Вольно, генерал: Стокгольмский синдром

Итак, Моргенштерн попадет на Второй круг ада и сможет поближе познакомиться с его обитателями. Уже более взрослый и самоуверенный, он прослывет как самый развратный и дикий демон. Не было того количества сигарет и алкоголя, которое смогло бы выбить его из колеи, и не было того числа партнёров, которое бы он не смог позволить на ночь. Толки о нём разносились по всем известным гаремам, где в почти каждом он был завсегдатай. Откуда деньги? Не иначе как с кровожадных убийств, силы на которые давало желание поскорее забыть Молоха.

Он вернулся в Академию с тяжёлым сердцем.

«Чёртов рыжий ублюдок», – вздохнёт однажды Люциан и будет прав.

Молох не был дураком и знал, что парниша уволился не потому, что ему вдруг не понравились здешние нравы. Он продолжал разгульный образ жизни, имел до двух парней зараз в своей спальне при кабинете, когда находил провинившихся в чём-то хулиганов. Но всё же что-то дрогнет внутри, когда к нему подойдет юноша, напоминающий Люциана в чертах лица. Нет, он не собирался искать Моргенштерна, не намеревался бегать за ним. Он знал, что всё само вернётся на круги своя. Всегда возвращается, из столетия в столетие.

Молох дослужится до необходимого ему звания, подтверждаемое каждую тысячу лет, – и последует на Второй круг ада, поскольку там якобы много разбоев и необходимо наводить дисциплину. Завёлся один разбойник, ни с кем не желающий идти на контакт.

Оказия 6: На привязи

Окна спальни занавешены. Сама по себе комната огромных размеров. В ней располагалось всё, что могло понадобиться её владельцу: несколько шкафов, большая застеленная постель с пологом, письменный стол, пара книжных стеллажей, диван.

Горело много свечей, расставленных повсюду. Пахло чем-то цветочным – скорее всего, маслом. Аромат смешивался с запахом зажжённых фитилей. Свечи горели ярко. Издалека, за окном, доносилось бренчание гитар. Всё было таким замедленным, умиротворённым, и казалось, что можно раствориться в такой тягучей атмосфере.

Голова Молоха была неясна, он был опьянён происходящим. Мужчина сидел на кровати, слегка откинув голову с гривой медных волос назад. Он упирался руками в постель и щурился, любуясь своим любовником. В груди нежилось горячее, побуждающее к чему-то чувство. Демон дрожит от удовольствия и собирает руками простынь, почти не контролируя себя. Это был замечательный отдых от паранойи, вечно мучившей и отравляющей разум. Молох мирился с ней, поскольку ничего не мог с ней поделать. Нужно было быть параноиком: иначе кто-нибудь пособраннее занял бы его место. Терять пост главнокомандующего Молох не собирался. Власть, война, деньги – это его основные ценности в жизни. Но главком чувствовал, что выматывается и отдых бы не помешал. Настал миг расслабления.

На памяти Молоха было множество наёмных убийц. Каждый из них страдал от излишней самоуверенности – и в итоге сгинул в ближайшем лавовом кратере. Сгинул неспешно и мучительно. Доходило до смешного: Молох мог столкнуться с киллером лицом к лицу, попросту врезавшись в него на лестнице. Дрожащий убийца вытащил нож и попытался напасть на главнокомандующего, сохраняя внешнее спокойствие, но в итоге измерил глубину лавового кратера, как и его предшественники. Ну да ладно. Долой мысли о всяких идиотов. Просто не думать.

Перед ним коленопреклонённый Люциан. Его лицо идеально выбрито – он выглядит лет на двадцать, совсем ещё юнец. Генерал сосредоточенный и спокойный, ласковый и нежный. Молоху это нравится. Он одержал верх над упрямством генерала, и можно насладиться триумфом. Причем долго наслаждаться: наблюдать за тем, как Люциан делает ему минет, можно бесконечно. Одной рукой демон приобнимает главнокомандующего за пояс, а другой – растирает член, поскольку не может вобрать его в рот целиком. Ловкий язык постоянно упирается в головку и щекочет её, когда начинает слизывать выделяющуюся смазку…

Только вот Молохом начинает овладевать странное чувство. По зримой реальности проходит рябь, словно по взбаламученной поверхности пруда, и он чувствует, как глаза начинает резать яркий свет.

Молох заворочался на кровати и поморщился от солнечных лучей, проникнувших через щель между шторами. Он сонно оглядел комнату и с лёгкой обидой отметил, что всё происходящее было лишь сном. Притом реалистичным: когда мужчина свесил ноги с постели и откинул одеяло, то обнаружил у себя на бёдрах сперму. Это ему не понравилось.

– Игра началась, – хмыкнул он.

***

Люциан томился в камере уже второй час, притом не зная, за что. У него было не так много занятий, чтобы скоротать время. Периодически генерал о чём-то думал, пялясь в стену, сложенную из склизких кирпичей, пахнущими канализацией, или принимался мерить помещение шагами – тоже от скуки. Изредка он слышал, как переговариваются между собой другие заключённые и как за это на них орут стражники.

– Потише там! – рявкали они, ударяя дубинками по прутьям камеры.

Моргенштерн вёл себя как мышка. Он понимал, что ничего хорошего не случится, если он уподобится другим заключённым. На него наорут или, быть может, даже изобьют. Меньше всего Люциан хотел привлекать к себе внимание, хотя уже поздно: наверняка весь штаб знает, что генерал отбывает наказание в нижних камерах.

Схватили Люциана неожиданно: когда он сидел в кабинете и курил, отдыхая после оформленных отчётов. Оставалось только отнести их к Молоху, но идти к нему Моргенштерн не хотел. Охрана сгребла его в охапку самым грубым образом, однако побоев не нанесла. Люциана провели под белы рученьки по всем коридорам на радость слоняющимся без дела солдатам (проблемы дисциплины существовали). В камеру его буквально затолкали, поскольку Моргенштерн, конечно же, сопротивлялся.

«Вот это уже посерьёзнее, чем вызов на ковёр. Чёрт, я даже не успел толком напортачить! А жаль. Если уж отбывать, то хотя бы за дело. Вряд ли те отчёты, на которые я когда-то пролил кофе, стоят таких шикарных апартаментов».

От мыслей его отвлекла открывшаяся в камере дверь.

– Нравится? – промурлыкал Молох с розгами в руках, заходя внутрь. – Я приказал, чтобы тебе дали самую чистую камеру. Уверен, ты оценил.

– О да, сервис восхитительный, – хмыкнул Люциан, обеспокоенно посмотрев на орудие в руках главкома.

– Думаю, ты также заметил, что тебя оставили целым и невредимым. Спросил бы ты, как сюда обычно доставляют заключенных «без привилегий».

– Так я «заключённый с привилегиями»? Интересно, – оценил генерал. – И надолго ты меня сюда затолкал? Пока не начну умолять изнасиловать себя? Или пока не распрощаюсь с мыслями о Раухе? Знаешь, если хочешь завоевать мою любовь, смени тактику, серьёзно.

– Ненадолго, – произнёс Молох. – Я заберу тебя отсюда, как только посчитаю нужным. Это небольшой элемент моей мести.