Волчья королева

Я глубоко вздохнула. А на что, собственно, я рассчитывала? Что мама скажет, что понимает, как сильно мне не хватает Алека? Что он непременно должен быть рядом со мной?

Я совсем не хотела, чтобы меня жалели, даже наоборот. Но как бы я хотела, чтобы мама поняла меня! Для меня было очень сложно осознавать, что человек, которому я доверяла больше всех на свете, считал, что я всего лишь капризный подросток.

Но я ничего не сказала, а лишь улыбнулась и кивнула. Теперь я действительно стала другой, теперь мама уже не могла помочь мне разобраться во всем. Но, так или иначе, она была моей мамой, и потому я забыла об ее словах, как будто этого разговора даже не существовало.

— Прости, мам, — просто сказала я.

— Женечка, тебе незачем извиняться! Это наша вина. Моя и папина, мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Но такова жизнь.

Я тупо кивнула и встала, направляясь к раковине с тарелкой в руках.

— Что говорит папа?

— Пытался уговорить меня вызвать тебе доктора, — нехотя призналась мама, и я усмехнулась. — Но я сказала, что ты сама сможешь прийти в себя. Слава Богу, так и произошло!

— Спасибо.

— Ты у меня сильная девочка, — с теплотой в голосе сказала она. — Теперь все будет хорошо. Но, знала бы ты, как сильно в тот вечер расстроилась Лера!

— Лера?

— Да! Малышка проплакала весь вечер, кричала, что хочет к тебе, что хочет завтра пойти к Алеку. Нам с папой еле удалось уложить ее спать!

Я злорадно улыбнулась, но потом устыдилась своему приливу радости.

— Мне очень жаль, что все это произошло, — искренне сказала я.

— Не волнуйся, милая, все теперь будет хорошо. У нас еще почти целая неделя отпуска и море развлечений!

— Звучит здорово, — немного уныло ответила я.

— Чем ты хочешь заняться сегодня? — спросила мама.

— Не знаю, может, почитаю на гамаке, у меня большой список литературы на лето.

Я домыла посуду и ушла к себе. Процесс примирения вроде как шел нормально. Оставалось только придумать, чем я буду заниматься оставшиеся пять с половиной дней.

Схватив томик Стивена Кинга и забыв про школьную литературу, я выбралась во двор через окно, но потом влезла обратно, решив оставить этот маленький секрет при себе.

На улице было жарко, но дерево создавало над гамаком прекрасную тень. Мне нравились мрачные рассказы Кинга, в них я находила хоть какой-то огонек, способный разжечь мое воображение.

Через какое-то время пришел отец, и у нас с ним состоялся примерно такой же разговор, как и с мамой. Только сейчас я даже не пыталась растолковывать правду. Он сказал мне, что если хоть еще раз в жизни повторится что-то подобное, то мне не поздоровится. Тут я точно уверила его, что ничего такого больше не случится. Правда, конечно, была не в том, что я поняла, как глупо и безответственно поступала, а в том, что Алек ушел навсегда, и больше я никогда не увижу его.

Мои ответы отца устроили, и я вернулась в дом. Ужасно хотелось снова выбраться в окно и хотя бы пройтись по деревне, но сегодня я решила не рисковать. Вместо этого я раскопала в сумке смятый рисунок улыбающегося лиса, которого увидела во сне практически перед самым отъездом. Именно он положил начало всей этой чепухе, творившейся в моей жизни сейчас.

Глядя на него, я со слезами вспоминала прошлое: какой беззаботной я была всего ничего назад, как строила проблему из того, что родители не везут меня в Испанию. Нет, я вовсе не жалела о том, как изменила меня Сибирь. Она сделала меня той, кем я и должна была быть, а дальше уже был мой черед создавать будущее.

Я нежно дотронулась до нарисованных ушей, как бы гладя странное животное, а потом бережно убрала листок на верхнюю полку. Я всей душой надеялась увидеть его снова. Это было бы достойным окончанием всей этой истории.

Однако до конца еще, видимо, было далеко, потому что вместо животных и духов мне приснилась та леденящая кровь фигура. Только на этот раз она знала, где искать меня.

Мы находились в зимнем незнакомом лесу. Вокруг медленно, но неминуемо сгущалась темнота, словно черная фигура поглощала в себя последний оставшийся свет. Я понимала, что стою в летней одежде по колено в снегу, но не ощущала обычного холода. Только мертвый холод от близкого присутствия темного существа.

Это был первый сон, в котором я увидела Алека. Он, словно стрела, кинулся наперерез между мной и чудовищем, когда оно приготовилось вонзить в меня изогнутый кинжал. Лезвие со скрежетом прошлось по правой руке моего спасителя.

Брызнула кровь, однако Алек, казалось, не замечал боли. Он выставил вперед самодельный нож и принял оборонительную позу, готовый до последнего защищать мою жизнь. Теперь чудовище уже не спешило нападать на нас.

Я хотела заговорить с Алеком, но не могла издать ни звука, так же как и не могла пошевелить даже пальцем. Парень и чудовище тем временем принялись кружить в смертельном танце. На каждый рык, раздававшийся из-под капюшона, Алека рычал в ответ.

Парень постоянно делал ложные выпады в надежде застать существо врасплох, но они оба были искусными борцами. Я не могла предугадать исход поединка. И вдруг с удивительной проворностью существо бросилось на Алека. Не успела я издать беззвучный крик, как тот ловко отскочил в сторону и вонзил нож в предплечье монстра, словно ждал именно этого маневра. Послышался булькающий звук, и снег под нашими ногами стал черным, словно земля, от демонической крови.

На глазах появились слезы радости и гордости. Однако сражение продолжалось еще достаточно долго. Наконец, с трудом увернувшись от занесенного кривого кинжала, Алек сумел поднырнуть чудовищу под руку и вонзить нож прямо в место, где должно было находиться сердце. Монстр вздрогнул, закачался, словно тоненькая осина во время грозы, и упал. Капюшон слетел с его головы, обнажив то, что скрывалось под ним.

И вот тогда я, наконец, смогла закричать.

Глава 15

Алек снился мне каждую ночь, но я готова была отдать многое, чтобы прекратить это, потому что он являлся ко мне только в кошмарах. Каждую ночь он сражался со странным существом в черном плаще, и каждую ночь побеждал, повергая монстра наземь. И каждую ночь, каждый проклятый раз я должна была смотреть в его лицо. Оно было не то, чтобы страшным, глядя на него, хотелось просто умереть. Вся радость словно исчезала из этого мира, забирая с собой краски и звуки.

Он излучал странную, мертвую энергию. Глаза были чуть меньше человеческих, без зрачков и с белком цвета холодного кафеля в каком-нибудь подвальном туалете. Щеки его впали так сильно, что скулы неровно выпирали наружу, временами даже прорезая кожу и выглядывая на поверхность. Рот был намного больше, буквально «до ушей», без губ и с толстыми гнилыми зубами. От рта тянулась тонкая черная линия, спускаясь куда-то ниже шеи и исчезая за плащом. Только после второго сна я разглядела, что это была не просто линия, а разрез: через него виднелась черная слизистая нечеловеческих внутренностей. Все же открытые части тела существа покрывали ужасные язвы, из которых почти всегда тек черный или серый гной.