Волчий дурман. Черная луна

Насколько скоро, я боялась даже подумать.

Конечно, я многое слышала об этом процессе и знала, что всё зависит от чистоты крови: чем более ты чистокровный, чем сильнее в тебе кровь, тем сложнее и болезненнее проходит первый переход.

Если ты чистокровный, что переход будет длиться несколько дней, пока не сведет тебя с ума.

Я с содроганием и тихим ужасом вспоминала момент в гимназии, когда у одной из девушек переход начался именно там.

Обычно детей стараются забирать в такой ситуации заранее.

Готовят какое-то тихое место (как правило, где-то в подземных частях домов волколаков), где душераздирающие крики не будут слышны проходящим мимо людям.

В это время оба из родителей круглосуточно находятся рядом со своим ребенком, чтобы облегчить его боль и страх.

Они дают ему свою кровь, потому что свою он потеряет вполовину.

А та девушка почему-то оказалась в гимназии.

Я тогда училась в начальных классах и жила в гимназии всего второй год, но до сих пор не могла забыть, как она кричала, пока не охрипла.

Не могла забыть, как мы за нее молились и не спали несколько ночей, ощущая ее боль и ужас до слез.

«Дайте мне умереть!» — всё, что повторяла бедняжка раз за разом, пока не обессилела от боли и не потеряла сознание.

Кровь стыла в жилах от ее криков.

Но еще страшнее было мне сейчас, потому что я должна была пережить этот момент сама.

Одна.

И справиться со всем… просто выжить.

Вот только в первые несколько часов, которые я провела в городе, стараясь понять, куда же мне идти и что делать дальше, всё еще верила в то, что я настолько сильная и самостоятельная, что смогу справиться со всем сама.

А потом… потом стало ясно, что я в куда большей беде, чем предполагала.

Вслед за деснами стали невыносимо болеть ногти и кости на пальцах рук и ног.

Они должны были деформироваться.

И ломаться.

В моем теле, как и в теле человека, было 206 костей, и каждая из них должна была быть сломана в этот переход.

Каждая должна была измениться, делая из меня волка.

«Это хуже, чем сгореть заживо» — так говорила моя старшая сестра Катрина о своем переходе.

Она никогда не вдавалась в подробности самого процесса, но и без того было ясно, что всё очень тяжело и опасно.

Сначала я думала, что сильнее, чем думаю, и смогу перенести этот процесс, не издав ни звука.

Но когда кости стало адски ломить и в буквальном смысле выворачивать, я взвыла, мало думая о том, что скажут обо мне проходящие мимо люди.

А они оборачивались и смотрели на то, как я согнулась пополам, но не спешили на помощь. Большинство ускоряли шаг, чтобы скорее скрыться из виду.

И в тот момент я думала лишь об одном: я не могу показать свою сущность людям.

Потому что это грозит разоблачением всему роду волколаков!

Лучше умереть!

Квартиры и гостиница отпадали по причине того, что рядом всегда кто-то был и мог услышать.

Нужно было искать место, куда люди не сунутся.

У меня дрожали руки, и холодный пот капельками выступил на бледном лице, когда я остановила проезжавшее мимо свободное такси, неловко ввалившись на заднее сиденье.

Седой мужчина с сухим морщинистым лицом и уставшим взглядом оглянулся на меня и недовольно поджал губы.

— Деньги сразу! — пробухтел он, отчего-то с первого момента испытав ко мне такую неприязнь, что становилось даже обидно.

Разве в людях совсем не осталось сочувствия?

— Вот, возьмите.

Он покосился на мои бледные дрожащие пальцы, но деньги взял.

Почти выхватил, словно я была прокаженной, которую нельзя было касаться.

— Куда тебе?

Было слишком больно, чтобы выяснять, отчего мужчина относился ко мне с такой откровенной ненавистью, видя при этом впервые в жизни, поэтому я слабо отозвалась:

— Куда-нибудь на самую окраину города. Может, есть какие-то места, куда люди редко заглядывают?..

Я считала, что, по меньше мере, подобная просьба должна будет вызвать хотя бы недоумение, если не сказать откровенный шок.

Но нет. Мужчина только кивнул, и машина резко поехала вперед.

— Только не умри по дороге! А то тут камер полно, потом еще затаскают в полицию! Связывайся с вами, наркоманами!

Я даже не сразу сообразила, что он обращается ко мне.

Наркоманы?

Он посчитал меня наркоманкой?

Хотя, видимо, выглядела я настолько плохо, что ни о чем хорошем мужчина просто не мог подумать.

И винить его в этом у меня не было права.

Всё, чего я хотела, — оказаться подальше от людей и принять свою участь.

На споры и попытки доказать, что я лучше, чем он думает, у меня не было совершенно никаких сил и желания.

Машина неслась вперед, а я даже не обращала внимания на дорогу или на то, как иногда на меня косится в зеркальце этот недовольный мужчина, наверняка переживая о том, чтобы я не умерла прямо в его транспортном средстве.

Меня знобило.

Казалось, что тело наливается болью и становится тяжелым и неподъемным, как камень.

Кожу то обжигало огнем, то разливался холод, отчего я стучала зубами, проклиная этот день, который начался так не вовремя и в таком месте, где я быть не должна была.

Если бы меня спросили, сколько именно я ехала, когда машина остановилась, взвизгнув шинами, я едва ли смогла бы ответить.

— Вот. Самое заброшенное и отдаленное место в городе. Выметайся, милочка.

Не было желания благодарить этого человека, но воспитание взяло верх, когда я кивнула ему и с трудом переставила ноги на дорогу из машины, не забыв при этом достать мой рюкзак.

Дверца за мной тут же захлопнулась, и машина унеслась назад, обдав меня пылью и мелкими камнями.

Волчьи боги!

Как же было больно внутри!

Стараясь сохранить трезвый рассудок и максимально ясный ум, я осмотрелась и внимательно принюхалась, уже сейчас отмечая про себя, что обоняние стало куда острее.

Людей поблизости не было.

На много-много километров вокруг.

Но было много крыс, которые принюхивались тоже, чувствуя во мне хищника. Странного для них, но всё же.