Волны бьются о скалы

Мама мельком смотрит на наручные часы, которые ей подарил папа на прошлое 8 марта, набрасывает на себя темно-вишневый длинный плащ и вылетает за дверь. Шубы и пальто у мамы нет, только этот плащ, сколько Лика себя помнит.

– Пока мам.- одними губами говорит Лика.

Овсянку есть неохота до ужаса. Лика с отвращением глотает безвкусную, застревающую на зубах, массу. Потом идет к раковине в туалете, моет посуду. На руках нет бинтов, посуду мыть лучше под холодной водой, горячая разъедает кожу за две минуты. Холодная вода как лед, Лику начинает трясти крупная дрожь, но посуду надо домыть. Чистящего средства, как в рекламе, у них нет, есть скребок и губка, натертая желтым хозяйственным мылом. Только им можно мыть саму Лику в бане, раз в месяц, не чаще. Поэтому у Лики короткие волосы, короткие и всегда сальные, и лезут нещадно. Мама говорит, что это авитаминоз. Мытье в бане тоже болезненно, маленькой Лика плакала в голос, когда мама пыталась тереть грубой мочалкой лезущую язвами кожу, сдирая ее живьем. Потом от мочалки отказались, когда выяснилось, что ребенок плачет и дергается не от простого дерматита, как им говорили в больнице. Хозяйственное мыло щипет и пахнет застарелой щелочью, но приходится терпеть.

Полотенцем вытирать руки тоже нельзя, надо ждать, пока сами высохнут. Вода попала на бинты, теперь они подгниют к приходу мамы, а она заметит и опять рассердится.

Лика идет в зал, там у них телевизор. Серый, пыльный, толстый, приземистый. Экран у него черный и выпуклый, и тоже пыльный. На телевизоре стоит бамбуковое деревце, притащенное папой с улицы. В горшке оно зачахло, впрочем, и на улице бамбук невысокий, кустарник, чуть ли не по земле стелется. Весь кустарник и все деревья на острове свернуты в одну сторону, на восток, потому что туда дуют частые бури, туда дует восточный ветер. Все дома на земле, многоквартирных всего два, из-за частых землетрясений в них боятся жить. Окна в домах узкие, фундамент уходит глубоко в землю, крыши нависают над окнами.

Девочка включает телевизор и листает каналы. Листать - сильно сказано, каналов у них три. Первый, Россия и еще НТВ, но он плохо показывает, нужна антенна. Лика лежит на диване, откинув одеяло, и не шевелится. Показывает Первый канал. Она не ходит в школу, мама учит ее всему сама, когда у нее есть время, а так два раза в неделю к ней ходят учителя. Она их напрягает, но они всегда улыбаются, не хотят злить Ликину маму. Про нее говорят, что она "бешеная". Как бешеная собака. Раньше, когда Лика могла выходить на улицу и играть с другими детьми, она слышала, как маму обсуждали какие-то бабушки, а она шла мимо, и мрачно смотрела на них. Лике жалко маму. И себя жалко. Лика очень хочет в школу, ей скучно каждый день лежать и смотреть "Модный приговор" по Первому, а потом еще кучу скучных и нудных программ, в которых мало что понятно. Книжек в доме мало, они все папины, технические, полная муть. У мамы книжки красивые: пестрые, с большими красными буквами на фоне российского флага. "ЕГЭ". Кроме этого ЕГЭ мама ничего не читает. Лика пробовала понять мамины книжки, но там только вопросы с вариантами ответом и математические формулы и уравнения. Математику Лика не любит, хотя и мама и папа - математики. Детская книжка была - Рубиновая Книга Сказок, толстая с картинками. Ее отдали в комиссионку, сказали, что Лика выросла. Лика не плакала, нет конечно, станет она плакать из-за книжки. Она уже большая, папа всегда так говорит. А так хочется, чтобы мама почитала сказку на ночь. У Лики в Рубиновой Книге была самая- самая любимая сказка. "Счастливый Принц", ее еще написал писатель из Англии с трудной фамилией Уайльд, вроде так, Лика не помнит. В сказке говорится о волшебной говорящей золотой статуе, стоявшей на площади большого города. Лика никогда не видела настоящий город, но, наверно, там очень много машин и людей, и надо быстро перебегать дорогу, иначе тебя собьют. Однажды в том городе наступила зима, а мимо этого принца пролетала последняя ласточка. Он увидел умирающего от холода бедняка и попросил ласточку содрать с него золотую пластинку, отдать нищему, чтобы тот обменял ее на хлеб. Молодому художнику он отдал синий сапфир - свой глаз, а девушке - рубин из ножен своей шпаги. Что такое шпага? Папа сказал, что это шампур от шашлыка, только с ручкой. Шашлык Лике нельзя, они его ели один раз у родственников. Потом Лике пришлось вызывать "Скорую" и зря беспокоить родителей. Так о чем я? Ах да, принц остался совсем один зимой, без золотой кожи и сапфировых глаз. Он сам позволил содрать с себя кожу, чтобы согреть голодных и оборванных людей. С ним осталась только ласточка, которая уже не могла улететь на юг, она медленно замерзла, укрывшись от щемящего ветра на деревянных руках немой и слепой статуи. На этом месте Лика всегда начинает плакать. Над собственной болью плакать не хочется, привыкла, а вот этого принца жалко до слез. Счастливый Принц с начисто содранной кожей, думает Лика. Наверно, у него она тоже лезла и шла струпьями под бинтами, так, что он, в конце концов не выдержал.

По телевизору опять "Модный приговор". Первый канал показывает лучше всех, поэтому его нельзя переключать, антенна собьется. Лика лежит и смотрит, как по подиуму идет красивая женщина, которую впервые переодели в новый сверкающий наряд. Она еще не очень умеет ходить на каблуках, скользит по гладкому подиуму, смотрит на огромную студию испуганно, но это все поправимо. У дверей ее ждет муж с охапкой цветов и болтает ногами на кресле для гостей веселая девчушка, помладше Лики - дочь. Везет же некоторым! Однако Лика не жалуется, она же у папы боец, он сам так говорит. А в телевизоре очень много врут, это очевидно. Семья не может быть такой идеальной, как там показывают. И всей крови и войны, о которой все кричат, просто нет. У них тут, на Краю Света, войны нет? Нет. Значит и везде ее нет, она просто сон. Это же ясно.

А вообще Лика очень хочет быть похожей на этого, на Счастливого Принца из сказки. Он такой добрый и терпеливый. И стойкий - сам дал выколоть себе глаза и содрать кожу. Наверно, он супергерой, не иначе. Она тоже так хочет. Не в смысле кожи - у нее то же самое, в смысле характера. Лика хочет иметь железную волю, быть настоящим солдатом. Как папа, а он служил в армии. Он подводник, сержант в запасе. Он не рассказывает об армии, ему вечно некогда. Ну ладно, он же работает. Это она для них как обуза. Лика может быть еще не совсем знает слово "обуза", но уже прекрасно понимает его смысл. Она слышала его от папы. Один-единственный раз. И единственный раз тогда мама ударила папу по щеке наотмашь, он замахнулся и ударил ее в ответ. Они думали, что дочь спит и громко ругались в зале, а она подошла босиком к двери и слушала, и подглядывала в щелку. Из темного коридора в светлый зал. И плакала. Папа услышал ее плач, вышел, хотел взять ее на руки, она вырвалась и убежала. Мама подошла к двери ее комнаты, звала, но Лика не открыла. Это было не так давно. Вчера.

Лика знает, что она в семье - источник проблем. Знает, но не плачет и не жалуется. Старается только лишний раз не привлекать к себе внимания. Прячется в своей комнате, и до ночи читает свои учебники за 2 класс. Она ведь не дурочка, на самом деле, она уже выучила каждый учебник, и учителя, приходящие на дом, ставят ей только четверки и пятерки. Или она читает этот мамин ЕГЭ, и расстраивается, что ничего в нем не понимает. Зато она понимает, что больна. Болезнь у Лики как из сказки. Как заклинание, которое не выговоришь с первого раза. Однако она его говорит без запинки. Буллёзный эпидермолиз.

3.

– Ксения Вадимовна, милая моя, да я, что же, не человек по-вашему?
– Анна Сергеевна, завуч Малокурильской средней школы, строго смотрит на аккуратно сидящую на кончике стула учительницу. Лебедева бледная и озлобленная, и даже не пытается скрыть свое раздражение.

– Анна Сергеевна, - голос у нее противный, резкий, как металл по металлу.- Я просто не понимаю, в чем дело?
– она почти плачет.- Я работаю здесь четырнадцать лет, и за все время не заслужила ни одного упрека. У, у меня грамоты с благодарностями, подписанные вашей рукой.

Тут ее прорывает, и она начинает натужно всхлипывать. Смотреть противно, завуч украдкой морщится, глядя как Лебедева дрожащими руками вытаскивает из объемистой черной сумки упаковку влажных салфеток, трясет ее, отрывает, рвет упаковку, достает оттуда вчетверо сложенную салфетку и начинает бешено тереть глаза. На жалость давит. Да жалко ее, конечно, но, скажите на милость, зачем было являться сюда и рыдать средь бела дня? Умереть можно со стыда.

– Ксения Вадимовна, перестаньте, - жестко говорит Анна Сергеевна, ерзая на стуле и нетерпеливо сжимая и разжимая сухие тонкие пальцы,- сюда могут войти в любой момент. Зайдите в отдел кадров, возьмите все документы.

Лебедева неожиданно вскидывает на Анну горящие злые темные глаза с размазанной тушью.

– За что? За что, я вас спрашиваю?
– тонко кричит она, почти пищит, как крыса. Анна чувствует, как в ней закипает бешенство. Да кто она такая, эта истеричка?

– На тебя кто только не жаловался, - открытым текстом шипит завуч в ошеломленное лицо Ксении.- сколько можно! Ты уже весь коллектив достала своими истериками и нервами. На детей орешь, объяснительные не пишешь, запугиваешь классы бесконечными самостоятельными. Родительские собрания не проводишь, сроки сдачи отчетов пропускаешь. Работы с детьми нет, открытых уроков нет. Отлыниваешь постоянно, один больничный за другим. Мне уже надоело ставить окна в расписании и детей отпускать, а заменить тебя некем, сама знаешь! И нагло пользуешься моей снисходительностью. Что мне твои грамоты? Хватит, Лебедева, надоело. Сама знаешь, в стране кризис, идет повальное сокращение штатов. Скажи еще спасибо, что хоть выходное пособие тебе даем. На дочку деньги будут, мелочь, а приятно.

От такого цинизма Ксения чуть не задохнулась.

– На дочку, говорите? На дочку, значит. Выходное пособие?- она неожиданно засмеялась завучу в лицо, та с трудом удержалась, чтобы не покрутить пальцем у виска.
– Пособие на ребенка - 6500, выходное пособие - 4200. Инвалидность Лике не дают, - она принялась загибать пальцы, - итого 10700. А вы знаете, Анна Сергеевна, что нам в месяц одни бинты да мази в 15000? Я ж вам в ноги упаду, только назад возьмите! Что ж вы за люди-то такие?
– голосит, как деревенская баба, коей и является. А зачем Анне ее проблемы? У самой двое детей, концы с концами тоже надо сводить. Денег нет в бюджете села на большой штат учителей, понимать должна. Дети останутся без математики и литературы, перейдут на дистанционное обучение. 170 человек, малокомплектная школа, в выпускном классе три калеки сидят. А тут еще эта со своей инвалидкой.

– Уходите вы, Лебедева, - устало говорит завуч.
– У меня урок, звонок через минуту.

Ксения вскочила со стула и, не простившись, выбежала в коридор. Даже в грохоте школьной перемены Анна услышала, как раздраженно стучат по деревянному полу ее каблуки. Модница, тоже мне.

Ксения быстро шла по подтаявшему снегу, скользя на каблуках, чуть не падая, но удерживаясь. Не обращала внимания, что плачет, и тушь неровными потеками обрамляет глаза. В тонком плаще она вспотела, и ветер теперь сильно дул ей в спину. Ксения шла к магазину, сжимая в кармане кошелек с несчастными 4200 рублями. Их надо теперь растянуть на месяц.