Волчий дурман. Черная луна

Вместо этого обнял меня сильнее, прижимая к себе, и выдохнул:

— Попробуй поспать. Тебе нужно будет много сил для первого оборота, маленькая. Ничего не бойся, я буду рядом.

Я попыталась даже улыбнуться в ответ, потому что знала, что он будет рядом.

Теперь он никуда меня не отпустит, а это означало, что, помимо моего папы, брата и дяди, которые были готовы вступить в неравный бой с Дарком ради меня, теперь добавлялся еще и Адам.

Я так отчаянно и яростно стремилась защитить их от себя и этой ситуации и так глупо и безрассудно увеличивала список тех, за кого сердце обливалось кровью от ужаса.

Сон был тяжелый и липкий, словно кровь, которая всё сочилась и сочилась из ран на моем теле, но всё же он был жизненно необходим.

В нем я забывалась и отпускала течение времени, надеясь, что всё это закончится уже очень скоро.

Адам не выпускал меня из своих объятий ни на секунду.

Держал у своего сердца, к стуку которого я прислушивалась, чувствуя какое-то особенное умиротворение.

Я ждала, что он не предаст и не бросит.

А в какой-то момент мне показалось даже, что моего собственного сердца не слышно, пока не осознала, что оно стучит в унисон с сердцем Адама.

Настолько такт в такт, что казалось, будто два наших сердца — это одно целое.

Жаль, что это не могло длиться если не вечно, то как можно дольше, и новая боль пронзила меня настолько резко и остро, что я выгнулась, пронзительно закричав.

— Черт, позвоночник! — ахнул Адам надо мной, побледнев, и вместо того, чтобы сжать в своих крепких горячих руках, неожиданно положил меня на спину на прямой, но совсем не мягкий матрас, измазанный моей кровью.

Я ощущала его эмоции до дрожи на коже!

То, как он метался, видя мою боль. Как он ощущал ее и рвался помочь, но не знал как.

Теперь я знала, что, если бы был способ забрать всю мою боль себе, он бы сделал это без размышлений.

— Держись, маленькая! Думай только об одном: скоро это закончится и мир станет совсем другим!

— Не хочу новый мир, — простонала я, пока новый приступ опоясывающей боли расползался клешнями по всему телу, выкручивая конечности и внутренности до приступа тошноты.

Адам рухнул возле меня на колени, принявшись осторожно гладить по голове.

Он что-то шептал, пытался успокоить, но сам выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание.

Его руки дрожали, пока я стонала и глотала слезы от скручивающих спазмов во всем теле.

— Пей еще, Кити!

Он снова прокусил руку и приложил раной к моим губам, и я пила, содрогаясь от жуткой дрожи и молясь о том, чтобы его кровь подействовала на меня так же, как в первый раз.

И она подействовала!

Постепенно приступ сошел на нет, и я снова смогла лечь в естественной позе, свернувшись под рукой Адама, который тут же лег сзади меня, прижимая к себе и согревая.

Нет, боль не ушла до конца, но я свыклась с ней. Научилась не обращать внимания, если она была терпима и не скручивала тело неожиданными приступами.

— Ты так переживаешь, что я даже не знаю, кому из нас тяжелее, — прошептала я непривычно осипшим голосом, ощущая эмоции Адама так, будто они текли по моим венам.

Всё это было из-за его крови во мне.

Она связывала куда сильнее, чем я даже могла себе это представить.

Он нервно улыбнулся и прижал меня к своей груди сильнее, словно пытался защитить собой.

— Мне еще никогда не приходилось ухаживать за кем-то, Кити.

Адам говорил откровенно, и я чувствовала его растерянность, удивление и вместе с тем трепет от происходящего сейчас.

— Ухаживать за кем-то в период первого оборота?

— И не только оборота, — он помолчал и добавил так, словно не был уверен в том, нужно ли это говорить: — Я не тот волк, который привык показывать свои истинные эмоции. Всю жизнь я стоял в стороне от проявления излишних чувств, а тем более привязанностей. Но должен сказать, что это приятно. И волнительно.

Не знаю почему, но я улыбнулась.

Просто так вышло, что многие эмоции я познала впервые именно с ним — мужчиной, который знал об этом мире столько, сколько мне не узнать за всю жизнь. Он был спокоен, сдержан и пресыщен происходящим. Кажется, едва ли его можно было чем-то удивить или тем более поразить.

И поэтому мне было приятно знать, что было в этом мире хоть что-то, что он тоже познал впервые. Рядом со мной.

— Тебе рассказывали родители, почему каждый волколак проходит через эту боль?

— Нет.

— Я не знаю, какие сказки рассказывают в семьях волколаков… — Адам запнулся и немного помолчал, явно собираясь с мыслями, и когда продолжил, я вся разомлела, потому что мне был приятен его голос и то, как он говорил. — Знаешь, у меня был очень хороший дедушка. Мудрый, справедливый, сильный. Он считал, что каждый волк должен знать и чтить свою историю, свой род и свою семью, потому что в единстве сила нашего рода. Возможно, не все согласились бы с этим сейчас, но для меня он всегда был и остается идеалом настоящего волка.

— Я думаю, ты очень похож на него, — тихо отозвалась я, на что Адам растерянно замолчал, но не стал отвечать на мои слова, продолжив говорить о другом.

— Древние легенды говорили о том, что много веков назад люди были настолько привязаны к природе и неотделимы от нее, что в их силах было управлять стихиями: огнем, водой, ветром или молнией. Но это было дано не каждому, а лишь избранным — особенным людям, которые несли мудрость языческих богов. Сначала они были дружны, но, как бывает обычно, сила не была безусловной, и те, кто получал ее, хотел еще больше. Хотел стать самым могущественным и сильным среди равных себе. Это желание породило двух первых созданий — берсерка и волколака, — но не как помощников, а как охрану. Бесправную, подавленную, но сильную охрану, которая смогла бы сокрушить любое нападение.

Затаив дыхание, я прислушивалась к каждому слову Адама, потому мне это было по-настоящему интересно, и мысли тут же рисовали красочные картины далекого прошлого, в котором всё было совсем не так, как сейчас. Где нравы были суровыми и жестокими и выжить могли только самые сильные и упрямые.

— Первый берсерк и волколак не были кровными братьями. В раннем детстве они были выкуплены у семей за золотые монеты лишь потому, что оба были рождены в особенную ночь — ночь, важную для колдуна, несущего силу бога Велеса. Эти дети росли вдали от людей, любви и заботы. Из них делали зверей жестоко и целенаправленно — чтобы они выживали в любую погоду и при любых условиях. И они выживали. Когда же мальчики выросли и стали достаточно сильными, колдун приступил к своему плану. Через смерть и боль он учил их души покидать тела и переноситься в тела хищников — медведя и волка. Никто не знает наверняка, как это происходило и через какие страдания пришлось пройти этим мальчикам, но в один день колдун добился своего — его подопечные научились входить в транс по своей воле и переноситься душой в тела свирепых хищников, чтобы в своем сознании и воле защищать колдуна. Только в одном он просчитался: мальчики стали настолько сильными и озлобленными, что убили его самого и получили силу Велеса, сами того не подозревая. С того момента их стали называть Черный и Серый. Они обрели власть и силу, данную Велесом, способные насылать смертельные болезни на деревни и излечивать от них, поднимать мертвых из-под земли…