Волосы циннвальдитового цвета
Шрифт:
– Всё, о чем вы говорите, - Артем решил не отступать, держаться позиции, в которую верил, - просто лозунги. Если цели настолько благородные, зачем вы просите меня подбросить бомбу?
– Нужно отвлечь и рассеять силы охранников от нашей главной цели - сервера-приемника. Революция начнется с уничтожения главного символа порабощения!
– сказал внук.
– От взрыва пострадают невинные. Вы представляете, сколько людей погибнет?
– Если бездействовать, их погибнет еще больше!
– заявил внук. Старик жестом остановил его.
– Я вижу, ты так и не понял нас. Я рассказал тебе, что мы делаем и ради чего. Этого достаточно. Теперь ответь на вопрос -
Артем задумался. Если он это сделает, совесть будет мучить его до конца жизни. Если нет - этот самый конец наступит очень скоро. Не верилось, что старый террорист и его фанатичный внук отпустят Куркова живым.
– Хорошо, - выдавил он из себя.
...
Спустя два дня Артем снова метро. За окном мелькают кабели, в вагоне побольше народу - ехал он все-таки в центральный район, а не на выселки. Все сидячие места заняты, в конце вагона собралась кучка молодых людей. Вели они себя шумно, выпивали. Некоторые пассажиры недовольно переглядывались, но поделать ничего не могли - закона никто не нарушал. Артем не замечал ничего из этого. Влажной рукой он сжимал ручки пакета, в котором хранилась коробка конфет. Но внутри отнюдь не конфеты. Он никогда раньше не задумывался о том, что испытывал бы, если бы его заставили везти бомбу. Потому эмоции, охватившие его, оказались отчасти неожиданными.
Страшно было поначалу. Казалось, еще секунда и взрыв. Но в прошествии времени подобнее мысли куда-то делись. Удивительно, но в этот момент возможно впервые за всю жизнь, Курков ощутил беспокойство за окружавших его совершенно незнакомых людей. Не страх, а именно беспокойство. Вон, например, те парни, что гогочут как кони. Они ведь совсем молодые, лет на десять младше Артема. Строят планы на будущее, мечтают о богатстве или славе, а может о том и другом одновременно. Или наоборот, наслаждаются теперешним моментом свободы и распущенности, который, быть может, не повторится в зрелом возрасте. Неверное движение Артема, или ошибка конструкторов взрывчатки, хранящейся в коробке из-под конфет, и всему этому настанет конец.
Две старушки, судачившие в сторонке, должно быть обсуждавшие нынешнюю молодежь или хваставшиеся одна перед другой своими внуками. Они надеются прожить десять-двадцать лет, хотят застать правнуков и даже праправнуков. Случайность, по которой они зашли в этот вагон и сели рядом с Артемом может перечеркнуть их надежды.
Толстый мужчина, жадно глазевший на симпатичную брюнетку. Здесь и так все ясно - мечтает увидеть ее без одежды. Что здесь сказать - мечте не суждено сбыться, даже если бомба не рванет, но взрыв отнимет и тот мизерный шанс, который нет-нет да и имеется у толстяка.
О себе и о своем будущем Артем не думал. Зато, как только в вагон вошла мама с ребенком, он торопливо выскочил на платформу и, дождавшись следующего поезда, поехал в самом пустом вагоне. Его обжигал стыд, мысль сдаться не покидала.
"Не обязательно оставлять пакет в людном месте, - наставлял его старик перед поездкой.
– Брось, где придется. Главное - взрыв должен произвести достаточно разрушительный эффект".
"Мы сами определим, когда ее лучше взорвать,- убеждал старик.
– Если бы было можно, мы бы вообще обустроили все так, чтобы никто не пострадал. Но теракт должен вызвать резонанс, напугать. Потому травмы разной степени тяжести необходимы".
Его речи звучали неубедительно. Артем отчетливо осознал, что не хочет
быть виновным в чьей-либо смерти, не желает калечить людей. Правильнее всего сдаться, подойти к охраннику и рассказать о бомбе. А что потом? Тюрьма. Но за грехи нужно платить. Да, хотелось возложить вину на общество, сказать: "Я не виноват, меня вынудили обстоятельства". Но так ли это?Артем вспомнил, как его вовлекли в наркоторговлю. А действительно, оставался ли у него выбор? Отпустили бы его или убили, выбросив труп? Случайности накладывались одна на другую. Он до сих пор не мог понять, зачем пустил себе кровь в день, когда его уволили, хотя и помнил отвращение, которое испытывал от мысли о блюстителях, циркулирующих по его венам. Или он хотел умереть в тот момент, умереть по-настоящему?
"Так было бы лучше", - неожиданно для себя заключил Артем и ужаснулся собственным мыслям. Если бы он умер тогда, некому было бы везти бомбу в головной офис "Либертарианца", никто бы не пострадал от ее взрыва.
Сдаться сейчас и дело с концом. А потом будь что будет. Муки совести уступили место сомнениям. Поможет ли принесенная им жертва? Не отыщут ли террористы возможности устроить взрыв и без его участия? Да и имел ли право он отказываться теперь, когда дал слово? Жизнь в тюрьме далеко не сказка. И она может стать адом, если туда же попадут его бывшие руководители - Гулливер, Борман и Аглая. Раз уж решил спасать себя, то иди до конца. Или всё-таки стоит отступить? Если после этого жизнь Куркова будет сломана, шанс прожить достойно представится другим - тем, кто в противном случае погибнет от взрыва.
Продолжая мысленные мытарства, Артем выбрался из вагона на нужной остановке, стал проталкиваться через толпившихся на платформе людей. Если бы взрывное устройство рвануло сейчас, полегло бы куда больше десяти человек. А если бомба действительно дистанционная и террористы хотят ожесточить народ, то лучшего момента не подобрать. Артем настолько перенервничал, что ему показалось, будто он услышал звук взрыва, из-за чего он чуть было не выпустил пакет из рук. Проходя мимо зеркала, он увидел свое отражение - бледный, как сама смерть, с губами, превратившимися в тонкую бурую ниточку. Лоб, покрытый холодной испариной, блестел, словно бы намазанный жиром, глаза метались, выдавая его преступные намерения.
Усилием воли Артем заставил себя собраться и успокоиться. Нельзя в таком виде показываться у офиса. Заподозрят его вряд ли - десятилетия с блюстителями ослабили бдительность людей - а вот за больного, которому сделалось плохо, принять могут. Поэтому, прежде чем идти к офису, Артем направился в туалет. Там он встал у умывальника и несколько раз ополоснул лицо холодной водой, посмотрел на себя. Блеклый румянец проступил на щеках, глаза, казалось, превратились в один огромный зрачок, заполнивший всю радужку. Артем глубоко подышал, выпил воды. Из кабинки у него за спиной вышел мужчина средних лет.
– Друг, что с тобой?
– заботливо поинтересовался он.
– Нездоровится? С сердцем плохо? Давай медиков вызовем.
Артем отрицательно покачал головой.
– Все хорошо, - успокоил он сердобольного человек.
– Просто голова закружилась. Болею, а на работу выходить приходится. Если долго не появляться и уволить могут.
– Так вот оно что!
– возмутился толстяк.
– Да только правда все. Как только профсоюзы запретили больничный никого не интересует. Говорят, лет через пять и отпуск отменят. А мы всё стерпим, деваться-то некуда, - последнее предложение он произнес раздраженно, даже озлобленно.
– Ну да ты поправляйся, держись. Семью-то кормить надо.