Волшебная лампа генсека или Последнее чудо-оружие Cтраны Cоветов

– - Ладно, Фима, уговорил. По-моему, того, что мы тут наболтали, достаточно не только для советского дурдома, но и для самой архизападной сверхдемократической психушки. Двинулись отсюда, иначе кое-кто подумает лишнее о нашем уединении.

– - Ты кем станешь, когда вырастешь?-- напоследок направил я девчоночке дежурный вопрос.

– - Хирургом. Буду из тебя пули и осколки выковыривать.-уста младенца могли кому хочешь испортить настроение.

– - Ну, пока, хирург. Когда снова встретимся, на жалей на меня хлороформа.

– - На-ка "пять",-- и малышкина лапка оказалась в моей руке.

Елки, я был растроган. Во мне шевельнулся отцовский фактор, хотя эта круглоглазая носастенькая девочка совсем не напоминала моих убойных близнецов и скорее смахивала на совенка.

Я отправился покурить на кухню, чтобы хоть немножко отдохнуть от Фиминых непонятных и настораживающих фраз, прежде чем присоединиться к дымному и визгливому хору в гостиной.

Там ко мне подскочила напряженная от негодования Лиза.

– - Ты его вербовал, товарищ чекист, или он уже ваш?

– - Уймись. Что за гэбэшный жаргон? Он не наш и не ваш. Кажется, это Фима пытался меня завербовать. Только не знаю, куда.

– - Фимка -- кретин. Нашел, перед кем проповедовать.

– - Он, кстати, терпимее, чем ты. Увидел во мне промежуточную структуру. Между прочим, близится исправление духа, так называемое "гмар тикун", и двести восемьдесят восемь божественных искр "ницуцим" должны соединится в каналы, которые примут высший свет. Вот тогда и определится, кто чего стоит. Понятно?

Она явно решила, что я играю в кошки-мышки-гебешки. Я и в самом деле баловался, но за этим нарастало ощущение неуютности и чего-то неопределенно серьезного. А может просто случился обычный мандраж насчет того, что мой визит к даме выйдет боком в родном ведомстве.

– - Я опасаюсь, что следующим в цепочке ваших клиентов окажется Гольденберг. И виновата в этом буду только я,-- с театральной горечью в голосе заявила докторша.

– - Не бойся за Фиму, бойся лучше за меня, я на более вредной работе, хоть и не получаю бесплатного молока. Кстати, дочурка у тебя классная. Мне б хотелось, чтоб вдобавок к моим малолетним бандюгам у меня появился такой вот детеныш.

Враждебный взгляд докторши немного смягчился и оттаял.

– - Ну ты еще не знаешь всех ее подколов.

"И не узнаешь, поскольку больше не попадешь в мой дом,"-- тут же добавил ее выразительный взор.

Разгоряченно появился мохнатый певец и кроватный сожитель Коля Сючиц, я же предусмотрительно отошел в сторону. Похоже предстояла внутрисемейная разборка на почве морально-материальных рассхождений.

– - Мне надоела вся эта кодла непонятных людей.-- напустился сожитель.-- Почему нельзя было зазвать лишь Севу и Кешу с его подружкой?

– - Ага, только тех скользких типов, с которыми ты делаешь бабки.

– - Мои рваные бабки -- это шмотки и харчи для всего твоего семейства,-- уточнил Сючиц нарочито нудным голосом.-- На мои рваные бабки слизывают крем с пирожных и вообще культурно отдыхают все твои многочисленные дружки. Или как их надо называть?

Она его за бабки полюбила, а он ее за уваженье к ним. Впрочем, сожитель явно уже не тащится от своей подружки и ее родных-близких-дорогих.

– - Я тоже кое-что зарабатываю,-- пыталась сопротивляться Лиза.

– - Вот именно, кое-что. К тому же не сегодня-завтра тебя попрут со службы. Твоей больнице не нужны доктора, к которым прямо на работу приезжают "волги" с чекистами... Когда до тебя дойдет, что за половиной из твоих дружков следит ГБ? Рано или поздно они выведут Большой Дом на меня. Конечно, соображать головой -- это тебе не анализ кала разглядывать. Ты понимаешь, что если они сядут, то сделаются героями, про них будут справляться Картер и Шмидт, их фамилии зазвучат по Би-Би-Си и "Голосу Америки", им начнет помогать фонд Солженицына... А я стану простым зэком-валютчиком... Ты что, подбираешь среди этих козлов своего следующего постельного напарника? Кто это будет -- Фима Гольденберг с носом, прилипшим к книге, или Соломон Абрамович с лапшой в промокшей бороде?

Мне надо было, конечно, сдержаться, но рядом с Лизой я всегда делал глупости.

– - Слушай, Константин, а почем сдаешь зелененькие?

Он резко повернулся на каблуках, не показав никакой пьяной развинченности.

– - Вот этот фрукт, который одновременно учился в школе с тобой и Фимой, мне особенно не в кайф,-- выдавил Сючиц, копя злобу и играя желваками.

– - Все нормально, Константин. Не дрейфь, я не занимаюсь такими как ты,-- и это было чистой правдой. Сючиц соответствовал профилю Второго Главного Управления.-- Но мне в самом деле сдается, что вы с Лизой не слишком подходите друг другу. Имею я право на мнение?

Судя по тому, как бодро этот парень направился ко мне, права на мнение я уже не имел. Константин был свежее меня годков на пять, поквадратнее и выше на полголовы. Одним словом -- атлет, который мог размазать меня в лепешку. Чтобы уцелеть, я должен был его покалечить. Это тоже не входило в мои планы. Однако мне немного повезло. Сючиц хотел, чтобы все выглядело поунизительнее и получилось побольнее, поэтому взял меня левой рукой за узелок галстука, чтобы врезать правой. Мне понадобилось всего два движения.

Моя ладонь крепко легла на его левую руку, а корпус резко сместился вперед и вниз. Через секунду Сючиц стоял на коленях, с некоторым недоумением щупая свою левую конечность.

– - Мне кажется, не стоит продолжать, Константин. Давай прекратим эти мужские выкрутасы. Левая твоя ручка и так разболеется, это будет мешать работе, особенно "ломке" валюты. Кроме того, легким тычком колена я могу выложить все твои зубки на кафельный пол.

Сючиц не попер на меня, а с невнятным матерным бормотанием дунул из кухни. Лиза молча дымила "кэмелом" и сквозь табачную завесу не было видно ее глаз. Через минуту сожитель проскочил с сумкой в руках по коридору и раздался грохот разлетающихся выходных дверей.

– - Почему ушел? Нет у нас еще культуры спора. Кулаки -- разве это аргумент?-- слегка поехидничал я.

– - Ну, что там дальше по плану развлечений этого вечера?-бросила женщина несколько противно интонированных слов.

– - Да, таким голосом могла бы разговаривать какая-нибудь серьезная инфекция... Лиза, я не идеализирую Соломона Абрамовича, но ведь Костя Сючиц -- просто нечистая сила.

И тут Лизоньку прорвало, она заистерировала и уже ничего не могла скрыть.

– - Хватить форсить, товарищ чекист. Не надо с натугой доказывать себе, что ты мужчинский мужчина. На самом деле ты -- надувной шарик. Поищи сзади завязочку. Все, что ты числишь за собой -удовольствие распоряжаться чужими судьбами, приятную способность вызывать страх, и радость причастности к большому делу -- вдуто в тебя Комитетом. Ты мнишь себя Санитаром, этаким Инфекционистом-Гигиенистом, который чистит великий сортир по имени СССР ото всякой грязи и заразы. Не только Сючиц, все мы -я, Фима, Соломон Абрамович -- для тебя зараза. Но ведь оставь тебя без поддува, и ты быстро превратишься в сморщеную резиночку.

Дама явно не понимает, что карающему мечу вроде меня опасно и вредно быть мягким и отзывчивым. Что я рискую гораздо больше, чем она. Но сказать ей об этом прямо без намеков -- это словно вляпаться в глубокое говно.

– - Я вовсе не считаю, что все твои друзья защищают анальные права личности и обсирают родные просторы... Значит, ты хочешь, Лиза, чтобы я сейчас убрался? Чтоб больше никогда не возвращался ни в виде голоса по телефону, ни в виде образа на фотокарточке, ни в полном телесном объеме?