Вольная

— Начиная с завтрашнего, — хладнокровно подтвердил он и отложил свиток в сторону, где уже высилась изрядная кучка. — Сюда клади те, которые ничем не похожи, — велел он и чиркнул длинным минусом напротив чьего-то имени в журнале.

Я перевернула свой свиток и обнаружила, что с обратной стороны действительно написано имя изобретателя, его школа и даже дата, когда заклинание внесли в каталог. Плетение и близко не было похоже на «черное забвение»: судя по острым пикам пересечений, при активации свиток играл бы оно где-то в середине третьей октавы и никак не мог басовито перетекать с ноты на ноту, заглушая все прочие звуки. На всякий случай проверив его еще и на визуальное сходство (тоже начисто отсутствующее), я безо всяких сомнений отложила его в общую кучу отброшенных вариантов и поставила прочерк напротив еще одного имени.

Тайфа проводил свиток взглядом, но промолчал. Я потянулась за следующим, но поддерживать благоговейную тишину над чужой обидой не стала.

— А что дальше? — поинтересовалась я, скептически повертев в руках новое плетение: плавные изгибы обрисовывали самые слабые и почти беззвучные магические нити. Маг, работавший с ними, должно быть, не слишком-то любил громкие многокомпонентные заклинания. — После того, как найдутся свитки со схожими рисунками? Я хочу сказать, едва ли их будет не так много. Сколько магов сейчас состоит в гильдии, несколько сотен? Вряд ли все они так уж оригинальны и не пользуются похожими схемами.

Тайфа отложил еще один свиток и обреченно потер глаза.

— Гильдия магов Суранской империи на данный момент насчитывает двести сорок шесть членов, — неразборчиво пробурчал он из-под своих ладоней. — Проблема в том, что под подозрением сейчас все двести сорок шесть человек. Сличением свитков мы, по крайней мере, сможем отсеять большую часть и передать списки чорваджи-баши Сабиру, чтобы он по своим каналам проверил оставшихся. Разумеется, есть риск, что изобретатель «черного забвения» решил соригинальничать и именно оно не похоже ни на одно из прочих его заклинаний, но пока это — самая лучшая зацепка, какая только у нас есть. Возможно, что-то еще подскажет сам чорваджи-баши, — с явным сомнением в голосе закончил тайфа: кажется, интеллектуальные способности Сабира-бея вызывали у него ряд вопросов.

Как, наверное, и мои. Следующий свиток, отброшенный мной в кучу не похожих на «черное забвение», Рашед-тайфа все-таки подобрал и развернул.

— У тебя очень быстро получается, — пробурчал он почти смущенно, возвращая свиток на место.

Я пожала плечами и взяла еще один свиток из стопки неразобранных заклинаний. Отчим этого тоже не понимал, как и Малих, но… они и не были магами.

— Я их слышу, — призналась я, не поднимая взгляда. — Каждый свиток звучит так же, как заклинание. Немного тренировок, и мелодию, которое издавало бы плетение в момент активации, можно определять на глаз, как если бы вы читали ноты.

— Ты занималась музыкой?

Я подняла голову и с легким недоумением обнаружила, что тайфа тоже отвлекся от свитков — и вопрос, кажется, задал не просто ради поддержания светской беседы, а потому, что ему действительно было интересно.

— Нет, — честно ответила я, не рискуя отводить взгляд. Когда тайфа был искренне чем-то заинтересован, его глаза будто бы светлели — до какой-то странной, азартной звериной желтизны, и я не могла отделаться от ощущения, что сейчас мне ни в коем случае нельзя давать слабину и отворачиваться. — Папе было не до музицирования. Мы с Малихом слишком дорого ему обходились, чтобы он мог позволить себе тратить время на что-то помимо свитков и обучения ремеслу. Мне просто всегда нравилось, как звучит магия.

Рашед-тайфа сощурился, но ассоциации с высматривающим добычу хищником никуда не делись.

— А мне за этим слышится длинная нерассказанная история.

— Мой господин неизменно проницателен, — с натянутой улыбкой заверила я его и, не глядя, отложила свиток: тоже не то. — А бедная рабыня теряется в догадках, чем же вызван такой интерес к нерассказанным историям.

Тайфа тут же развернул новый свиток и внимательно уставился на него.

— У нерассказанных историй бывают последствия, — туманно отозвался он, — которые можно было бы предотвратить, если бы их кто-нибудь вовремя рассказал. А мне ужасно лень с ними разбираться.

Я невольно хохотнула, и он бросил на меня быстрый взгляд исподлобья.

— Что? Я полагал, в этом вопросе мы достигли полного взаимопонимания.

— Для такого лентяя, каким мой господин себя расписывает, он вовлечен в слишком многие дела, — заметила я и, забывшись, тоже поболтала ногами в теплой воде. Пола господского халата не упустила случая обмотаться вокруг моей щиколотки, и тайфа поспешно схватился за пояс, не позволяя своевольным одеждам уплыть следом за ногой «бедной рабыни».

— Лентяй должен быть предусмотрителен и осведомлен, — проворчал господин и хозяин, одергивая полу халата. Она влажно шлепнула по воде, едва не забрызгав кипу проверенных свитков. — Иначе ему придется делать куда больше, а то и вовсе переделывать. А ведь лень! — сурово заключил он и, отложив свиток, запрокинул голову.

Почти скруглившаяся луна охотно обрисовала его лицо тенями и полупрозрачными бликами; игриво заглянула за разъехавшийся ворот халата и отразилась в глазах — завороженно распахнутых и по-звериному желтых. А ведь только что казались зеленовато-карими…

— Нет, невозможно, — пробормотал он и сладко зажмурился, потянув носом. — Бросай свитки. Пойдем внутрь.

Я недоуменно покосилась на очередной подобранный свиток (нормально же работали, что на него вдруг нашло?) и уже собралась было подчиниться, когда взгляд зацепил знакомые пересечения и жирные, твердые линии, отозвавшиеся где-то в голове густым низким звуком, от которого моментально выступили мурашки на руках и шее.

— Рашед! — забывшись, окликнула я слишком высоким от волнения голосом, и тут же исправилась: — Мой господин, взгляните!

Он странно замешкался, но все-таки отозвался, ворчливо и недовольно:

— На твою вопиющую непочтительность, что ли? — а потом он все-таки рассмотрел рисунок плетения в моих руках и сам напрочь забыл про манеры. — Похоже, — севшим от волнения голосом согласился тайфа и, порывисто перевернув свиток, так нахмурился, что его глаза стали казаться почти черными.

— Мой господин? — опасливо окликнула я.

Рашед-тайфа только махнул рукой, поставил косую галочку напротив имени мага в журнале и повелительно указал мне на арку, ведущую в спальню.

— Утром, — твердо произнес он и на мгновение зажмурился. — Я прикажу передать свиток и имя Нисалю-аге и Сабиру-бею. А сейчас — внутрь! — так решительно рыкнул он, что я опомнилась уже в его спальне — потому как внезапно осознала, что как раз здесь-то и не планировала задерживаться.

Да я и оказываться-то здесь не планировала!

— Выдохни, — проворчал Рашед-тайфа, обернувшись и застав меня в виде соляного столпа возле ширмы, с которой фривольно свисала мокрая простыня. — Я верен своему слову.