Волчицы
Шрифт:
— Это очень смелое утверждение, — пробормотал Куприянов. — Откуда такая уверенность?
— Считайте это интуицией, инстинктом, — ответил Тихий. — Доказать я ничего не могу, да и не собираюсь, просто чувствую. Но суть не в этом. Вы слышали волков там в лесу, у стен института?
— Да. Они воют постоянно. Я слышал от местных жителей, что на окраинах люди боятся выходить ночью из дома. Говорят, что волков стало много, как никогда.
— Я тоже это слышал, — кивнул Тихий. — Но ведь волки не выходят из леса?
— Вроде бы нет, — неуверенно ответил Куприянов. — По крайней мере, я не слышал, чтобы кто-либо с ними сталкивался.
— Это они, — произнес Тихий. — Они сдерживают
Куприянов опешил.
— Подождите, подождите… — пробормотал он растерянно.
— У нас нет времени ждать, — жестко оборвал его Тихий. — Соберитесь, профессор, вы мне нужны. Куда подевалась ваша решимость? Вы ведь так хотели вернуть свободу Маше. Очень жаль, что мы опоздали, но сейчас наш долг сделать то же самое для ее ребенка.
— Наверное, вы правы, — согласился Куприянов, печально вздохнув. — Маша очень хотела, чтобы ее сын был свободен. Я видел это в ее глазах, когда она умирала. Но… Все это так неожиданно. Я совсем не думал о таком варианте.
— Ну так самое время подумать.
— Постойте, вы же сами сказали, что они уже здесь. Разве они не могут сами…
Тихий покачал головой.
— Я очень многое понял за последнее время. Сколь ни грозно выглядят эти существа, они не склонны к насилию и всячески избегают контактов с людьми. Их агрессию можно только спровоцировать. Они сознают свою силу и не демонстрируют ее, зная, что это приведет к ненависти с нашей стороны и преследованию их. Их маскировка под людей всего лишь защита от нашего страха, а не охотничья уловка. Они не станут штурмовать институт. Это придется сделать нам. И побыстрее. Как я уже сказал, ребенок что-то значит для них, что-то очень важное. Ведь это мальчик, рожденный от двух оборотней и родившийся волком, он не простой представитель их рода. Сами Маша и ее брат были не совсем обычными оборотнями — в отличие от всех прочих, известных нам, приняв смерть, они сохранили свой истинный облик. Думаю, они породили более совершенное существо. Если ребенок умрет, это может спровоцировать столкновение. Вы не хуже меня знаете, как опасны они в ярости. Ведь неизвестно, сколько их вообще в природе и, как ни глупо это звучит, столкновение может привести к самой настоящей войне двух цивилизаций. Тайна их существования откроется всем и для всех они станут смертельными врагами. В конечном счете их всех истребят, но нетрудно представить, что произойдет до этого.
— Вы рисуете жуткую картину, — поежился Куприянов. — У вас хотя бы есть какой-нибудь определенный план?
— Пока только наметки. Идеально было бы заполучить документы, касающиеся проекта, и представить их в высшие инстанции. Проект несомненно прикроют. Но это займет слишком много времени. Пока высокие комиссии подтвердят факты проверкой, пока то да се… И к тому же я совсем не уверен, что ребенок получит свободу. Либо отправится в мединститут для более гуманных исследований, либо Сабуров, заметая следы, попросту убьет его. Оба варианта неприемлемы.
— Так что же вы предлагаете?
— Из вашего рассказа я понял, что тот охранник оказался рядом с Машей совсем не случайно. И план у него был вполне определенный, хоть и не совсем продуманный. Вот и возьмем за основу этот план. А детали проработаем прямо сейчас.
В отсутствие Куприянова в лаборатории института приступили к очередному испытанию препарата. В просторный светлый бокс двое солдат ввезли Бобренко, прикованного наручниками к поручням каталки.
— Эй, фраера, вы
чего тут затеяли?! — бесновался беглый зек. — Права не имеете!— Варежку заткни, — с угрозой посоветовал Ищеев, сопровождавший пациента. — Ты мне еще судом пригрози.
— Ладно, начальник, будет срок, сочтемся, — злобно пообещал Бобренко.
Сабуров взглянул на Якимовских.
— По крайней мере, этот тип не должен вызывать у вас жалость.
Профессор тяжело вздохнул.
— Может быть, он и порядочный негодяй, но это не умаляет наших с вами собственных преступлений.
— Не забивайте себе голову всякой ерундой, — посоветовал Сабуров. — Просто занимайтесь своим делом.
— Этот человек серьезно болен туберкулезом, — предупредил Якимовских. — Его организм может не выдержать.
— Тем хуже для него, — невозмутимо заметил генерал.
Повернувшись к Василевской, что стояла поодаль вместе с Плотниковым, он спросил:
— Вы проверили работы Куприянова?
— Да, — ответила женщина. — Я уже ознакомила с данными профессора. В изысканиях Куприянова практически нет ничего, что могло бы продвинуть проект, он работает совершенно в другом направлении.
Сабуров перевел взгляд на профессора.
— Это так, — подтвердил Якимовских. — Должен признать, коллега в своих изысканиях более близок к цели, чем мы. Самое верное было бы посвятить его в детали проекта и привлечь к работам.
— Исключено, — живо возразил Сабуров. — Более того, нам придется отказаться от его услуг. Самка сдохла, так что в Куприянове больше нет нужды. Он слишком эмоционален и будет только помехой.
— Я могу его понять, — произнес Якимовских, хмуро глядя на очередного подопытного. — Я и сам уже проклинаю себя за то, что взялся за проект. То, чем мы тут занимаемся, самое настоящее варварство. Борис Васильевич прав, прежде чем приступить к практическим действиям, мы должны как следует изучить этих существ, необходимы сотни сложных тестов. Но вы не даете нам времени.
— Потому, что его нет. От меня требуют результатов и я требую их от вас. Так что давайте прекратим лирику и приступим к делу. Не расслабляйтесь профессор. Вы ученый, а не домохозяйка.
— Как скажете.
Взглянув на ассистентов, закреплявших датчики на теле пациента, Якимовских спросил:
— Все готово?
— Да, можно начинать.
— Вводите препарат.
Один из биологов приблизился к каталке со шприцем в руках.
— Вы чего удумали, суки?! — злобно прохрипел Бобренко. — На иглу меня посадить решили?! Отлезь, гнида!
Не обращая внимания на его брань, доктор умело ввел содержимое шприца в вену подопытному.
— Всех порешу, козлы! — бесновался Бобренко.
Отборнейшие грязные ругательства и угрозы обильным потоком полились на всех присутствующих.
— Лучше было бы усыпить этого ублюдка, — произнес Сабуров. — Как скоро подействует препарат?
— Трудно сказать, — ответил профессор. — Теоретически действие должно начаться в течение пяти минут. А практически… Увидим сами. Приборы покажут любое изменение в его организме. Я же не могу дать никаких гарантий.
— Очень плохо, что не можете, — проворчал генерал. — Надеюсь, когда препарат подействует, он станет не так разговорчив.
Между тем Бобренко действительно умолк. Стиснув зубы, он весь напрягся, словно пытался вырваться из оков.
— Ему больно? — поинтересовался Сабуров, внимательно глядя в искаженное гримасой лицо подопытного.
— Скорее всего, да, — кивнул профессор. — Честно говоря, я бы сейчас совсем не хотел чувствовать то, что чувствует он.
— Ему очень больно, — тихо произнесла Василевская, неотрывно глядя в выпученные глаза Бобренко.