Володарь железного града
Шрифт:
Князь наш поступил хитро. На мурманский брег отправил людишек разными дорогами, дабы определить наилучший путь, по длине, порогам и протокам. В травень ушли первые два десятка судов. По Ковже спустились в Белое озеро, оттудова поднялись по реке Ухтоме до озера Волоцкого, тама, где ужо княжью пристань устроили. Водоходы вытягивали канатами на платформы и тянули по лежнёвке той, что дублировала Красный волок. Далече, по протоке суда пойдут в озеро Долгое, оттудова по Ухтомке спустятся в реку Модлону, впадающую в озеро Воже, а затем их путь лежит через реку Свидь и озеро Лача и далее, в Онегу-реку. Путь сей, в Студёное море[iv] всем хорош, но уж больно долог.
Гости из Новгорода князю предложили путь покороче, через Черевский волок на Онего[v], но мы отговорили.
Лежнёвки, понятное дело, разом не осилить, но гати нам настелили аккурат за седмицу. По ним и пошли. Князь хочет заложить в устье Выга новый острожек, с пристанью морскою. А и верно. Покуда Новгородского погоста в тех местах нет, лопарский стоит, что зовётся Сорока. И хотя вышли в лето, разумею, на Студёном море окажемся раньше экспедиции. Последняя то, помимо жита и товаров для торговли тащила много всякой всячины: лесопилки с колёсами водяными, корабельные наборы из уклада и даже пороховые гарпуны для охоты на левиафанов и шла тяжко.
Окрестности Новосиля
Трофим сноровисто зацепил бревно крюком и закинул на тележку. Младший сын Прошка подкрутил колесо пильной рамы и тянущие валки, зацепив бревно клещами они потянули крепкий дубок на лезвия. На другой стороне, его брат был начеку. Цеплял выходящий из постава брус. Пока одно бревно пилили, второе назад шло, на второй опил.
Артель Трофима изготавливала шпалы, и работу нехитрых механизмов он выучил назубок. В два прохода сформировать брус, протянуть и разрезать его дисковой пилой на три-четыре равные части. По сравнению с лесопильным цехом Лещиново, где он проходил обучение, детская забава. Вот там хитростей — голову сломаешь. Десятки каких-то чудных ручек, шестерёнки мудрёные, линейки со шкалой…
Шумно малость, но всё же с прежней работой не сравнить. В поле куда тяжелей. Оно и понятно, сеялся то Трофим на худой землице. Староста отблагодарил, нарезал косогор, чтоб ему пусто было! Деды чегой-то век назад не поделили и с тех пор пробежала оборотница меж Медведями и Орехами. Лошадей же отец отдал старшим братьям, а сам Трофим скотины так и не нажил. С соседом, таким же безлошадным горемыкой, нанимали вскладчину мерина чтобы отсеяться. Да токмо какой дурак лошадь в сев, али страду отдаст? Оттого и сеяли не в самое лучшее время. Земля ешо не общинная, боярина Хвата. Ему дай, соху мытарю плати, тамге на лапу, дабы не погнали гостинцы чистить и в итоге? Почитай каждый год у разбитого корыта оставались. Благо лес, кормилец, выручал, не давал весной сгинуть. Разве то жизнь?! Каждую виверицу считать, да в голодные глаза детей глядеть руки разводя.
Прошлым летом, в погосте появились гости князя Мстислава Сергеевича. Принимали грибы, синь-траву да корни одуванов. По первой им не верили, смеялись, а когда они Ершу за короб грибов серебра отсыпали мы всею семьей в лес рванули. Здорово те резаны нас выручили. А гость то не прост был. По погосту ходил и обспрашивал кого и како звать, сколько летов прожили, сколь детишек в семье, есм ли скотина и какая. У старосты мытные грамоты смотрел, поля и сенокосы считал да в свиток сие писал, на бумагу!
Опосля страды ко мне в дом сии гости сызнова заявились, и к соседу заодно, с приглашением от князя погостить. Сам то я грамоты не разумею, а жинка как бумагу с тамгой увидала, едва не сомлела. Оно и понятно, где я, и где князь! Разве можно было отказать, тем более кошт и дорогу оплатили. Приехал значится в острожек, а тама таких аки я сотни две, видать со всего княжества голытьбу собрали. Князь достал грамоту и сказывал сколь мы резан в год заработали, и сколь потратили. И выходило, что работали из
года в год впустую — на старост, на мытарей да бояр. А то мы не знали! Но не в том дело. Предложил князь вступить в артель, на паях. Он даёт механкусы тёрочные и лес, а от нас треба работать добро и учиться заморскому делу, лес на доску и брус пускать. Походили мы, почесали репу, посмотрели аки батраки живут княжеские и согласились.А чего не согласиться то? В кабалу не загоняют. Четвертую часть, от выручки, на руки. Мужики здешние как один твердят — не обманывает князь и коли обещал двадцать резан в день, тако и будет. Некоторые ешо ломались — долгов у нас мол как шелков, кто же отпустит c земли? На что тиуны княжьи отвечали — князь наш все долги оплатит и мзды за то с вас, не возьмёт. Встанете на ноги, отдадите. От такого, отказываться ужо дураков не нашлось. Да и за что нам держаться то? За худые порты и треснувшуюся соху? А у него батраки как один в сапогах из скоры ходят, гвоздями железными подкованными! Ни одного босяка. Одёжи хоть с виду и чудны, но сработаны добротно и красны на вид. А как плуги увидели из уклада кованные, как вкопанные встали.
В осень приехали семьёй, а в острожке тартарарам. Усё вверх дном поднято, ибо козельских хлопов без счёта привезли. Но вроде ничего, нашли и нам место. Жили в тесноте, но не в обиде. Тепло и сыто, а к прочему не привыкать. Зиму отработал в лесопильном цеху. Собирал тама колёса водяные и пилорамы, а тако же грамоте и счёту обучались, артелью. А она у нас из трёх семей: моя, соседская и козельского холопа Девятко.
Едва снег сошёл, меж Окой и Неручем лежнёвку достроили и по той, отправили нашу артель в верховья Оптушки, а по самой речке ешо и водоход малый пустили. Ныне он лес нам спускает, а шпалы готовые значится, к дороге подымает. А весною же тянул избы и механикусы. Нагнали в помощь уйму народу, сотни две. Глазом не успели моргнуть, как поставили дворы и пильню. Речку запрудили, трубу и колесо водяное, ковшовое, наладили. Приставили маховик с коленвалом и постав с пилами. Сам то я слов таких прежде не слыхивал, в цеху, дурака надоумили. Устроили и тын крепкий, пристань, сушила. По уму сделано. В ночь, дабы колесо не простаивало, цепи с постава переключаем на жернова али мельницы. Мельчим зерно, щепу или бел-камень, на иных пильнях, глину мнут. Говорят колесо сие и в зиму может работать будет.
А ещё, при каждой пильне, вышку, в двадцать локтей поставили. Мало ли тиун ратайный явится, али тати, али вои чужие. Всякое бывает. А оттудова хелиографом, лампой заморской с зеркалом, можно весточку в острог отправить. Азбуку световую у нас все учат, от мала до велика и экзамен сдают аки на буквицу и цифирь. Имеются на башне и таблички малые кои отовсюду видно добро.
Нас, артельщиков, тута тьма посажено. Токмо на Оптушке три пильни стоят, а ещё есть на Рыбнице Большой и Малой, на Стише, на Журавке. Вот меж собою мы зайчиками световыми да табличками общаемся, и коли беда какая случится, друг дружке на помощь спешим не мешкая. В верховьях батраки лес валят, что с зимы уморили, за полями и пасеками княжескими присматривают. Дозоры князя нет, нет да проведают хуторок. Хотя и без того есть чем незваных гостей приветить. Арбалеты даже у баб, на окнах ставни окованы, лаз из-под каждой избы в овраг потайной копан. Всем миром мало-помалу клепаем байданы из колец. Мужиков же покрепче и помоложе десятники собирают скопом и гоняют на ученья с рогатинами.
Раз в седмицу ешо и мастер жалует с проверкой механикусов, а при нём снабженец с торговой лавкой. За талоны тама можно житом и снедью разжиться, инструментом добротным али письмецо отправить, с зачиткою! А уж коли сам пишешь, письма доставляют без платы, так-то. По осени навещу своих, расскажу люду про чудины здешние.
* * *
Покрасневший лист осины сорвало резким порывом ветра, потянуло в небо. Покрутившись вволю над восходящими потокам тёплого воздуха у острожка, он, мерно покачиваясь, опустился в саду князя, напоследок залетев прямо в беседку, на стол, в книгу.