Володарь железного града

Вечерами же буквицу и цифирь латинскую учим. Лучшим баллы щедро отсыпают, а лентяям батогов и штрафу. Бают, тех кто осилит и весточку лично напишет сродственникам, отправят ту без мзды по всей Руси, хоть в земли Смоленские с зачиткой. А я что хуже, других? Али мало у меня родичей осталось? Чай не лопатой машу, учить буквицу в дороге сподручней. А мудрёного там нет ничего. Вона, буквица «К», а рядом с нею корова выведена, «О» — озерцо и облачко рядом рисованы. «К» и «О» прибавить, выйдет слог «КО». Енто каким увальнем надо быть чтобы сие не разуметь? Зазря меня токмо попы пугали, зазря.

* * *

Палаты московских князей с незапамятных времён рубили на самом высоком месте Боровицкого холма. Вслед за стенами, завершалась и стройка великокняжеских хором. Палаты не только занимали местоположение, господствующее над всей видимой окрестностью. Ещё окутанные лесами они уже выделялись красотой резного орнамента, подчеркивающего мощь и величие новой власти. Сложная, вычурная резьба с приподнятым рельефом и причудливыми узорами из переплетений трав, зверей и птиц дополнялась изображениями фантастических существ: сирен — полуженщин-полурыб, сиринов — птиц с женской головой, львов и более древних элементов из дохристианской Руси. Резчики старались. Где как не здесь можно показать лицо — вершину своей профессии. Аккуратно резали косицы и прямчи, зубчики, городцы и киотцы. С любовью выводили желобки и звёздки, огневики, маковицы, грибки и кляпыши.

Правда с полётом фантазии уже было строго. Гайки крутили потихоньку и зазевавшегося мастера, режущего бесов али травы не по византийскому канону, порой ждали плети от служек митрополита. Последний и сам частенько бывал на стройке. Следил, дабы чего лишнего не сваяли в княжеском доме. И тем не менее век XIV, далеко не XVI. Черт традиционной русской культуры выхолощенной, выродившейся в более позднем каменном строительстве, хватало. А ещё всюду царила раскраска яркими, сочными красками — резные столбы и ставни окон, ворота, фронтоны, подшивка свесов крыш, мезонины, балконы, ставни наличников.

В палатах Великого Князя Владимирского Семёна Ивановича пахло свежим деревом, маслом и красками. Давно уж разрешились дела в Орде, удержал он за собою ярлык, но на душе было неспокойно, гадко. Огромный кусок рязанской земли, выскочивший словно чёрт из табакерки глуховский княжич, выдернул у него из-под носу. Не досталось князю и Смоленского полона, а на него столько было надежд. Москва, подобно Римской империи цвела и пахла только при регулярном притоке населения, любая стагнация тут же вызывала откат. Но самое хреновое, вдвое упали цены на дорогое железо, лишив княжеский дом Даниловичей внушительной доли дохода от перепродажи персидского уклада. Весной ещё куда не шло, а летом бах и всё, словно отрезало. Глуховское железо в широких полосах, полуподпольно расползавшееся по Руси, оказалось дешевле и куда лучше качеством.

Н-да. Больно много этого князя округ стало, даже тут, в его палатах. Князь осмотрелся. Резные стулья из черна дуба из мягкой, обитой замшей лосиной кожи. Ларь для книг со стеклянными дверцами, зеркала, лампы, светившие словно сотни свечей, яркие и недорогие краски, бумага и даже цветной сургуч… Помимо его слов и воли эта ржа перла со всех щелей, вытесняя прежний уклад и он, Великий князь, ничего с этим не мог поделать, оттого и злился.

До заката Солнца в палатах собралась элита, официальная и не очень власть всей Северо-Восточной Руси. Боярин Василий Протасевич от старых, бояре Остафий Олексич и Алексей Петрович хвост Босоволков от служилых, Порей Лукинич от, скажем так, нейтральных, Братья великого князья Иван и Андрей Ивановичи, митрополит. Узкий, очень узкий круг. Из гостей разве что Колыван Вышатич, боярин, перебравшийся в Москву после провала «миссии» в Новгороде и тарусский князь, Юрий Всеволодович. Эдакая коллективная Бабая-Яга вышла, играющая против одного всем ненавистного персонажа.

Сыновья Калиты несмотря на богатые подарки Мстислава Сергеевича не приняли, посчитав этого молодого князя виновником, хоть и невольным смерти отца. К личному добавилась экономика, обиды бояр лишившихся обещанных волостей и так уж вышло большую часть времени эта «команда У» неудобному князю косточки перемывала, но так и не пришла к общему решению. Официальным поводом для сбора послужила ябеда Юрия Всеволодовича. Князь в разгар страды попытался отстоять интересы своих бояр привычным способом, но был бит воеводой Мстислава Радимом Пронским и довольно жёстко. Более того, вои несносного князя подрезали с юга его волости по реке Дубна, а на другом конце, забрали все волости на северном берегу Протвы. Ну прочие непотребства. В Вереи, Боровске и прочих бывших рязанских городах князь сразу выкупил долги городов и городовых воинских корпораций, лишив московских бояр рычагов влияния. И дороги эти, железные, напрягали. Серпуховской воевода локти кусал, так как рядом строили не только пристань каких-то невероятных размеров, но разбили военный лагерь. Тем самым полностью перекрыв какое-либо сообщение с тарусскими землями, попавшими при Калите в зависимость от Москвы. Выходила нехорошая история. Клиентов «главного шерифа» Руси нахлобучили без ведома хозяина и все вассалы, набрав «чипсов» наблюдали как поступит Симеон.

Спорили долго, истошно. Ещё и митрополит маслица в огонь то и дело подливал. Он ведь уже узнал про назначение священников из конкурирующей епархии и пришёл от этого в неистовство, едва контроль не терял. Одно дело потерять земли, а за ними епархии. Другое, терпеть непотребство под самым носом.

Юрий Всеволодович требовал немедленно собрать рать и наказать «татя», митрополит его поддерживал. Бояре склонялись решить вопрос через отзыв ярыка, через царя Озбека. Дошла очередь и до Порея.

— Сколько говоришь у него воев под Лужею стоит? — обратился он к Тарусскому князю.

— Сотня, не больше. Пешцев ешо учат, а сколько тех не ведаю. В лагерь тот моим гостям хода нет. Говорю же, тысячи две конных собрать, вдарить и сметём его. Аки муху со стекла.

— Спору нет, может разобьём. А может и нет.

— Он в Луже, Боровске и Верее ужо пищали поставил. Большие и малые. С наскока, на копьё, эти грады не взять. У вас трубы волшбою земли дальние показывающие есть? То-то же. А него есть. Нити он от Легощи он уже протянул к Оке и потому, о набеге проведает в тот же день. Гостинец до Дедославля уже сладили, а значит седмицы не пройдёт — будет князь за Окою. И сколь пешцев он приведёт? Бог его знает.

— Получил по щам и чернь убоялся! — крикнул на Порея Василий Протасевич.

— Чернь на поле али нет, тебе не всё ли равно. Поставят рожны по осмь локтей, а с боков огненным прахом вдарят, посмотрю тогда, как кудахтать будешь, — огрызнулся Порей. — В зиму идти не след, воев только зазря положим, — обратился он к великому князю.

— Верно Порей глаголит, — поддержал его младший брат князя Иван Иванович. — Лично видал тот бой огненный и пешцев в бронях. Справные и ладные.

— Да нет у него тех пешцев уже! — добавил митрополит. — На Бело-озеро отослали.

— Зато посохи и полона без счёта, а железа у него как у дурака глины. Новых наберёт, — парировал Порей.

— Из пустого, в порожнее переливаем, бояре. Что делать то будем? — вопросил великий князь и спор разгорелся с новой силой.

— Володарь! — вкрадчиво начал Колыван и отвёл Симеона в сторонку. — Ерунду ведь ближники несут. Переяслав, Онего, Дубна. Мстислав на тогда чужой земле был и битвы сии не затеивал, а ныне, уже будь уверен он подготовился куда лучше.

— Подготовится али нет, поруху Тарусского князя я ему спустить не могу! Да и бояре мои как вишь крови требуют.

— Потерпят, не переломятся. О чём поведать то хочу, Наримонт на князя Мстислава не меньше твоего зуб имеет, а Гедимин при смерти. Старик без памяти ужо, даже родичей не узнаёт.

— Не врешь?

— У меня в Литве знакомец добрый, Лукомский боярин Иван Василькович. Вхож он к князю в палаты. Не обманывал прежде.

— И что хошь?

— Подожди. Войско у Мстислава хоть и крепкое, но малое. А земли велики, и в том его слабость. По весне надо бить. Разом! Со всех сторон, аки медведя после спячки. Малые и быстрые уколы. Людишек брать, земли зорить, опосля ужо и на острожек идти. Большое войско в поход собирать смысла нет, побьёт.