Волшебники Гора

На мгновение наступила такая тишина, что казалось, пролети сейчас муха, и её услышали бы на другом конце площади. Ужасная тишина.

— Мирон, — услышал я тихий шёпот. — Мирон Полемаркос с Коса!

Какое-то время я ничего не видел, только толпу, платформу и группу людей на ней, а также косианцев, музыкантов и солдат, как пехотинцев, так и всадников, в нескольких ярдах справа, а также знаменосцев, некоторые из которых держали даже штандарты наёмных компаний, например я опознал штандарт Рэймонда из Рив-дэ-Бойса.

— Он подъезжает! — услышал я чей-то комментарий.

Полемаркос, если это был действительно он, подумалось мне, должен быть очень уверен в своей безопасности, раз он решился так войти в Ар. Я не думал, что Убар Коса Луриус из Джада, поступил бы столь же опрометчиво. Впрочем, Луриус, вообще крайне редко покидал окрестности своего дворца в Тельнусе. А вообще, ни для кого не секрет, сколь многие триумфы в гореанской истории были испорчены болтом ассасина.

— Вижу его! — сообщил я Марку.

— Я тоже, — кивнул он.

Феба привстала на цыпочки, цепляясь за руку Марка, и изо всех сил пытаясь бросить взгляд поверх плеча своего господина. Её стройное, соблазнительное тело натянулось как тетива. Девушка вытягивала шею, но, насколько я смог понять, мало что смогла рассмотреть. Зато, я отметил, как прекрасно смотрится на её горле плотно подогнанный ошейник. Надо признать, что это простое стальное кольцо с замком, необыкновенно усиливает привлекательность и красоту женщины.

Через мгновение большой двуногий тарларион, в золочёной броне, с полированными когтями, натёртой до блеска чешуёй, повернулся и замер перед знаменосцами. Следом за ним подошли несколько других тарларионов, столь же великолепных, но несколько меньших ростом, и с более слабой бронёй, зато с более мощными всадниками. Мирон, или тот, кто действовал от его имени, перекинул ногу через круп своего ящера, и вставив её в стремя, висевшее чуть ниже основного, дополнительное стремя предназначенное для оставления седла, или наоборот для подъёма на него, и сошёл на мостовую. Было любопытно посмотреть на человека, о котором я столько слышал, но ещё ни разу не видел. Это был высокий мужчиной, в золотом шлеме с плюмажем, а также в золочёном плаще. Из оружия на его поясе был обычный гладий, короткий меч, наиболее распространённое оружие гореанских пехотинцев, и кинжал. Однако в седельных ножнах, имелся и более длинный клинок, двуручный ятаган, довольно полезное оружие для поражения других всадников. А вот копья или пики в специальном тубусе седла не было. Наконец, мужчина снял свой шлем и вручил его одному из своих телохранителей. Мирон оказался довольно красивым длинноволосым товарищем. Помнится, когда-то он находился под влиянием смазливой рабыни Люсилины до такой степени, что чуть ли не консультировался с ней по вопросам государственной важности. В результате, она оказалась посвящена в слишком многие тайны. Дошло до того, что её влияния на Полемаркоса стали бояться, и за расположение этой девки конкурировали даже свободные мужчины. Одно её слово или взгляд могли означать грань между карьерой и опалой, между честью и позором. А потом Дитрих из Тарнбурга принял кое-какие меры, и она была похищена и доставлена в его руки раздетой, как любая другая рабыня. Потом, он выпотрошил из неё всю сколь-нибудь важную информацию. А когда от бывшей наперсницы Мирона осталась только смазливая рабская оболочка, лихой капитан переименовал её в «Лючиту», превосходное имя для рабыни, надо признать, а главное очень отличающееся от престижного имени «Люсилина», которое, возможно, украсило бы даже свободную женщину. Кстати, Дитрих отдал её одному из своих самых низких солдат, в качестве рабыни для удовольствий и работы. В последний раз я видел её, будучи в Брундизиуме, среди прочих невольниц, принадлежавших разным наёмникам из отряда капитана, который тогда идентифицировал себя как Эдгар из Тарнвальда. Понятия не имею, где может быть сейчас этот Эдгар из Тарнвальда вместе со своими людьми. Подозреваю, что к настоящему времени Мирон уже пришёл к пониманию того, что долгое время был покладистым простофилей, одураченным хитрой женщиной, к тому же, бывшей всего лишь рабыней. Не думаю, что это произойдёт с ним снова. Наверняка у него теперь появились намного лучшие идеи относительно полезности и назначения женщин.

Мирон, а теперь я полагал, что это действительно был он, в сопровождении двух офицеров, каждый из которых нёс какой-то пакет, поднялся на платформу.

Серемидий приблизился к нему и, вытащив свой меч из его ножен, повернул его, и протянул Мирону, рукоятью вперёд.

— Мирон не принял меч! — прокомментировал мой сосед.

Действительно, Полемаркос, великодушным жестом, возразил оружие Серемидию, и тот, верховный генерал Ара, вложил его обратно в ножны.

— Ура Ару! Ура Косу! — прошептал мужчина стоявший неподалёку.

Толпа замерла, поскольку в следующий момент Серемидий протянул руку к Талене, и подвёл её к Мирону.

— Бедная Талена, — прошептал какой-то мужчина, не отрывая глаз от склонившей голову женщины.

Дочери побеждённых Убаров часто украшают триумфы своих победителей. Это может быть сделано разными способами. Иногда их, голых и закованных в цепи, ведут у стремени, иногда они идут среди рабынь, держа другие трофеи, золотые сосуды и прочие, иногда их демонстрируют на фургонах или телегах, держа в клетке с самкой верра или тарска, и так далее. Почти всегда их публично и церемониально порабощают, либо до, либо по окончании триумфа, или в их собственном городе или в городе завоевателя. Мирон, однако, низко поклонился Талене, возможно, таким образом, отдавая должное благородству и величественности её статуса, статуса свободной женщины.

— Ничего не понимаю, — буркнул Марк.

— Подожди, — сказал я ему.

— Он что, даже не будет её раздевать, и заковывать в цепи? — озадаченно спросил мой друг.

— Смотри, — отмахнулся я.

— Она же должна быть в его палатке, в качестве одна из его женщин, ещё до заката, — заметил он.

— Смотри, — повторил я.

— Нет, возможно, конечно, что он хочет сохранить её для садов удовольствий Луриуса из Джада, или для конур его домашних рабынь, если она окажется не достаточно красива для садов удовольствий, — предположил Марк.

— Подожди ещё немного и сам всё узнаешь, — посоветовал я.

Талена, мне ли не знать, была изумительно красивой женщиной, с кожей оливкового оттенка, тёмными глазами и волосами. Я нисколько не сомневался, но что она вполне достойна садов удовольствий любого Убара, и даже если бы на чей-то вкус она имела не совсем то качество, то она всё равно оказалась бы там. Исключения зачастую делаются для особых женщин, например для бывших врагов, и у меня было мало сомнений, что такое исключение было бы сделано для дочери Убара, или той, которая считает себя таковой. Просто нужно помнить и то, что содержание в саду удовольствий не обязательно всегда рассматривается только в одном свете. Например, в таком саду могут содержаться женщины, которые являются, в некотором смысле, прежде всего трофеями. Конечно, Талена могла бы рассматриваться, скажем, с точки зрения Луриуса из Джада, именно как такой трофей. В действительности, есть мужчины, которые, являясь в душе скорее коллекционерами, используют свои сады, главным образом, для размещения своей коллекции, например, различных типов женщин, отобранных, возможно, прежде всего, глазами в качестве иллюстрации и показа, различных форм женской красоты, или даже их уникальных или редких клейм.

Мирон, выпрямившись, обернулся к одному из своих сопровождающих, каждый из которых держал по мешку.

— Что лежит в его мешке? — шёпотом поинтересовался кто-то.

— Рабские наручники, кандалы и прочие подобные вещи, — проворчал его сосед.

— Нет, смотрите! — воскликнул первый.

— Ой! — удивился Марк.

Мирон вытащил из мешка, услужливо подставленного одним из его товарищей, блеснувшую на солнце вуаль. Вытряхнув этот предмет, он продемонстрировал его толпе.

— Это — вуаль свободной женщины! — послышался обрадованный голос.

Полемаркос тут же вручил вуаль Талене, принявшей её с благодарностью.

— Ничего не понимаю, — пробурчал мой друг.

— Наверное, это будет все, что ей дадут, — сердито высказался мужчина.

— Точно, эта такая косианская шутка, — поддержал его другой, — а потом они сорвут это с неё, когда пожелают.

— Косианский слин, — прошипел третий.

— Мы должны бороться, — потребовал четвёртый.

— Мы не можем, — осадил его пятый. — Это безнадежно.

Четвёртый только разочарованно застонал.

Однако Мирон на этом не остановился, и, из того же самого мешка, вынул набор украшенных одежд сокрытия и, снова показав их толпе, как уже сделал это с вуалью, передал их Талене.

— Почему они дают ей эти предметы одежды? — осведомился какой-то горожанин.

— Это — косианские одежды, — заметил другой.

— Возможно, они считают, что Луриус из Джада должен быть первым, кто увидит её полностью в его апартаментах удовольствий, — предположил третий.

— Горе — Талене, — пошептал четвёртый.

— Горе — нам, горе — всему Ару! — простонал пятый.

— Мы должны бороться, — снова послышался решительный голос.

— Это безнадежно! — опять осадил его менее решительный горожанин.

— Нет, смотрите! — указал кто-то. — Он снова кланяется ей. Мирон Полемаркос согнул спину перед нашей Таленой!

Талена тоже склонила голову, как будто несколько застенчиво и с благодарностью, перед косианским командующим.

— Она принимает его уважение! — воскликнул кто-то.

— Кажется, что теперь она хочет уйти, — прокомментировал другой голос.