Волчья ягода

— Разве? — Верис поднял брови.

— Да, не столь важно, — Исмор отмахнулся от комара. — На самом деле, я рад. Раз дорогая Агла не желает делиться знаниями, она не разнесла рецепт по округе. Наши сведения это подтверждают — выздоравливают только в этом селе. Нам на руку такая скрытность: было бы крайне огорчительно, если бы людской вариант вдруг расползся по всем родам. Рецепт мгновенно потерял бы в цене, а это совершеннейшее нарушение наших финансовых планов.

— Весьма неприятное, — согласился Верис.

Несколько минут ехали молча. Верис не нарушал субординацию: Исмор стоял выше него по чину, от того право первого слова предоставлялось ему.

— Знал бы ты, как я печалюсь, когда страдают невинные, но как ответственное лицо нашей скромной компании, оставить возможность потерь не могу... — вздохнув, Исмор помедлил несколько секунд, не меняя тона. Он думал быстро. — Пусть грустное событие случится скоро. Дня через два-три? Старшая, к примеру, оступится и упадет — какое несчастье! — точно головой об камень. А младшая... Она в силу своей неопытности перепутает бутылки и случайно отравится. Я почувствовал запах растительных ядов в лавке, выбери из них самый эффективный. О! Или наоборот: сначала отравится младшая, а у матери от горя не выдержит сердце. Как тебе? Второй вариант, кажется, больше подойдет дамам, опять же бескровно... Заметил, как женщина держалась за грудь? Слабое место в ее возрасте.

Верис ехал рядом с каменным лицом.

— Да, второй вариант хорош, правдоподобен. Сделаю.

— ...и отправь кого-нибудь из местных, пусть походит, и на всякий случай уточнит, знает ли кто еще наш драгоценный рецепт... Особенно интересуют болевшие. Спрашивать надо аккуратно, не в лоб: сначала о болезни поговорить, что, как, сочувствие, вздохи, и уже только потом спросить, чем лечили, понял? Вопросы должны быть деликатны. Тупого не бери на эту роль, прошу. Безмозглые портят даже «здравствуйте», не говоря уж о более сложных оборотах речи.

На лице Змея все еще держалось огорченное выражение. Но через несколько минут он поднял брови, живо оглянувшись на тепловой след, мелькнувшего в стороне зверя.

— Гляди-ка, олень! — он заразительно расхохотался, не обращая внимания на то, что олень при звуках его голоса, мгновенно унесся прочь. — Да какой крупный! Надо же, какое хорошее место!

Глава 27. Страшный сон

Той же ночью мне приснился мой страшный сон. «Мой» — потому что он у меня один и тот же, с самого детства. В нем я каждый раз утопаю одна в темноте, она окружает меня, душит, хочет задушить, сожрать, я кричу, но из горла раздается только жалкий писк, мне не хватает воздуха. Ноги и руки отнялись, я не могу сбежать, не могу ничего. Кошмар и в эту ночь был таким страшным, что встрепенувшись в холодном поту, я не смогла лежать одна, вскочила и сама шмыгнула в кровать Таора.

Он обнял меня с сонным урчанием. Не просыпаясь, машинально потянул вверх ночную рубашку, но тут же настороженно остановился, приподнял голову.

— Трясешься... Замерзла? — голос был хриплым.

— Сон... Страшный...

Все еще задыхаясь, я забилась под мужскую руку, пытаясь как-нибудь так в нем раствориться, чтобы темнота меня не догнала, не заметила.

— Ф-ф-р-р... — ворчливо произнес Таор, явно не впечатляясь моими страхами, но назад не отправил. Перевалил через себя, устроил у стенки, еще и прижал тяжелым бедром для надежности.

— С этой ночи будешь спать со мной. Всегда. Поняла? — грозно пробормотал в ухо.

— Поняла... — я не заметила, как заулыбалась. Больше Таор ничего не сказал — уснул моментально.

После кошмаров я всегда успокаивалась очень долго, и уже приготовилась к этому, но через несколько минут порывшись в себе страха не обнаружила. Это было настолько удивительным, что я несколько минут лежала ничего не понимая. Где паника? Где мое получасовая трясучка? Где слезы и приступы удушья? Таор надо мной ровно дышал, было темно и должно было быть страшно еще очень долго. Я подождала, но страх где-то потерялся. Удовлетворившись мыслью, что страшные сны слабее злого Волка, благодарно приникла носом к коже Таора и мирно уснула.

Проснулась на рассвете с одной мыслью: «Поняла!»

Утренние птицы наполняли дом пением, когда я, выбравшись из-за Таора, пошлепала босыми ногами к двери. Неспешно поднявшийся Волк застал меня в процессе яростной шинковки корней эускариота на мелкие кусочки.

— Злой селянке срочно понадобилось кромсать корни... Намек? Я сделал что-то не так? — Таор подошёл ко мне сзади, и его руки проскользили по поясу, поглаживая живот.

— Ты все сделал так! Это я все сделала неправильно! — возбуждённо заговорила, продолжая шинковать твердые малиновые корнеплоды. — Я делала отвар, а надо было не его! Отвар слабее, действует медленнее и дольше. А великородным нужна настойка. Она гораздо сильнее и действует быстрее. И как я сразу не догадалась?! Отвар и настойка... Детская же задачка! Настойка действует сильно и быстро. Отвар — слабее и медленнее, он идеально для температуры подходит, а у вас не та проблема, понимаешь? Вам надо по носу с силой бить!

Махнув кулаком в воздухе, я изобразила удар. Внимательно слушающий Таор только хмыкнул в затылок. Высыпав нашинкованные корни в кувшин, я залила их холодной водой.

— Лучше бы их, конечно, настаивать на спирту дней двадцать, но по-быстрому можно и на воде. Смотри — теперь они постоят несколько часов, потом процежу и залью их же горячей водой ненадолго. Оба настоя смешаю, добавлю ягоду — быстрый настой готов!

Сияя, я повернулась к Таору, в порыве воодушевления широко махнув рукой с ножом. Молниеносно отпрянув, Волк со знанием дела перехватил мое запястье.

— А ну отдай, — разоружив меня, он прислушался. — Настойка — это хорошо. Дрей говорит, улучшений нет.

Деревянная рукоять глухо брякнула об стол. Таор отодвинул нож подальше, твердо припирая меня бедрами к краю стола. Он стоял вплотную полностью обнаженным.

— Пусть приходит... к обеду, — полепетала, теряясь в янтаре глаз. Оттуда на меня смотрела... я. Завороженно разглядывая собственное отражение в прозрачной лаве ярких волчьих глаз, я вспомнила, что утонула вчера. И не выбралась.

Кивнув, Таор с места не двинулся, наоборот, прижал меня собой еще плотнее и приник к основанию шеи, молча втягивая носом воздух. Волк вел себя непривычно, никуда не тащил, не тянул, не подхватывал. Стоял смирно и как будто... ластился?

Стараясь не спугнуть, я осторожно погладила тяжи мощных мышц на мужских предпречьях малиновыми от эускариота пальцами. Может ли быть так, что двум метрам непоколебимости злого Волка иногда требуется ласка?

— Как ты слышишь Дрея, если все говорят? — прошептала ему в ключицу, чувствуя запах хвои и мускуса.

— У нас принято подавать голос коротко, только по делу. А так... Мы слушаем тех, на кого настраиваемся, кто нам важен, — низко проговорил в ухо. — На остальных не обращаем внимания. Я не интересуюсь, что говорит какая-то бабка или мальчишка с соседней улицы... Я говорил, что у меня кружит голову от твоего запаха?

Мужские пальцы зарылись в растрепанных с ночи волосах.

— Нет... — потрясенно произнесла, чувствуя как теплый воздух от его дыхания скользит по коже. Таор точно никогда не озвучивал ничего подобного.