Волшебная лампа генсека или Последнее чудо-оружие Cтраны Cоветов

– - Ты умеешь схватывать желания, этого не отнимешь.

– - Тогда для верности моего отчаливания сопроводи меня до парадной. Это займет времени не больше, чем требуется на одну-единственную сигарету, особенно если воспользоваться лифтом.

Доктор Розенштейн, накинув в прихожей шубку, двинулась за мной следом. Распахнулась дверь лифта, а потом, ровно через три секунды движения вниз, я нажал кнопку "стоп".

– - Что это значит?-- она смотрела на меня, как на гнойную болячку.

– - Это значит, что каждый человек хочет, чтобы его понимали.

Моя правая рука двинулась сквозь распахнутую шубку врачихи, между пуговиц на ее платье, ухватилась за какую-то мягкую шелковистую ткань и рванула. Сигарета спикировала на пол, но никакого истошного вопля не последовало. Вторая моя рука скользнула по оголившейся коже и остановилась там, где положено. Лиза была готова. В смысле -- как женщина. Я врезался в нее и все вылетело из меня, как из открытого тюбика, на который наступили сапогом.

Она с полминуты приводила себя в более-менее благообразный вид, а я машинально поднимал какие-то пуговицы с пола и складывал себе в карман.

– - Ну все,-- подытожила она,-- отожми кнопку "стоп"... Или отойди, ты заслоняешь ее. Эй, товарищ чекист, отчего столбняк, я же рассчиталась с тобой полностью. Теперь все в полном ажуре, нарисуй очередную красную звездочку на фюзеляже.

– - Можешь теперь заявить на меня. Меня заметут, а в зоне такого, как я, обязательно укатают. Вот пуговицы предъявишь,-- я протянул собранное на полу,-- только милицию надо пораньше вызвать, чтобы успели кое-что на анализы взять.

– - Хоть сделан из дерьма, а блеснуть хочется.-- она почти что выплюнула враждебные слова.

Затем мощно оттолкнула меня -- почему не пару минут назад, а только сейчас?-- и отстопоренный лифт пополз вверх. Да эта ж баба выдоила меня, как вампир! В итоге получилось, что так называемый страж отечества, руководствуясь животной похотью и мелким самолюбием, увел гражданку Розенштейн от заслуженного наказания и использовал ее посредством фрикционных движений одного из членов своего тела... Дверь лифта распахнулась и Лиза направилась к дверям своей квартиры.

"Воля к Жизни больше чем жизнь,"-- в голове вдруг возникла такая театральная фраза, возможно я озвучил ее губами. Здесь четвертый этаж -- сойдет. Окно прорезало стену на один лестничный пролет ниже. Я, рванувшись по ступенькам, вскочил на подоконник, выслушал вопль Фимы Гольденберга: "Лизка, хватай его, дура!"-- и высадил плечом первое стекло. Тут меня уцепили по крайней мере четыре руки -- за плащ, полу пиджака, даже за шиворот. Я раскурочил ногой внешнее стекло, внезапно боль пробила мне пятерню, хватающуюся за раму и парализовала силу мышц -- это помешало совершить бросок вперед. И следом четыре руки дружно скинули меня назад. Я еще пытался подняться и устремиться навстречу морозной заоконной атмосфере, однако что-то сотрясло голову. Белесая муть пролилась в череп, как молоко в стакан, и я отключился.

Когда я продрал глаза, то первым делом увидел, что девочка, похожая на кудрявого совенка, держит меня за липкий от крови палец.

– - Слушай, круглоглазая, тебе давно пора спать,-- сказал я еще каким-то далеким голосом.

– - Я же говорила, что буду выковыривать из тебя осколки,-напомнил киндер.

– - Ну что за вечер такой. Вначале один уносится вон, как Тунгусский метеорит. Потом другой вываливается из окна, словно падающая звезда.-- пожаловался кто-то и добавил недовольным голосом:-- "Скорую" бы надо вызвать этому пикирующему бомбардировщику.

– - "Скорую" не надо,-- твердо засопротивлялся я,-- зачем людей отвлекать. У меня каждый вечер такое приключение.

– - Правильно говорит,-- поддержал меня другой зритель, кажется, бородатый поэт Абрамыч.-- Ведь в психушку утащат, на службу накатают, что, дескать, суициден ваш сотрудник, что шизик он неуравновешенный. Ты кем работаешь-то, Глеб?

– - Палачом работаю. Люблю я это дело. Даже халтурку на дом беру. На люстре развешиваю висельников, в ванной утопленников делаю.

Собеседник оценил мое состояние.

– - В порядке мужичок. Его башкой можно кирпичи колоть.

Я сел, одновременно поднося здоровую правую руку -- у Сючица тоже одна правая уцелела -- к волосам. Голова была мокрой и с одной стороны набухшей огромным шишарем. Это еще ничего, вместо головы могла вообще одна шишка остаться.

– - Ты меня, Фима дорогой, приголубил?

– - Да что ты, Глеб,-- Гольденберг поправил очочки,-- я и муху ударить не могу... Есть тут у нас борец с живой природой.

Лиза, стоявшая чуть поодаль, смущенно пожала плечами.

– - Если бы там у подоконника не валялась доска, у меня бы ничего путного не получилось.

– - Почему ж... если бы там кувалда валялась, у тебя бы еще лучше вышло. А вот Глебу повезло, что какой-то расхититель народного достояния потерял именно доску, когда в свою квартиру пилолес тащил.-- объяснил Соломон Абрамович.

– - Лиза, ну что, теперь уж точно ничья. Мир?-- поинтересовался я.

– - Салам, шалом и такая борьба за мир во всем мире, что мокрого места не останется,-- добавил какой-то знаток смешных словечек.

3. (Ленинград, весна-осень 1978 года)

Вернулся я домой за полночь, за рулем несколько раз мутило, чуть в столб не впилился. Гаишник какой-то пристал, но, завидев мое удостоверение, благоразумно удалился. Да, доктор Розенштейн влупила деревяшкой, во-первых, неумело, во-вторых, от души.

Надюха давно уже дрыхла, только буркнула носом, поворачиваясь на другой мясной бок.

– - Откуда?

Хотел было сказать "с дежурства", но потом вспомнил, что на прошлой неделе именно так и набрехал.

– - Да одного самиздатчика накрыли с поличным. По ночам, паскудник, на гектографе орудовал в коносаментном отделе порта.

Она отлично знала, что я вру. Но декор мы привыкли соблюдать.

А дальше пошла намазываться на хлеб жизни обычная тягомотина. Затуллин, несколько расстроенный, умотал в Москву. Очевидно, в своей надзорной инстанции он еще не был тузом. Ну и я, когда к тестю в Москву наведался, про Андрея Эдуардовича всяких гадостей наговорил, а еще просил помочь с переводом в ПГУ, на передний участок борьбы с гидрой мирового империализма. Дескать, смысл работы в Пятерке от меня стал ускользать.

– - Зря ты за смыслом погнался, Глеб,-- резонно отметил тесть.-В ПГУ и так народу полно, в затылок друг другу дышат. В общем, душно. Это везде так, где загранработа светит. Там я тебе ничем пособить не смогу, будешь чахнуть так же, как и на гражданке. А погореть в ПГУ можно в два счета.

– - Все, что там делается, жизненно важно, Константин Матвеевич, и мне по нраву. Например, промышленный шпионаж. Мы ведь не в состоянии по научно-технической части со всем Западом тягаться. На позаимствованных у них достижениях у нас вся электроника держится.