Волчьи ягоды

— Проблемы у нее со здоровьем. Лекарства дорогие нужны… Только не подумай, что я из-за этого воровать начал. Я тогда с отцом жил, с пацаном одним познакомился. Я в четырнадцать лет маленьким был, в любую форточку залезть мог. Сначала через форточки, потом все остальное… А в шестнадцать лет меня с поличным взяли. Следствие, суд, этап, все такое. Сначала «малолетка», потом на взрослую зону отправили… Вышел, вернулся домой, а отца уже нет, квартиру забрали. Мама к себе позвала… У нас с ней не все гладко было, но все-таки она мне мать… Вот и в институт поступил…

— С судимостью?

— Ну, если очень захотеть, то можно и с судимостью… Я ведь в школе отличником был. Меня даже за «ботаника» держали…

— Обижали?

— Нет. Не знаю почему, но я умею находить язык с людьми, — без всякого хвастовства сказал Антон.

— Верю… Не простой ты. С виду простой, а есть в тебе что-то такое… — Раз Антон затронул воровскую тему, Карина не могла удержаться от вопроса: — Ты Сухаря знаешь?

— Не знаю такого, — покачал головой Антон.

— Он за Подвойском «смотрит».

— Про Подвойск знаю, а про Сухаря — нет… Чего он хочет?

— «Общак» у него, хочет, чтобы мы туда отстегивали.

— «Общак» не у него, а у тех, кто его на Подвойск поставил… А может, и свой «общак» быть, если он сам себя на район поставил. Такое бывает. Тут главное — реальный авторитет. И еще смотреть надо, куда деньги уходят. Если на «обогрев» лагерей, тогда все правильно, если чисто на себя, то это уже крысятничество, за это убивают…

— А кто смотреть за этим будет?

— Ну, те, кто его на Подвойск поставил. Вряд ли он сам по себе. Хотя всякое может быть.

— Куда, говоришь, деньги уходят?

— На «обогрев» лагерных зон. Или просто на «грев».

— Ну да, — усмехнулась Карина.

— Зря ты улыбаешься, — с упреком посмотрел на нее Антон. — На самом деле все очень серьезно.

— Не верю я в доброту воров.

— Это не доброта, это инстинкт самосохранения. Если у воров не будет влияния в зонах, то и здесь, на воле, у них не будет власти. А власть на воле — это деньги. Большие деньги. Такой вот замкнутый круг. На воле деньги зарабатываются, чтобы удержать власть в зоне…

— А без денег никак?

— Что бы кто чего ни говорил, а реальная власть в зоне у ментов. Если ментов не подмазывать, они быстро воровскую вольницу свернут. И никакие бунты не помогут, потому что зэков на бунт без подогрева не поднять. Водка для этого нужна, наркота… Есть воры, которые могут поднять все на авторитете, но таких мало. В основном все на деньгах держится — ментов подмазать, себя потешить. Настоящий вор должен жить кучеряво, ну, в пределах закона. Воровского закона. Там все строго, но развернуться можно… Ну и мужиков иногда подкормить надо, чтобы с голоду не пухли. Бывает и такое, что пайку так срежут, что хоть зубы на полку. А еще мужикам подмазывать надо, чтобы они за воров план давали. Настоящему вору работать нельзя, а не всякий мужик за него пахать захочет… В общем, деньги на «обогрев» зоны нужны. Да и на воле деньги нужны, братву кормить надо. Опять же, если кого-то из своих закрыли, ему в зоне помогут. На те самые «шиши» и помогут, которые с вас хотят снять. И если вы отстегивать будете, вас тоже не забудут. Не думаю, что Сухарь «греть» вас будет, но на зоне, если вдруг попадетесь, отношение к вам нормальное будет. А то можно ведь и свинью подложить: объявят вас суками, и все, никакой жизни. Насчет женской зоны не знаю, а в мужской пацанов конкретно опустят…

— А кто на зону собирается?

— Так никто и не даст вам собраться. Придут, возьмут под белы рученьки, и привет… Или за вами нет никакой вины?

— Ну, вина, может, и есть, только у нас все схвачено.

— Да, знал я одного такого, — с мрачной иронией усмехнулся Антон. — Тоже так говорил, пока на десять лет не закрыли… Да я и сам в свое время думал, что со мной такого никогда не будет. Так в этом себя уверил, что страх потерял… От тюрьмы не зарекайся.

— Я не хочу в тюрьму.

— Тогда завязывай со своими делами.

— А если мне интересно заниматься своими делами? Если я не могу жить без риска?

— Я тебя понимаю, — кивнул Антон. — Сам люблю пощекотать нервы.

— Поэтому выставляешь хаты?

— Я все сказал. Больше ничего по этой теме не добавлю.

— И не надо ничего говорить. Если ты этим щекочешь себе нервы, пожалуйста. Но если кобелировать будешь…

— То что? — жестко глянул на Карину Антон.

Никогда он еще на нее так не смотрел. Но именно поэтому она не растаяла под его взглядом, как раз наоборот.

— Я понимаю, ты при делах, срок мотал, все такое. Только я на это не посмотрю. Изменишь мне — останешься без яиц, — сказала, как отрезала, она.

— А если ты мне изменишь?

— За это даже не беспокойся.

— Ты уверена?

— Абсолютно… Да и не с кем тебе изменять.

— А твой Шах? И этот, как его, Косолап…

— У вас «петухов» на зоне уважали?

— А сама как думаешь?

— Знаю, что нет… Если Шах «топтать» меня будет, он будет меня уважать как своего босса?

— Как женщину — да, а как босса… Не будет он тебя как босса воспринимать.

— Ну, я еще не совсем его босс… — замялась Карина. — Мне проблему с Сухарем решить надо. Если решу, все будет на мази, все, как я задумала…

— Что ты задумала?

— Поселок моим будет. Со всеми потрохами.

— Тебе это надо?

— Очень!

— А я думаю, что не надо. И с Сухарем не надо ничего решать. Надо платить. Он много не просит.

— Тридцать процентов — это не много?

— Тридцать процентов?! — удивился Антон. — Это много… Цеховики ворам десять процентов отстегивать должны. Есть такое соглашение между ворами и цеховиками. Но вы же не цеховики, вы — братва. Какая-никакая, а братва… И стволы, наверное, есть?

— Откуда ты знаешь? — вдруг встрепенулась Карина.

— Я ничего про стволы не знаю, — покачал головой Антон.

— Я не про стволы, я вообще…

Определенно, в этом парне было что-то магическое. Ведь он же представлялся ментом, вдруг это действительно так? Может, на вокзале он сказал ей правду, а в ресторане соврал? Может, он нарочно влез к ней в постель, почувствовал ее к себе интерес? А ведь такое запросто могло быть. Он мент, а она тут пузыри перед ним пускает. И про Шаха рассказала, и про Косолапа, и про свои с Сухарем проблемы. Он ей лапши про зону навешал, она уши и развесила, как последняя «лохушка».

— Значит, мама у тебя здесь живет?

— Живет.

— Ну, тогда мы сейчас к ней в гости пойдем… Или нет никакой мамы?

— Доброе утро, моя девочка! — с мягкой издевкой усмехнулся Антон. — А я все ждал, когда ты проснешься… Проснулась, молодец. Только я не мент. И мама у меня здесь, на пятом этаже, живет… Если не веришь, мы можем сходить к ней… Или думаешь, что мама подставная?

— А вдруг?

— Не того ты еще полета птица, чтобы перед тобой разыгрывать такой спектакль… Но вдруг станешь?