Волчонок на псарне
Шрифт:
– Что вытаращился?
Он криво усмехнулся, огладил вислые черные усы, прищурился:
– Ничего ты мне не сделаешь, крысеныш.
Злость враз оставила меня, я бессильно опустила плечи и побрела в столовую, волоча тесак. До чего же больно ударяться с разбегу о невидимые прутья моей клетки!
Эш уже сидел за столом, колдун присаживался, хлопотала Лильен, расставляя тарелки, меня она вроде как не замечала, но я чувствовала ее внимание, мы теперь связаны одной тайной. Гребцы наловили свежей рыбы, и голова кружилась от запаха. Я плюхнулась на свой табурет, подвинула тарелку и принялась уплетать рыбу, не обращая внимания на остальных. Было так вкусно, что я увлеклась, облизнула
Чтобы избежать его внимания, надо вести себя мерзко: бэкать за столом, не чистить зубы и не мыть волосы... Так ведь заставят! Что же делать?
С ужином я покончила раньше всех, отодвинула тарелку, поблагодарила Лильен. Колдун зыркнул на меня, поставил на стол глиняный кувшин.
– Это пьянящий нектар, волшебный, очень вкусный и редкий напиток.
Он налил мне в чашку, старик накрыл свою чашку морщинистой ладонью:
– Спасибо, но я не буду пить - сердце что-то расшалилось.
Эш с тревогой смотрел то на меня, то на колдуна, я кожей ощущала, что вот-то произойдет нечто важное, одна я не знаю, что именно.
– Пей, - скомандовал колдун, я послушалась и припала к чашке - напиток был ароматным и сладким, словно сделанным из цветов, а еще от него сразу же стало хорошо и спокойно, тревогу как рукой сняло, будто бы я снова в стойбище, и со мной не случилось ничего плохого, и Мыш ждет меня, чтобы поиграть в набег.
Кряхтя, Эш поднялся, держась за сердце:
– Пойду-ка я, пожалуй. Райгель, помни, что я тебе сказал.
Лильен убрала тарелки и удалилась вслед за стариком, и мы с колдуном остались вдвоем в полумраке. Он встал, зажег еще две свечи и расставил на столе, достал какой-то сверток, развернул и подвинул ко мне:
– Попробуй, это сладости, вряд ли ты ела что-то подобное.
Нектар еще действовал, и я потянулась к янтарным кубикам с чем-то розовым в середине, отправила в рот один и зажмурилась от удовольствия. Голос колдуна стегнул кнутом и заставил меня подобраться:
– Я пугаю тебя, Талиша?
Больше всего меня злило, что он смеет произносить мое имя, оно - мое и ничье больше! Колдун налил себе нектар, плеснул немного мне и продолжил:
– Я и раньше говорил, что юному волшебнику сложнее выжить, чем простому человеку, потому что более опытные маги используют детей, и мало кому удается дожить хотя бы до двадцати. Мне было десять лет, меньше чем тебе, когда в наш дом ворвались мечники. Отца зарубили, мать и сестер не тронули, мне надели мешок на голову и куда-то повезли. Сняли мешок в комнатушке с бойницей, заперли меня и ничего не сказали. Потом начали приходить люди и рассказывать ужасы о том, что меня ждет дальше - сначала я пугался, потом перестал, я и не догадывался, что мне уготована более страшная участь, чем все их пугалки. Есть маги, которые черпают силы из чувств других, без разницы, какие это чувства... На моих глазах убили мою мать, сестер...
– Сволочи!
– воскликнула я, сжав кулаки, хлебнула нектара.
Мой мучитель на глазах превращался в человека, в глубоко несчастного человека, который пережил даже больше, чем я. Нет, так нельзя. Убить в честном бою - одно, но вот так мучить слабых... Это отвратительно! Зарги никогда так не делали, и его рассказ пробуждал во мне негодование.
– Не буду рассказывать, как они заставляли меня страдать, незачем этого знать девочке. А когда через сколько-то лет, превратившихся в пытку, я вообще разучился чувствовать и потерял ценность, меня продали, уверив нового владельца, что он покупает отличного бессловесного раба. Чаще всего чувства иссякают
вместе с даром, получившийся обрубок человека послушен и доволен всем, но со мной вышло иначе: понемногу вернулся разум и дар, а чувства... Они не вернулись. Ни любви, ни тоски, ни жалости, ни ненависти - ничего. Пусто. Чего я только ни делал, чтобы оживить душу - без толку. Через десять лет я убил мага, который искалечил меня. Я думал, что оживу, когда вгонял ему нож в глазницу, но ничего не изменилось. Потому мне трудно представить, что чувствуют люди, я могу только догадываться.Голова приятно закружилась, я потянулась к сладостям, сжала пальцами конфету, но Райгель накрыл мою руку горячей ладонью:
– Талиша, все что я делаю, я делаю для тебя. Так правильнее, ты потом поймешь и скажешь мне спасибо.
Его прикосновение застало меня врасплох, и я оцепенела, выронила конфету и не сразу сообразила, что руку нужно убрать. В низу живота что-то сжалось и заныло. Колдун чуть стиснул мою руку, развернул ладонью вверх и принялся гладить линии и холмики.
– Ты красивая. Даже не представляешь, насколько ты красива! Ты - часть меня, я - часть тебя, разве ты найдешь человека более преданного?
Он как-то незаметно очутился возле меня, часто и глубоко задышал, погладил по голове, пропустил между пальцами прядь волос, его рука коснулась шеи, палец прочертил дорожку от подбородка к воротнику рубашки. От неожиданности я остолбенела. Он рывком поднял меня, развернул к себе, прижался губами к шее, и в ямочке между ключицами закопошился его язык.
Перед глазами рассеялся туман, до меня дошло, что он задумал, я изо всех сил оттолкнула его, шарахнулась в сторону, схватила табурет и выставила перед собой.
– Нет! Н-не под-дходи!
Стуча зубами, я попятилась к выходу. Колдун остался стоять на месте - длинный, бледный, худой, его грудь вздымалась и опадала. Пока он не приказал замереть, я рванула на верхнюю палубу, выбросила табурет и забилась в угол на корме рядом с одним из спящих гребцов. Только бы колдун не позвал! Я ж не смогу противиться. Воображение нарисовало его голым, тощим, с торчащими ребрами и тонкими руками, с огромным красным змеем в гнезде из волос. Вот я лежу голая и не смею пошевелиться, он приказывает мне развести ноги, и...
Нет! Никогда! Я принялась с отвращением тереть место, куда он меня поцеловал, но все равно там было липко и грязно.
А потом у меня будет два выхода: или сломаться, или сойти с ума. Вспомнилось, как мы с Мышем поклялись никогда не делать этого стыдного дела. Как там Мышонок? Жив ли? Ему проще, он обычный человек.
К счастью, колдун не стал меня искать, я подождала, пока перестанет трясти, и отправилась не к себе - в камбуз, где готовили еду. Там можно забиться между мешками с мукой и провести ночь, а что будет дальше... Страшно представить. До чего же мерзко понимать, что ты - вещь, и твоя жизнь полностью зависит от каприза другого человека, не знаю, смогу ли когда-нибудь свыкнуться. Если раньше я бросалась в бой, хоть и знала, что проиграю и получу по ушам, то сейчас пряталась, все время пряталась.
Спустившись на нижнюю палубу, я услышала голоса за дверью в каюту, где жили мы с Эшем, замерла.
– Я же говорил, что она еще маленькая, - сказал Эш.
– Куда ты спешишь? Да, она перестала тебя ненавидеть, но она - ребенок! При этом... особенный. Другая девочка сразу откликнется, если одарить ее и окружить заботой, эту нужно покорить.
Воцарилось молчание, которое нарушил колдун:
– С ней рядом я чувствую странное, ни с одной женщиной и девушкой не было такого. Я будто бы оживаю, будто бы она вдыхает в меня жизнь и... Ты обещал, что через год она перестанет дичиться...