Волосы циннвальдитового цвета

– Хорошо, сейчас позвоню, сообщу о вашем решении, - сказал Курков и, достав мобильник, набрал номер Гулливера. При этом Артем, стараясь выглядеть как можно более естественно, отошел от Киселева на пару шагов, потом дальше, еще дальше. Убежать можно будет в любой момент.

В трубке раздались гудки. В этот самый момент Артем краем глаза заметил какое-то движение, дернулся в сторону и как раз вовремя - в него стреляли из электрошокера из-за угла соседнего здания.

– Ах ты ублюдок!
– заорал Вадим, выхватив свой пистолет.
– Подставить меня решил!

Он целился в Артема, но потом отвел пистолет в сторону и пальнул. Раздался бешеный крик, из окна двухэтажки вывалился бородач. Артем к тому времени отскочил, спрятался за стеной. Прогремели еще два выстрела, потом Вадим завопил и затих. Момент настал. Сломя голову Артем понесся куда глаза глядят. Не разбирая дороги, он петлял между зданиями, спасая свою жизнь. Из-за поворота на него кто-то выскочил, они сцепились, нападавший сумел повалить Артема на землю и вогнать ему в плечо шприц. Курков кое-как извернулся, оттолкнул бандита, подхватил с земли камень и когда тот попытался снова навалиться, со всего маху врезал ему в висок. Бандит мигом осел, придавив своим весом Куркова. Выбравшись из-под него Артем вынул торчавший из плеча шприц, бросился на утек. Похоже, оторваться удалось. Выбравшись к станции, он не стал спускаться в метро, достав все оставшиеся у него в кармане деньги, он заплатил таксисту, попросив отвезти его в центр, куда он возил первый свой заказ. Таксист оказался сообразительным малым, лишних вопросов не задавал, быстро довез Куркова и, забрав деньги, пожелал ему удачи.

Артем заставил себя перейти на шаг - не хотелось привлекать внимание окружающих. Он благополучно добрался до квартиры старика, вбил в домофоне нужный номер.

– Кто там?
– донесся раздраженный голос из динамика.

– Это Артем Курков, мне срочно нужно с вами поговорить, - скрыть волнение не получилось.

Некоторое время помолчав, ему все-таки ответили:

– Заходи.

Раздался сигнал высокого тона и дверь открылась. Заскочив туда Артем обнаружил, что не знает, куда идти. Лишь вспомнив номер квартиры, который всякий раз вбивал на домофоне, поднялся на нужный этаж. Стучать в дверь не пришлось - старик уже ждал его в проходе. Без церемоний он схватил Куркова за руку, приложил шарик к руке Артема, взглянул на панель и, удовлетворенно хмыкнув, затолкал Куркова к себе в квартиру.

Жил он небедно: гостиная была роскошно убрана, квартира рассчитана на два этажа. Прямо у входа располагалась лестница причудливой формы, которая вела наверх. На полу лежал красивый и, очевидно, дорогой костюм. Чуть в стороне от входа, в дверном проеме стоял высокий худощавый мужчина и с сомнением поглядывал в сторону Куркова.

– Чего пришел?
– спросил старик. От его былой вежливости не осталось и следа.

– Я попал в неприятную историю. Одна моя знакомая, вы, должно быть, ее знаете, Аглая, одна из тех, кто присылал меня к вам. Так вот, она посоветовала обратиться к вам.

– Как я могу помочь?

– Дед, ты не забыл, что мы наметили?
– вмешался мужчина, стоявший в проеме. Старик отмахнулся.

– Будешь молчать - выставлю за дверь, - поторопил он Артема.

– Да, простите. Меня наверно будут искать. Мне нужно где-то спрятаться, а еще лучше, уехать за город.

– Вот оно что, - протянул стрик.
– Ну-ка пошли со мной.

Он направился прямо по гостиной, свернул в смежную с прихожей комнату. Артем последовал за ним. Мужчина, стоявший в проеме, неодобрительно посмотрел на Куркова. Они очутились в скромненькой комнатке, остановленной в минималистичном стиле: столик о трех ножках, голый паркет, диван. В углу жуткий атавизм - книжный шкаф, дополна забитый литературой. Артем не разобрал имен авторов книг, но невольно проникся уважением к старику, который наверняка прочила их все.

– Садись, - старик указал на диван, сам устроился на табуретке, до того спрятанной под столом.
– Я готов тебе помочь, но сначала услугу окажешь ты.

– Дед, - снова вмешался мужчина, предпочетший остаться в проеме.
– Это не лучшая затея.

– Не лезь!
– рявкнул на него старик.

– Чего вы от меня хотите?
– нервно озираясь, спросил Артем.

– Я хочу, чтобы ты доставил взрывчатку в головной офис "Либертарианца", - прямо сказал старик.

– Чтобы я что?
– глаза Артема округлились.

– Ты меня расслышал. Тебя не ловят блюстители, поэтому никакой угрозы твоей свободе не существует. Да и выбор у тебя не богатый. Ты, конечно, сумеешь выбраться из города и без меня, но когда все всплывет - а все непременно всплывет в скором времени - тебя начнут искать и отыщут. Я могу решить и эту проблему, и многие другие. Тебе ведь нужны деньги? Мы тебя обеспечим, не до конца жизни, но сумма будет внушительная, сумеешь ей правильно распорядиться и непременно найдешь свое место в новом городе.

– Но зачем вам это надо?
– спросил Артем.
– Вы понимаете, что люди могут пострадать?

Старик горько вздохнул, посмотрел на своего внука, потом снова на Артема.

– Хочешь знать, зачем мне это надо? Долгая история, Артем, а мы торопимся. Но, пожалуй, я поведаю ее. Не тебе одному полезно послушать, - он снова многозначительно посмотрел в сторону внука.

– Когда началась антигосударственная революция, она быстро охватила широкие слои населения. Люди поверили в лозунги, казалось, осознали вред, который исходит из государственного управления землей. Доводы сторонников абсолютной свободы, так тогда называли безгосударственное мироустройство, были действительно убедительны. Зачем тратить средства на содержание чиновников, неповоротливого и далеко не всегда исполнительного штата полицейских, верховных правителей, которые кормились за счет налогоплательщиков? Зачем нужна громоздкая государственная система, эффективность которой невозможно оценить сколь-нибудь объективным способом? Деятельность государства не конкурирует ни с чем, значит, по законам рынка отсеять неэффективных управленцев не удастся. Ресурсы спускались в никуда, граждане погрязали в рутине заполнения абсолютно ненужных бюрократических бумажек. Само слово бюрократия воспринималось как ругательство. На тот момент ущербность подобного общественного устройства стала казаться очевидной. Требования восставших укладывались в простые и понятные всем лозунги: налоги - грабеж, правительства всех стран - грабители, народ - жертвы преступления. Государство стало восприниматься как гиря, на ноге бегуна, олицетворявшего общество. Избавься от гири и тут же получим прибавку в скорости. Разовьются институты самоуправления, частные охранные организации обеспечат безопасность и, будучи напрямую зависимыми от граждан, будут служить им, а не абстрактному народу. Тогда этот вопрос был как никогда актуален. Сколько случаев подавления гражданской борьбы силами полицейского государства знает история? Когда обдумываешь все это, становится понятным, почему люди отказались от государства, как корня всех бед. Понимаешь, почему стали воспеваться идеалы конкуренции и частной собственности. Но излишняя вера в индивидуализм сродни самоуверенности. И как человек, полагающийся исключительно на свои силы, так и общество, распавшееся на невзаимодействующие атому, обречены. Об этой угрозе предупреждали, но ее никто не воспринял всерьез. А между тем стоило бы. Помнишь, что в те годы считалось главным завоеванием революции? Обращение земли в частную собственность и абсолютная гарантия неприкосновенности частной собственности. Казалось бы, действительно великое деяние. Но индивидуализм, культивирующийся на протяжении столетий, убежденность в благе, которое приносит мелкий предприниматель, быстро омрачили радость завоевания. Не готовые к кооперации простаки утратили собственность, полученную в результате раздела. Землевладельцы укрепили свои позиции, мало-помалу стали диктовать вынужденным проживать на их территории гражданам свои правила. Те, кто успели сообразить, что к чему и создать довольно-таки эффективные кооперативы, прогорели. Крупные собственники не вступали в подобные организации, зато располагали внушительными финансовыми ресурсами и могли вывести конкурентов из игры. По сути, все сколь-нибудь значимые участки земли поделили между собой семьи крупных промышленников и потомственных миллиардеров. Уже тогда пора было заговорить о предательстве революции, но народ все стерпел. Формально-то ничего страшного не произошло. Формула успеха оставалась прежней - работай в поте лица и достигнешь успеха. Только почему-то владельцы промышленных предприятий не торопились платить большие зарплаты своим рабочим. Знаешь, как я понял, что такое капитализм на самом деле? Лет в двадцать оформлял в банке очередной кредит. Старушка-уборщица мыла полы, а какой-то молодой мужичок, по виду служащий банка, проходил мимо. Как она перед ним начала раскланиваться, приветствовать, интересоваться здоровьем. И так елейно, на вы. А он в ее сторону даже не посмотрел, грубо что-то ответил и пошел своей дорогой. Я, наблюдавший за этой картиной, испытал какое-то неприятное чувство, которое точно не могу выразить словами. Смотреть за тем, как один человек унижает другого неприятно, мерзко. Это чувство свойственно далеко не всем, я бы даже сказал меньшинству, но именно оно позволяет понять, к чему привела революция на самом деле. Она обрушила тысячелетние представления о морали и нравственности, перевернула мир с ног на голову и продиктовала новые условия. Те, кто сумел разбогатеть, имеют права не считаться ни с чем, кроме базовых прав, прописанных в Международной Конституции.

Старик сделал паузу, о чем-то задумавшись.

– Простите, - вмешался Артем, - но это не никак не объясняет того, почему вы решили пойти по пути терроризма. Я же хотел знать, зачем вы хотите взорвать офис и погубить людей.

Старик поднял указательный палец, как бы говоря "дай мне минутку". Переведя дух, он продолжил.

– Я долго думал о процессе укрупнения землевладений. В самом деле - промышленники и торговцы банкротятся, а землевладельцы никогда. Тем, кому достался большой куш, везет, они поглощают менее успешных конкурентов, скупают города и фактически распространяют свои правила на подвластные им территории. И тогда я понял главное - крупный землевладелец ничем не отличается от государства. До поры до времени продолжает сохраняться видимость независимости институтов от землевладельца, но на самом деле это не так. Он имеет право запретить деятельность одних фирм на своей территории разрешить деятельность других, он диктует величину арендной платы, он решает, кому платить за ремонт инфраструктуры и стоит ли это делать. По сути, наблюдаемый нами процесс есть процесс реставрации государства. Понимаешь, что это значит? Все завоевания революции лопнут, как мыльный пузырь. Неэффективный и прожорливый аппарат в скором будущем воскреснет. По сути, мы оказались в заколдованном круге, из которого не вырваться до тех пор, пока в сознании человека не произойдет перелом и переломом этим окажется отказ от частной собственности на землю!

Сделав ударение на последнем слове, старик сверкнул глазами и посмотрел на внука, словно бы передавая эстафетную палочку. Тот понял его без слов.

– Это не неосуществимая мечта - это реальность. Собственники боятся, не рассказывают всей правды, а между тем огонь революционной борьбы охватил восток и запад. В Приморье и на Севере Китая поднялись восстания против землевладельцев. Вооруженная борьба развернулась повсюду в Южной Америке. Мы не можем ждать дальше, такого шанса больше не будет. Упустить момент сейчас - значит позволить закрепить рабство. Блюстители, - парень словно бы выплюнул это слово, - нарушают все мыслимые и немыслимые запреты на право вмешательства в частную жизнь. А охранные фирмы, решившие сэкономить на персонале, намерены широко их внедрять повсюду. Если отложить борьбу на будущее поколение спустя бороться может оказаться не за что. Землевладельцы станут королями и снова ввергнут человечество в огонь бесконечной войны, которая растянется на тысячелетия, отбросив общественный прогресс, достигнутый кровью миллионов честных и благородных людей, боровшихся за будущее своих предков, то есть нас!

Старик одобрительно кивнул, снова взял слово.

– Мы начинаем революцию, Артем. Под флагом анархистов мы будем сражаться против крупных собственников, требовать настоящей, а не иллюзорной свободы, построения истинной анархии в ее единственно возможной форме - форме анархо-коммунизма. Земля перейдет под контроль общин и синдикатов, люди начнут трудиться совместно ради общего блага, каждый будет получать по труду, а необходимость в рынке, как единственно возможной форме распределения благ отпадет. Вот чего мы добиваемся, Артем. Всеобщего блага, а не блага кучки капиталистов. Сегодня капиталисты утверждают, что в период революции люди боролись за частную собственность. Мне же хочется верить, что они не были марионетками капиталистов, а дрались за свержение гнета государства, построение справедливого общества, в котором не будут презрительно смотреть на тех, кому в жизни повезло меньше, где может и будут недоедать, но точно не останется места голоду. Нужно определиться, с кем ты, Артем.