Волшебная нить

– Убийцы! Убийцы! Пусти меня к нему, проклятый злодей!

– Терентий промаху не дает, нету больше твоего любезного, - оскалился Гришка и приказал своим молодцам: - В обоз ее и отправляемся к себе. Да ружье-то подберите!

Катя отбивалась, кричала, кусалась, рвалась к Левушке. Однако сила солому ломит, два мужика схватили ее за руки и за ноги и поволокли куда-то. Она так надеялась, что кто-нибудь дома услышит выстрел или крики, придет на помощь, но тщетно. И теперь не понимала, почему никто в доме не услышал шума. Вконец обессилевшую, ее бросили в повозку, набитую тюфяками, подушками и всяким другим скарбом. Один из мужиков спутал веревкой ей ноги и руки.

– Не блажи, а то у нас разговор короткий, - зловеще предупредил он.

Бедняжка от потрясений и без того была ни жива ни мертва. Она впала в беспамятство, и это спасло ее рассудок. Катя не помнила, как попала сюда, в эту избу. Теперь, зарывшись в одеяло, бедная пленница твердила только одно: "Левушка! Левушка!", и рыдания сотрясали ее тело.

27.

– Наревелась, чай, а теперь вставай да одевайся!
– услышала Катя грубый женский голос. Она и не подумала исполнять, тогда Марфа сорвала с нее одеяло.

Катя разъярилась:

– Пошла вон, дура!
– крикнула она несносной бабе и швырнула в нее подушкой.

– А ты что думала, тебя тут обхаживать будут, как княжну какую?
– огрызнулась Марфа.

– Тебя никто не просит обхаживать, сгинь с глаз моих!
– ярилась пленная девица, кидая в бабу чем попало.

– Да кабы я могла, - Марфа ловко уворачивалась от предметов, летящих в нее, - нешто сидела бы возле тебя? Али не слыхала свово дружка, как грозился?

– А это тебе за дружка!
– вовсе рассвирепела Катя и запустила в стражницу башмаком.

Башмак ударил бабу по голове, она охнула и закрыла лицо руками. Катя опомнилась.

– Добром прошу, уйди ты отсюда, ничего со мной не будет, - попросила она, успокаиваясь.

Марфа колебалась:

– А ну как опять вздумаешь руки на себя наложить? Это ладно, я подсмотрела, Гриша успел. Кабы не я, болталась бы уже, как куль с мякиной.

– Помрачение нашло, - сердито ответила Катя.
– Теперь прошло. Где мое платье?

Марфа подала чужую одежду, нарядную, яркую.

– Это не мое, - отказалась пленница от всего этого великолепия.

– Да все твое, вона - целый сундук, - указала Марфа в угол.

– Не надобно мне награбленного. Где мое платье?
– настаивала Катя.

Баба рассердилась:

– И чего это нос воротишь от такого богатства? Твое-то платьице рваное да грязное, сожгла я его.

– Я не наложница и не шлюха, чтобы так одеваться!
– вновь вскипела Катя.

– Али голой ходить лучше?
– съязвила Марфа

Катя тотчас схватилась за второй башмак, и баба сочла более безопасным караулить пленницу за дверью.

Вспышка гнева и склока с Марфой чудесным образом вернули девушке трезвость рассудка и присутствие духа. Едва за стражницей закрылась дверь, она упала перед образами. Все силы души бедняжка отдала молитве. Пусть Левушка выживет, пусть он жив! О его спасении просила Катя у темного лика кроткого Спасителя. Она не помнила, что шептала, какие обещания давала, но встала с колен, окрыленная надеждой. Ведь она не знает наверное, убит ли Бронский или только ранен. Катя не верила Гришке. Она решила искать способа бежать, если не найдет Левушку здесь, в лагере разбойников. И до тех пор, покуда не уверится в чем-то одном (она содрогнулась при этой мысли), отчаянию не придаваться. У Бога милости много.

Однако следовало одеться. Девушка не притронулась к той одежде, что предлагала ей Марфа. Порывшись в комоде, она взяла кое-что из белья, самое простенькое. Потом принялась за огромный кованый железом сундук. Он был так велик, что Катя едва не утонула в нем, по пояс уйдя внутрь. Среди всякого награбленного дамского тряпья попадались маскарадные костюмы, верно, привлекшие внимание разбойников фальшивой роскошью.

– Вот что мне нужно!
– воскликнула Катя.

Она обнаружила подходящий ей, кажется, по росту костюм пажа: бархатная курточка и штанишки, белая рубашечка, чулки, башмаки и берет с пером. Облачившись в костюм, Катя убрала волосы под берет, сорвав с него развесистое перо. Преобразившаяся девица встала у трюмо. Из зеркала на нее смотрел хорошенький мальчик.

К костюму еще, верно, прилагался короткий блестящий плащ, который набрасывался на плечи и затягивался веревочкой. Катя повертела его в руках и положила обратно: совсем уж театр! К ее разочарованию, башмаки пажа оказались ей велики. Что ж, ее собственные башмаки сгодятся, они целы. Только вот чулочки белые, испачкаются скоро. Сюда бы сапожки...

– Марфа!
– крикнула Катя, и баба тотчас показалась в двери. Девушка могла поклясться, что Марфа наблюдала из своей засады за ее переодеваниями, ибо на лице ее рисовалось живейшее любопытство.

– Найди мне сапожки, верно, уж наворовали изрядно!
– велела ей Катя.

Не обращая внимания на язвительный тон, стражница кивнула и деловито порылась в берестяных коробах, стоящих на полках, затем вышла и вернулась с длинной тонкой лучиной.

– Мерку надобно снять, - сказала она, подходя к Кате.
– Давай ногу-то.

Обломив лучинку по Катиной ступне, Марфа вышла из горницы и крикнула кого-то. Девушка отметила, что за дверью была другая половина избы с печью посредине. В этой половине, верно, и жила сама баба. Пленница попыталась выйти, да не тут-то было: дверь оказалась запертой. Она подошла к окошку, которое было столь мало, что пролезть в него не смогла бы и кошка. Всего в горнице было пять слюдяных окошек. Все крепко заколочены и, видно, никогда не открывались. Разглядеть сквозь них что-либо на улице вовсе было невозможно. Свет проходил и ладно. Стены избы были сложены из толстых бревен. Никаких лазеек, щелей. От хозяйской половины горницу отделяла дощатая перегородка. В ней, верно, и была та щель, через которую Марфа подглядывала за Катей.

Покуда ждали сапоги, баба принесла Кате завтрак.

– Разносолов у нас нет, будешь есть, что и мы!
– буркнула Марфа, ставя на столик миску с кашей и кувшин молока.

Девушка не была избалована разносолами, она поела и каши, понимая, что ей понадобятся силы. Марфа молча убрала за ней и ушла в свою половину. Когда принесли сапожки, вошла опять и бросила их на стул:

– Примеряй!

Сапожки были чудо как хороши: сафьяновые, мягкие. Катя с удовольствием всунула в них ножки в белых чулочках и почувствовала, как уютно там внутри. Она вскочила и потопала нарочно, проверяя, годятся ли сапоги.

– Ну, впору?
– спросила Марфа, наблюдавшая за ней, уперев руки в бока.

– Впору, - кивнула Катя.
– Теперь бы прогуляться!

В курточке и штанишках она походила на озорного мальчишку и, казалось, вполне натурально вошла в роль.

– Не велено выпускать, - буркнула Марфа, уходя и запирая за собой дверь.

Катя покрутилась возле трюмо, с любопытством разглядывая себя и притопывая ножками в чудесной обнове. Надобно уломать Гришку, чтобы позволил выходить... При мысли о разбойнике Кате сделалось не по себе, опять нахлынули ужас и отчаяние. Глядя на образа, девушка будто искала поддержки: