Волчий отрок. Поцелованный тьмой

– Зачем госпоже девчонки? – Он достал ленту и перевязал левую руку.

– Ты закончил? – спросила Жужанна, повернувшись к нему; на её лице возникла довольная улыбка. – Тогда идём.

Она развернулась и пошла вперёд, игнорируя его вопрос.

– Но, правда, что ей нужно? – сказал он, поравнявшись с ней.

– Госпожа лидерец. Ей нужна энергия, – пробурчала она под нос.

– Энергия? Как штиме?

– Да, что-то похожее…

Они поднимались по лестнице.

– Теперь отведёте поесть? – спросил он, когда они добрались до середины лестницы.

– Нет. Ты и так полон энергии. Что удивительно. – Она задумалась.

– Почему удивительно?

– Я… – Она покачала головой. – Мы идём к госпоже. Всё остальное – потом.

Жужанна прибавила шаг, показывая, что они спешат. Михей вздохнул, но пошёл в её темпе. Внутри всё сжалось от предвкушения.

***

Они пронеслись по замку с такой скоростью, что Михей не запомнил дорогу и не восхитился обстановкой. Про себя он отметил, что, несмотря на царящий свет в замке, местом он был мрачным, хоть и пытался тщательно скрывать это. Коридоры были узкими, давящими на всякого, кто по ним шёл. Проходы и арки были отделаны острыми пиками, напоминающими острые волчьи клыки. Казалось, что они ждут, чтобы впиться тебе в глотку. Вся мебель была из чёрного дерева, что придавало помещениям тяжесть. Казалось, что предметы затягивали в себя весь свет. Чёрный бархат штор окутывал окна. Холод, царивший в этих стенах, правил вместе с тишиной, нарушаемой лишь стуком каблуков сапог Жужанны.

Они остановились у деревянной двери, на каждой створке которой были вырезаны по дракону, обнимающему ель. Жужанна схватила кольцо кнокера и ударила им три раза. Глухой стук раздался по коридору, возвещая об их приходе. После она потянула дверь на себя и отворила её.

Михей ожидал увидеть величественный зал, где госпожа принимала просителей и гостей, но это оказались её личные покои. В нос ударил сильный запах слив и розмарина, теперь ему казалось, что и его нутро пропахло этим букетом. В комнате было темно, непроницаемые тени лежали повсюду. Михею пришлось прищуриться, чтобы хоть что-то разглядеть. Теперь он различил лунный свет, который синими пятнами лежал на огромной кровати, занимающей половину комнаты и укрытой под тёмно-бордовым балдахином. Свет тонул в тёмных струящихся простынях. Михей почувствовал необъяснимое желание прикоснуться к ним, чтобы ощутить их мягкость и роскошь, почувствовать, как они проскальзывают сквозь пальцы.

Сбоку вспыхнули свечи, он сразу же повернулся туда и увидел, как женщина в ночной сорочке сидит у зеркала и расчёсывает чёрные волнистые волосы до пояса. Она проводила гребнем по ним с лёгкостью и нежностью, но Михей понимал, что одно неверное движение, и она проткнёт или поцарапает фарфоровую кожу.

– Госпожа Эржебет, – стиснув зубы, сказала Жужанна, стараясь скрыть раздражение.

Госпожа остановилась, отложила гребень и повернулась к ним. Михей, не удержавшись, ахнул, бесстыдно пялясь на неё. В его глазах Жужанна сразу же потеряла привлекательность. А выдержала бы Кира сравнение с госпожой? Острые и утончённые черты лица, которые были у Жужанны, померкли; волосы, которые он считал до этого великолепными, теперь казались жалкой выцветшей ветошью. Синие глаза-озера превратились в лужи, стоило ему увидеть холодные голубые глаза госпожи. Всё то, что было у Жужанны, меркло в лучах красоты госпожи. Жадный взгляд Михея скользнул ниже по фигуре, отмечая каждый изгиб и округлость тела. Там, где Жужанна была приятна, Эржебет была восхитительна. Кожа госпожи была без единого изъяна: ни одной родинки, ни одного шрама – когда босоркани была вся искалечена и изуродована. Мысль, что он пялится на марежуда, не стесняясь и не прячась, залегла на уголке сознания, но он не мог ничего поделать с собой и продолжал смотреть, будто его околдовали. Рассказы, что он слышал о госпоже, не передавали даже толику правды.

Госпожа Эржебет засмеялась, и Михей поднял глаза на неё. Она поощряла его, осознавая свою власть над его умом и сердцем.

– И кого же ты привела ко мне, дочь? – голос госпожи был низким, пьянящим.

Дочь? Михей замер и уставился на Жужанну, подмечая её сходство с госпожой. Они были похожи, но так отличны: если дочь являла холодность и безразличие, то мать воплощала огонь и страсть, которые так и рвались изнутри. Как же он не догадался, что Жужанна – дочь госпожи? Понятно, почему Марчел ей подчинялся беспрекословно. Это не любовь, а рабство… Но почему она тогда босоркани? Разве наследница рода может быть простой ведьмой? А откуда у неё шрамы от ожогов? Почему она ездит за девочками? Пристало ли ей это? От вопросов, роящихся в голове, становилось плохо. Михей пытался вспомнить, что он вообще знал про дочь госпожи, но ничего не лезло в голову.

Он покачал головой, отгоняя бессмысленные вопросы. Женщины внимательно смотрели на него, будто ожидая ответа. Они что-то спросили?

– Что? – протянул неуверенно он, стыд захватил сознание.

– Он ещё и мечтатель, – хмыкнула госпожа Эржебет. – Покажи ленту, – произнесла она уже мягче.

Михей закатал рукав рубашки и подошёл к госпоже. Она схватила его за руку – прикосновение было грубым и спешным, – провела по ней, задевая острыми ногтями кожу рядом с лентой. Это было совсем не то, что ему бы хотелось. Михей прикусил нижнюю губу, когда госпожа поцарапала место рядом с веной. Пряные запахи, что исходили от неё, заставляли глаза слезиться. Разве таким должен быть долгожданный момент встречи? Михей неотрывно смотрел, как пальцы исследуют ленту. Глядя на кожу Эржебет вблизи, он увидел тёмное сияние, исходившее от неё. Оно отличалось от всего того, что он видел до этого. Если сияние овец и озера распространялось, озаряя всё вокруг, то сияние Эржебет поглощало. Это пугало. Очень пугало.

Закончив изучать ленту, госпожа отстранилась. Михей резко выдохнул с облегчением.

– Это моя лента. Но, Жужа, я не понимаю, почему ты привела его вместо сестры? – Она скрестила руки, продолжая смотреть на Михея. – Хотя… Есть в нём что-то…

– Ему предсказали волчью участь. – Жужанна не смотрела на мать; всё её внимание было приковано к балдахину кровати.

– Волчью участь? – Глаза госпожи заблестели; она поднесла руку к пухлым губам и провела по ним. – Неужели.

– Волчья шерсть… Родители нашли шерсть среди даров, – на одном дыхании выпалил Михей.

– Так почему они скрывали это двадцать лет? – госпожа помрачнела; тёмное сияние окутало её с ног до головы; Михей мог поклясться, что оно было готово поглотить его и всех вокруг. В нос ударил запах гнилых слив. Не сейчас. Только не сейчас. – Ты хоть представляешь, что они сделали? – грозно сказала она. – Они нарушили клятву – служить верой и правдой госпоже. Они не желают добра ни Залесью, ни Седмиградью. Так это понимать?

Михей сглотнул, чувствуя, как страх липкими руками стягивает его горло и живот; во рту пересохло. Он испугался госпожу. Пытался ответить ей, но вместо слов только шевелил губами, как рыба, выброшенная на берег. Беззащитная. Безропотная. Ожидающая смерти.

– Никак нет… госпожа. – Он сглотнул, пытаясь совладать с собой; чем пронзительнее госпожа смотрела на него, тем ничтожнее он ощущал себя.

– Почему ты открылся Жуже? – спросила она, проводя острым и длинным ногтем по его губам. – Правда, чтобы спасти сестру? Что ты думаешь, я с ней сделала бы? – Она надавила на нижнюю губу, протыкая её. Михей почувствовал стекающую каплю крови.

– Я не знаю, госпожа.

– Думаешь, я бы выпила её кровь? Или бы замучила до смерти? Ты в это веришь, Михей? – Она продолжала давить на рану, углубляя её. Тонкая струйка крови текла по подбородку. Тёплая. Тягучая.

– Нет, госпожа. Вы не такая… – Он сглотнул; во рту ощутил металлический привкус крови.

– Так зачем поменялся с сестрой? – Её глаза пожирали его и выжигали душу, но он не в силах был отвести от них взгляд. Всё что угодно, чтобы доставить ей удовольствие. Любое. Любой ценой.

– Я хотел видеть вас, госпожа, – выпалил Михей на одном дыхании. – Вы отметили меня. Я хотел служить только вам. – Госпожа убрала руку; он разочарованно выдохнул. – Только для вас моя волчья участь. Только для вас. Позвольте мне быть подле вас. Умоляю. – Михей упал перед ней на колени и потянулся к подолу сорочки.

Тёмное сияние захватывало его, поглощая. Он был готов отдать всего себя только ради госпожи. Нет. Что-то внутри него запротестовало. Что-то похожее на ту силу, что боролась со штимой, но потуги оказались тщетны. Их даже не заметила госпожа. Ему стало тошно от самого себя.

Она громко засмеялась и отстранилась от него. Михей почувствовал себя брошенным и одиноким, но сияние стало отступать и тускнеть. Он моргнул несколько раз и уставился на госпожу – сияние исчезло. Она усмехалась, глядя на него, а Жужанна отрешённо смотрела – уголки губ опустились.