— Блатной блатному рознь. Есть люди, а есть «бакланы». «Бакланов» больше. Эти крыльями по жизни машут, а на выходе — одно дерьмо. Бывает, что и реальные люди ведут себя как «бакланы», но это их проблемы, меня они не касаются. Я живу как живу. С мамой живу, учусь, решаю проблемы с финансами.

— Точно с мамой живешь?