Волчья ягода

— Глупая ты, — бросил, но голос смягчился.

— А ты больно умный.

— Дурень, каких поискать, — констатировал он, не обидевшись на сарказм, повернул меня к себе за колени, и следующий вопрос задал уже почти касаясь губами щеки. — Значит, испугалась?

Я почувствовала его дыхание со свежими нотками хвои. Таор тронул пальцами мой побитый лоб ласково, осторожно. Я поняла, что он спрашивает о похищении.

— Да...

Мужские пальцы поджали меня к себе за плечи покрепче, сдержанно поглаживая.

— Больше не тронет. И я уже одну не оставлю. Эти четыре дня одна не будешь, с собой буду брать. Бояться придется тоже — только меня. Поняла?

Заявление прозвучало угрожающе... надёжно. Ещё раз вытерев глаза, я удивленно воззрилась на Таора, невольно отметив, что он тоже посчитал дни. Лицо мужчины выглядело серьезным и разумным.

— Куда брать?

— Куда угодно, — хмыкнул Волк и уточнил. — В лес по утрам вместе будем ходить.

Он положил тяжелую руку на мое колено, неторопливо погладил.

— Ты оказалась права. Да, Тиром не понял, что на тебе моя метка. Дрей тоже заболел, не чует ничего. Сейчас даже ты по нюху лучше этих двоих будешь. Я и думать не хочу, что следующему больному в голову взбредет. Старейшины объявили официально, что синяя хворь пришла, по носам нашему роду бьет. Стая паникует, все жрут пырей и сидят по домам. Такие дела, травница.

От новости голова пошла кругом. Я с ужасом приложила руки к щекам.

«Портниха, Тиром, Дрей, болезнь, я... Я?!»

— Таор... А если это я? — голос сорвался на шепот.

— Что — ты?

— Если я болезнь принесла...?

Заметно нахмурившись, Таор остро глянул на меня, несколько секунд подумал.

— Может ты, — согласился. — Но может и не ты. У меня нос на месте. Откуда нам знать? Может вода. Или птица, зверь — заяц, олень. Куропатка.

От перечисления вариантов стало немного легче.

— Что же теперь будет? — окончательно забыв об обиде, я распахнула глаза на Таора. Он смотрел на меня спокойно.

— Теперь — не знаю. Может скоро будем называться безносыми волками, — он чуть улыбнулся, но глаза остались серьезными. — Интересно отвар твой корневой попробовать. Сваришь? Серый готов выпить что угодно. Может и я глотну.

— Конечно, сварю!

— Обижаешься, что связал? — спросил без паузы. — Будешь травить?

По своему обыкновению Таор спрашивал прямо. Покусав губы, я поняла, что моя обида куда-то исчезла так стремительно, что я обнаружила от нее только крошечную, почти испарившуюся лужицу на донышке чаши моего терпения.

— Уже не обижаюсь, — признала. — Травить не буду. Но больше так не делай!

— Обещать не буду, — хмыкнул злой Волк, который все ещё оставался тем, кем всегда и был. Я вздохнула и не обиделась.

Таор качнул меня на ноге. Руку он пока не разжимал, крепко стискивая мне плечо. Вторая рука все еще лежала у меня на колене. Уже не пытаясь вставать, я тронула кожу около содранных костяшек.

— Болит? Тебе ничего не... поранили? — тихо спросила.

— Так... — Таор задумчиво пошевелился, будто подумал о повреждениях впервые. — Полечишь?

— Полечу...

Он потянулся, быстро стащил с себя рубаху, небрежно бросил ее на пол и повернул ко мне руку.

— Плечо прокусила... Мать его.

В последний раз шмыгнув носом, я потянулась осматривать место укуса. Волчица прорезала кожу клыками, оставив два очевидных прокола.

— Промыть надо... — озабоченно нахмурилась и потянулась встать. Таор не отпустил.

— Ты говорила, что меня надо ещё зеленью намазать, — напомнил.

Я перевела взгляд на мужскую грудь.

— Чешется, да? Где, здесь? — приложила ладонь, опять оглядывая плечи.

Впервые после начала разговора Таор улыбнулся.

— Чешется, да, — иронично подтвердил, позволяя мне трогать и разглядывать себя. — Нет, не там ищешь. Ниже. Ещё ниже. Показать?

Черная бровь смешливо приподнялась. Я вопросительно посмотрела вниз и залилась румянцем. Волк ухмыльнулся.

— Чай тоже нужен. Успокаивающий, — он повелительно приподнял пальцем мой подбородок. — У меня тут селянка на колене вертится, ёрзает мягким местом. Успокаивать нужно, утешать, а я с утра об одном думаю: как бы эту селянку...

Голос становился все тише, тише... Так и не договорив, Таор жадно захватил мои губы. С облегчением обвила руками мужскую шею, горячо отвечая на поцелуй. Я так боялась, что вчерашняя гроза больше никогда не повторится, так сильно боялась...

Подол взвился вверх, трепеща как парус, и тут же сник: сорванное с тела платье полетело в угол, замирая там беспомощной кучкой ткани. В воздух взвилось маленькое облачко бесполезной уже коры крушины, оседая на волокнах платья бурыми крупинками. Солнечный день за окнами дома улыбался понимающе, безмятежно: погода не имела значения.

***

После близости я лежала с закрытыми глазами, чувствуя как по векам невесомо прыгают просочившиеся из окна солнечные зайчики. Таор лежал за мной, накрыв своей рукой. Блаженная нега, разлившаяся по телу, утопила в себе волнения и я ощущала только одно: как же мне хорошо и лениво. Хворь, Тиром, великородные, мысли о матушке — все отодвинулось, накрытое тягучей поволокой услады. Шевелиться и думать не хотелось.

Мы лежали так довольно долго, когда мерный голос Таора нарушил тишину.

— Сосунок тебе не соврал. Есть на мне вина.

Удивленно приоткрыла веки. Я думала, что он задремал, но оказалось — бодрствует. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять: Таор говорит о Тироме.

— Была одна девушка больше года назад... Великородная, — Волк говорил задумчиво. — Я хотел жениться на ней. Насильно.

Я молчала, прислушиваясь, чувствуя как он рассеянно гладит меня по бедру. Я не знала, зачем он мне это рассказывает.

— Тогда много происходило... Все вокруг хаоса крутилось, моя жизнь тоже. Зацепились мы с ней... Старейшина велел, чтобы я ее оставил в роду любым способом, пусть и насильно. Он мне как отец был, я согласился. Насильничать не думал, но нажал. У нас с ней было такое, знаешь... притяжение. Искра. Меня к ней тянуло сильно. Был уверен, если поднажму немного, она сдастся. Примет.

Голос у Таора звучал повествовательно, не спеша, кажется, почти без эмоций, будто он говорит не со мной, а сам с собой. Поэтому я просто слушала, ощущая смесь странной ревности к той прошлой неведомой девушке и страха, что он — мог.