Вольные стрелки

– Очень может быть...

– О нас с вами он не стал бы беспокоиться. Изруби нас в куски на его глазах, он и пальцем бы не пошевельнул...

– Всегда так бывает. Чем больше стараешься, тем меньше тобой дорожат...

– Верно! Мне порядком надоело возиться со стариком. Право, Хозе, я, того и гляди, удеру к падре.

– К Харауте?

– Ну да. Он сейчас со своим харочо где-то у Puente National. Между ними несколько человек моих товарищей с Рио-Гранде. Живут они в палатках и ведут превеселую жизнь, как я слышал. Если бы эти молодчики попались вчера падре Харауте, их сегодня не было бы уже на свете...

– Это верно. Однако надо развязать их и дать им поесть, - может быть, они и ужинают-то в последний раз...

С этими утешительными для нас словами тот, которого звали Хозе, снял с нас повязку. Вечерний свет так ослепил нас, что мы не сразу могли различить, что творилось вокруг нас.

Мы лежали в углу patio - широкого двора, окруженного домами с плоскими крышами и толстыми стенами. За исключением первого дома, все здания были одноэтажные.

Украшенный балюстрадами портик главного дома был уставлен громадными вазами с растениями и цветами и защищен от солнца пестрой шелковой драпировкой.

Посредине патио помещался обширный каменный бассейн с фонтаном, окруженный померанцевыми деревьями, ветви которых свешивались над водою. На самом видном месте стояли две небольшие пушки. С одной стороны двора тянулись большие ясли, насыпанные маисом. К ним подводили проголодавшихся дорогой лошадей и мулов.

Громадные собаки, лежавшие на раскаленных плитах мостовой, ожесточенно лаяли, когда появлялся какой-нибудь новый всадник. Это были знаменитые испанские ищейки из породы тех, которыми Кортес травил когда-то ацтеков.

Гверильясы расположились вокруг разведенных огней, поджаривая на кончиках сабель куски вяленого мяса.

Некоторые чинили сбрую или чистили оружие, другие прогуливались взад и вперед, гордо драпируясь в роскошные manga или живописные серапе. Тут же ходили женщины в цветных рубашках.

Служанки приносили большие кувшины с водой или, стоя на коленях перед каменными очагами, скатывали тесто для тортилий и жарили бобы.

Все весело смеялись, шутили и болтали. Никому не было грустно, кроме нас, злополучных пленников, которых, быть может, ожидала в ближайшем будущем ужасная смерть...

Из вестибюля главного дома выходили офицеры, отдавали распоряжения и снова скрывались.

В одном углу двора лежали нагроможденные друг на друга тюки товара. Вблизи них расположились арриеро - погонщики мулов в живописных кожаных костюмах. Через крыши низких зданий - мы находились на возвышении - мы могли видеть зелень лугов и лесов. Вдали обрисовывались снежные вершины Анд. Выше всех вздымался к небу, как снежная пирамида, пик Орисавы.

Солнце уже скрылось за горами; последние лучи озарили конус Орисавы, заливая его расплавленным золотом. Облака, отливавшие пурпуром, окутывали вершины более низких Кордильер. Только самый высокий пик - Сверкающая Звезда - одиноко вздымался из тумана...

Это была живописная, величественная картина - на один момент я забыл, где я и что со мной... Но грубый голос Хозе вернул меня к действительности. Он вошел с двумя пеонами, несшими наш ужин на большом глиняном блюде.

Ужин состоял из черных бобов и полдюжины тортилий. Так как мы успели изрядно проголодаться, то не подвергли его сильной критике. Нам развязали руки - в первый раз за все время нашего пленения блюдо поставили перед нами. Но опять у нас не было ни ножей, ни ложек, ни вилок. Рауль показал нам мексиканский способ есть бобы, зачерпывая их куском тортильи, и мы принялись за ужин...

Глава XXXVII

ЧЭЙН УХАЖИВАЕТ

Поставленное посреди нас громадное блюдо с бобами было опорожнено в один миг.

– Превкусная штука, хотя и неказистая, - со вздохом говорил Чэйн, грустно смотря на пустое блюдо.
– Милый сеньор, не можете ли вы дать нам еще немного бобов или тортилий?
– обратился он к стоявшему возле нас Хозе.

– No entiende (не понимаю), - ответил тот, отрицательно качая головою.

– No in ten days! (He раньше десяти дней!) - воскликнул Чэйн, принимая испанское "nо entiende" за дурно произнесенное английское "no in ten days".
– Ox, как жестоко вы изволите шутить! Через десять дней Муртааг Чэйн будет ужинать на том свете, где дадут чего-нибудь получше ваших бобов!

– No entiende, - повторил мексиканец.

– No in ten days, да мы до тех пор успеем умереть с голоду! Мы сейчас хотим бобов!..

– Que guiere? (Чего он хочет?) - обратился мексиканец к Раулю, хохотавшему до слез.

– Что он там лопочет?
– горячился Чэйн.

– Говорит, что не понимает тебя...

– Так скажи ты ему, что мы просим дать нам еще бобов и лепешек.

Рауль перевел слова Чэйна.

– No hay (нету), - сказал Хозе, водя перед носом взад и вперед пальцем.

– No I (не я), - повторил по-своему Чэйн.
– Вы не желаете постараться для нас сами?.. Так сделайте милость, пошлите кого-нибудь! Мы на это нисколько не обидимся, только бы прибавили нам порцию...

– No entiende, - еще раз проговорил мексиканец, продолжая мотать головою.

– Да что ты все толкуешь мне о десяти днях!
– кричал Чэйн, окончательно выходя из себя.
– Ты ведь отлично понимаешь, о чем я тебя прошу, только делаешь вид, что не понимаешь!.. Жаль горсточки дрянных бобов!..

– Да он все время толкует тебе, что нет больше, - сказал Рауль.

– Нет больше? Врет, прохвост. На пятьсот человек приготовлен ужин, и вдруг - нет больше... Не может быть!..

– Frijoles - no hay (бобов нет), - сказал Хозе, догадавшись, о чем говорит Чэйн.

– Fray hobys (от святых), - продолжал коверкать Чэйн испанские слова.
– Что ты тут еще толкуешь о святых, когда у вас дьявольские порядки!

Все мы так и покатывались от смеха, слушая эту интересную беседу.

– Рауль, попроси ты у него хоть воды!
– злился Чэйн.
– Уж в ней-то он отказать не может, раз под носом чуть не целое море...

Рауль исполнил его желание. Кстати сказать, и всем нам очень хотелось пить. Хозе сделал знак одной из служанок; девушка принесла нам полный кувшин воды.

– Потрудитесь, моя красавица, сперва напоить нашего капитана, - сказал Чэйн, указывая на меня.
– Надо давать не только поровну, но и по чину.

Служанка поняла его и поднесла мне кувшин. Напившись, я передал воду Клейли, который в свою очередь передал ее Раулю.