«Волос ангела»
Шрифт:
– Чего ты так всполошился? Не бойся, если такое событие случится, то мимо тебя не пройдет… Ну, выросла немного семья, сам увидишь. Давай выкладывай: почему заволновался? Я же вижу. Или у тебя секреты завелись? Тебе, кстати, и самому пора бы семью завести.
– Заведу еще… – Анатолий сначала ослабил узел галстука, потом снял его совсем, повесил рядом с пиджаком. – Как-то неудобно говорить об этом, но ведь ты еще ни разу не был у меня дома, с тех пор как вернулся в Москву. Все-то тебе некогда, а теперь вот уезжаешь.
– Приеду… – заверил его Федор. – Ты до конца говори.
– Сестра
– Обязательно познакомишь! Вот приеду, и познакомишь. Скажи, чтобы, пока я не вернусь, замуж не выходила.
– Ты все шутишь.
– Почему, я серьезно…
Укладывать поленницы дров они закончили уже в полной темноте. Долго мылись холодной водой, поливая друг другу, потом пошли в дом.
Приложив палец к губам, осторожно ступая по старым скрипучим половицам, Федор повел Черникова к маленькой боковой комнатушке, приоткрыл дверь. Заинтригованный Анатолий заглянул через его плечо. Разметавшись на широкой кровати, крепко спал остриженный наголо худенький мальчишка.
– Заботу вот дал матери… – прошептал Греков. – Сергуня… Будет мне вместо младшего братишки, – он тихо прикрыл дверь. – Пойдем, чаем угощу.
– Ну, что нового? Как это дело с церквами? – поинтересовался Черников, садясь за стол у самовара. – Помог вам чем Диомид?
– Твоего попутчика поймали. Помнишь, ты мне рассказывал? Да, ты именно его тогда видел у дома Воронцова… Бывший жандармский ротмистр. Говорит сейчас без умолку. Жутко боится, что расстреляют, и рассказывает, рассказывает… А ночами пишет. Поспит немного – и опять к столу. Много интересного знает.
– А Юрий Сергеевич, Антоний?
– Антоний умер. По дороге в лазарет скончался. Ваня Дмитриев его в машине вез… А Саша Жуков погиб. Мечтал преступность ликвидировать и стать летчиком. Теперь уже не станет… Я иногда думаю, будут ли помнить о нас те, кто придет потом, поймут ли наши мечты, нашу жизнь? Нет, идеалы, конечно, останутся, но люди, наверное, изменятся. Они, потомки наши, будут сыты, обуты, одеты, не будут знать войн и тифа, голода и полевых лазаретов, может, и преступность ликвидируют, как мечтал Саша Жуков. Но поймут ли нас, тех, кто был до них? Не покажемся ли мы им какими-то наивными, что ли, или фанатиками?
– Нет, не покажемся. Поколение передаст поколению свою веру, честность, убеждения. Может, твой Сергуня достигнет того, о чем мечтал Саша Жуков, станет летчиком или полетит в стратосферу. Я уверен, что его жизнь будет лучше и чище нашей… Про Юрия Сергеевича ты, я вижу, молчишь. Что же, не стану расспрашивать, останусь со своими догадками и буду ждать, когда станет можно рассказать об этом. Очень бы хотелось написать книгу о всех вас: о тебе, о Викторе Петровиче, о Гене Шкуратове, Жоре Тыльнере, о погибшем Саше Жукове, об Айворе Яновиче… Да и о врагах тоже, чтобы все знали, какие они были, наши враги. Не буржуи с подкладным пузом из ваты, как их показывают комсомольцы из агитбригад, а настоящие, некарикатурные, враги нашей власти. Но больше, конечно, о вас.
– Героев из нас будешь делать? – усмехнулся Федор.
– Героизм зачастую лучше виден со стороны… Скажи хотя бы, какова судьба похищенных древних икон? Удалось их спасти?
Молчишь. Значит…– Ничто ничего не значит, друг мой Толя! Забудь пока обо всей истории, положи свои записи до лучших времен на дальнюю полку и жди… Помнишь, как у Шекспира: "Прошу вас всех – как до сих пор об этом вы молчали, так вы и впредь храните это в тайне…"
– "Гамлет", акт первый! Ты думаешь, у истории с иконами будет продолжение?
– Не знаю… Давай лучше пить чай!
Бывший хозяин роскошного кабинета в одном из петербургских особняков сидел в темном автомобиле, стоявшем в стороне от шумных портовых причалов. Брезгливо оттопырив нижнюю губу под ставшими уже почти совсем седыми усами, он пристально всматривался в морскую даль, держа в руке длинную горящую сигару.
В бухту медленно входил большой пароход, ведомый к причалу чумазыми портовыми буксирами.
Сунув сигару в рот, бывший хозяин роскошного кабинета не глядя протянул руку в сторону. Услужливый молодой человек в строгом костюме вложил в нее сильный бинокль.
– "Куин Элизабет"… – поднеся бинокль к глазам, прочел название парохода пожилой джентльмен. – Наш груз на нем, Чарльз?
– Да, сэр, – почтительно откликнулся молодой человек.
– Отменно, Чарльз, – продолжая рассматривать в бинокль пароход, процедил бывший хозяин роскошного петербургского кабинета. – Я всегда был уверен, что операция "Волос ангела" увенчается успехом!
– Да, сэр.
– Какие новости от моего старого друга? – опустив бинокль, пожилой джентльмен небрежно стряхнул длинный столбик серого пепла с сигары.
– Он прибыл в известный вам адрес на юге России, сэр. Вчера получено подтверждение.
– Хорошо… – выцветшие, некогда орехового цвета глаза пожилого джентльмена уперлись в лицо молодого человека. – Наверное, он сильно изменился за прошедшие годы… Когда-то, много лет назад, еще в Петербурге, я обещал ему встречу в моем имении. Да, Саггиль-кина-уббид – заклинатель, благословляющий Бога и царя…
– Простите, сэр? – не понял последней фразы молодой человек.
– Ничего, Чарльз. Это так, некоторые воспоминания… Распорядитесь, чтобы груз приняли со всей бережностью и доставили лично мне. Он стоит того. Новое задание для нашего, теперь уже общего, друга подготовлено?
– Да, сэр.
– В таком случае отправляйте ему инструкции. Операция "Волос ангела" должна продолжаться. И свяжитесь с экспертами аукционов. Посмотрим, кто больше предложит за трофеи моего старого друга. Я, пожалуй, поеду – нет нужды ждать, пока эта старая калоша пришвартуется. Не забудьте, иконы старых русских мастеров теперь на вашем попечении, Чарльз!..
Готовясь к отъезду, он много и напряженно работал: часами читал протоколы, изучал документы, внимательно наблюдал на допросах за поведением задержанных, особенно Юрия Сергеевича, стараясь поскорее впитать в себя его манеру говорить, курить, двигаться, в точности перенять все его жесты, характерные словечки, скопировать походку, улыбку, почувствовать себя старше, принять чужой облик и научиться думать и поступать так, как думает и поступает тот человек, которым ему теперь предстоит стать.