Волчья ягода

— Говорю.

— Значит, держись крепче.

Меня стиснули так, что сделать новый глоток воздуха стало проблематично.

— Не так крепко! — пискнула.

— Чего ты испугалась ночью? — он чуть ослабил хватку.

— Плохого сна... — подумав о нем, я даже сейчас сжалась.

— Что в нем было?

Мы так и стояли, обнявшись.

— Я... Одна в темноте...

— Что страшного в темноте? — услышала новый пытливый вопрос.

— Одиночество, — без промедления выпалила я, не успев затормозить с ответом и тут же пожалела вырвавшегося слова. Одиночество — не то, в чем хочется признаваться даже самой себе, а уж тем более кому-то другому; чувство, которое всегда казалось мне постыдным знаком отверженности, собственной ненужности, невостребованности.

— Хм, — молвил Таор. Больше задавать вопросов не стал. Я чуть не спросила, помнит ли он о том, что сказал ночью про «спать со мной всегда». Рассудив, решила, что это слишком незначительно. Мало ли что можно обронить спросонья?

Этим утром мы даже не препирались. В лес сходили мирно, учтя ошибки предыдушего дня. Новая стратегия заключалась в том, что я шла в указанном направлении, по пути собирая попадающиеся мне корни, травы, цветы, а Таор исчезал, успевая обежать и осмотреть назначенные за ним границы. Он двигался гораздо быстрее моего, легко мог меня нагнать, услышать или найти по запаху. В итоге поход не затянулся вдвое, я не устала, Таор — не обозлился. Еще и Бояра с собой взяли — волчонок оставался со мной, когда его прыткий хозяин удалялся.

Когда вернулись, занялась изготовлением настоя, попутно в подробностях объясняя Таору что, да как. Он оказался внимательным слушателем, и я вслух опрометчиво отметила, что он мог бы стать хорошей травницей. «Ага, щас!» — ответил злой Волк, тут же приметивший, что некоторые селянки совсем обнаглели. На полпути к кровати нас прервал Дрей.

Настроение тут же испортилось. В потухших глазах высшего Волка уже не светилась и толика надежды, на все вопросы он отвечал односложно, даже настой выпил, не поморщившись. Думаю, если бы я налила в кружку чистого яда, Дрей был бы только рад, что его мучения, наконец, закончатся. По его короткому диалогу с Таором я поняла, что болезнь разрастается: заболевших и потерявших нюх становится все больше. Беспокойство из-за хвори прибавилось к нарастающему внутри меня напряжению, которое я старалась игнорировать. Напряжение состояло из двух слов: «Последний день».

Последний... Какое ужасное, беспросветное слово. От него так и веет безнадежностью, горечью соленых слез и сырой болотной тоской. А если я — не хочу?

Я не могла не думать, что завтра предстояло уходить. Одна эта мысль отравляла день, как кусочек гнильцы, упавший в чистую воду. Но Таор об этом не заговаривал. Я кусала губы и молчала тоже, стараясь находиться около него как можно больше, пытаясь впрок запастись прикосновениями. Про себя решила: если он так ничего и не скажет, спрошу его утром. Я даже знала, с чего начну.

«Ты бы хотел... еще один день?» — вот так.

А время больше не шло — оно летело. Кажется, я только успела моргнуть, как солнце, едва встав, начало клониться к западу.

«Ты бы хотел ещё?» — гадая, я смотрела на Таора, пока он с аппетитом жевал тушеное мясо.

Что самое ужасное он может ответить?

«Не нужно, Аса». Это даже хуже, чем «нет». «Не нужно» — значит «не нужна».

А что самое прекрасное?

«Не только день». О большем я не смела и думать.

— На, — Таор отвлек меня от мыслей, протягивая на ложке щедрый кусок мяса из своей тарелки. — Глазами так и ешь. А говорила, что не хочешь.

Покорно приняла и принялась пережевывать сочный кусочек. Таор поглядывал на меня с усмешкой, от которой на его щеках опять появлялись, тревожащие мое сердце, ямочки.

— Мне нравится твой аппетит. Что скажешь, если... — начал Таор вопрос, когда вдруг бросил ложку, резко вскочил и скрылся за дверью.

«Кто-то пришел», — быстро поняла, когда услышала мужские голоса. Сначала мне показалось, что пришел Дрей, я хотела спросить его о здоровье. Поспешно выглянула в окно, но увидела не Дрея: напротив Таора стоял Тиром.

Выглядел он неважно: под глазами краснели кровоподтеки, нос опух. Сонливость мгновенно слетела с ресниц, сердце тревожно заколотилось. Я поспешно выбежала на крыльцо, ужасно боясь, что эти двое снова начнут драться.

Но они просто разговаривали, стоя друг перед другом. Тиром на мгновение глянул на меня, и снова уставился на Таора, широкая спина которого всем видом выражала подозрительное недоверие. Я прислушалась к разговору.

— ...уходить ей надо, — Тиром говорил хмуро. — Втихую собрались... Решили, что она болезнь принесла, выгнать хотят. Оставишь — вытащат. Сам знаешь, как можно.

— А не брешешь ли ты, сосунок? — голос Таора прозвучал агрессивно.

— Сдался ты... Меня они позвали, — Тиром ответил в том же тоне. — Все знают, что я в очереди на твое горло.

— Чего не пошел?

— За тобой бы первым пошел, а будут рвать, присоединюсь! Она — не виновата, не дам... — Тиром опять посмотрел за плечо Таора прямо на меня. Мы встретились глазами, и я увидела боль. Внутри остро кольнуло.

— Это Я не дам, — язвительно уточнил Таор, но его голос посерьезнел. — Сколько?

Тиром перевел взгляд на Таора.

— Прицениваешься? Тебе не одолеть, лютый. Десяток. Бешеного твоего уже в сторону увели, можешь не звать, не успеет.

Предчувствие беды, которая вот-вот случится, настигало, окутывая тяжелым липким страхом, смешанным с недоверием. Я читала по спине Таора сомнения, и надеялась, что Таор сейчас фыркнет, отправит гостя с его новостями в дальнее эротическое путешествие, а мне скажет, что это ерунда, ложь, провокация. Но он все не фыркал, стоял камнем, мрачнее на глазах.

Помедлив несколько секунд, Тиром показал зубы.

— Долго будешь в дерево играть? Прямо сейчас идут!

На это заявление я фыркнула, но тут же осеклась. Таор повернулся ко мне: его лицо и голос были серьезны, без намека на усмешку.

— Аса, быстро, — отрывисто проговорил. — Бери вещи. Уходим сейчас.

Не ожидав, захлопала глазами.

— Брать... все? Куда уходим?

Не объясняя, Таор рявкнул, на глазах перевоплощаясь в самого злого Волка:

— ВСЕ! ЖИВО В БОТИНКИ!

***

Солнце глядело сверху весело. Проникая через зеленые кроны, свет пятнашками ложился на траву, по которой прыгали волчьи лапы и мужские ступни. Мы стремительно бежали. Мне все казалось, что это шутка, может быть даже сон. Знать, что за нами гонятся десяток обезумевших Волков — легко, но осознать не видя их — сложно.

«Сейчас... Таор скажет, что мы оторвались, что они передумали... Мы переждем и вернемся домой», — ждала я. Но он не говорил, а уверенно бежал. Пришлось заговорить.