Волшебный цветок

– Мы уже видели ее в день приезда. Кажется, это было неделю назад, верно, Клив? У нее тогда был синяк на щеке, а один глаз заплыл так, что почти не открывался. Ее кто-то избил, вероятно, тот мерзавец, у которого она работает.

– Молодой человек, на вашем месте я бы не болтал лишнего насчет полковника Форсайта и его дел – если, конечно, вы не хотите, чтобы вам продырявили шкуру.

– Хм, даже так?

– Да уж, можете мне поверить.

– Почему же горожане его терпят?

– Потому что… – Лавочник замялся. – Да вы скоро сами все поймете.

В магазин вошли трое. Один – крепкий молодой парень, которого они уже видели в салуне. Он держался развязно, говорил громко, и, хотя ему еще не было двадцати, юный головорез производил устрашающее впечатление своими габаритами.

Второй из вошедших выглядел так, словно успел принять участие в сотне пьяных драк. Нос его был свернут на сторону, по щеке – от уголка глаза до самых усов – протянулся глубокий шрам. Водянистые глаза покраснели – не то от злости, не то с перепоя.

Третьим был низкорослый усатый мексиканец – один из немногих мексиканцев, которые встретились Кливу и Диллону в Биг-Тимбере. Он носил черную широкополую шляпу, тулья которой была обернута змеиной кожей.

Старший из троицы остановился у самой двери. Юнец же прошел к прилавку с таким важным видом, словно считал себя хозяином заведения, и попытался оттолкнуть Диллона локтем.

– Джимми, мне жевательного табака, да поживее! – потребовал юнец и шлепнул ладонью прямо по кучке галет, которые Диллон положил на прилавок.

Получив удар локтем под ребра, молодой техасец сразу же решил, что стоит всыпать наглому сопляку: во-первых, чтобы преподать урок хорошего тона, а во-вторых, потому что с тех самых пор, как он оказался в этом захолустном городишке, ему не терпелось с кем-нибудь подраться.

– Эй, молокосос, ты разве не заметил, что лавочник сейчас обслуживает нас? Подожди своей очереди.

Юнец развернулся к Диллону. Он походил на разъяренного быка, готового броситься на красную тряпку. Маленькие черные глазки были злобными и налились кровью. Парень согнул руку в локте, словно собирался выхватить из кобуры револьвер.

– Какого…

Закончить фразу ему не удалось – кулак Диллона врезался ему в челюсть, и Юнец как подкошенный рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.

Диллон посмотрел на поверженного бандита. Потом на его спутников.

– Вы тоже желаете принять участие?..

– Мы еще подумаем, – ответил мужчина со шрамом.

– Решайте быстрее.

– Вы крепко деретесь, сеньор, – заметил мексиканец. Диллон мельком взглянул на него и ответил на прекрасном испанском:

– Могу и покрепче. С удовольствием продемонстрирую.

Мексиканец вскинул брови.

– В этом нет необходимости, сеньор.

– О чем это вы толкуете? – прорычал бандит со шрамом. Мексиканец ответил ему по-английски:

– Да об этом гринго, что растянулся на полу. – Он опустился на колени над нокаутированным юнцом и, словно разговаривая сам с собой, тихо пробормотал по-испански: – Ай-ай-ай, сеньор, они пришли вас убить.

Пропойца со шрамом повернулся к Диллону. Клив, небрежно облокотившийся о прилавок, пристально следил за руками бандита.

– Значит, говоришь, драться ты умеешь? А насколько ты ловок, когда доходит до стрельбы?

Диллон ответил не сразу. Смерив бандита взглядом с головы до ног, он чуть отступил от прилавка.

– Ты вооружен. Если хочешь знать ответ, придется за него заплатить.

Наступила тишина. Никто из присутствующих не шелохнулся. Диллон насмешливо взглянул на бандита. Атмосфера явно накалялась. И вдруг пропойца со шрамом совершенно ясно осознал: стоит ему только шелохнуться – и этот светловолосый техасский ковбой тотчас же пристрелит его.

– Да я так, просто спросил, – пробормотал бандит, судя по всему, прекрасно понимавший, что ступает по самому краю пропасти.

Юнец на полу все еще не приходил в сознание. Диллон небрежно пнул его носком сапога.

– Сеньор, он умер?

– Нет, – ответил Диллон по-испански. – У него башка крепкая как камень и полна дерьма.

– Да, сеньор, так оно и есть.

Мексиканец приподнял голову юнца, затем отпустил – голова с гулким стуком ударилась об пол. После того как эта процедура повторилась несколько раз, юнец открыл глаза, застонал и с трудом приподнялся.

– Заберите у него револьвер, – предложил лавочник. – Этот сукин сын совсем ни черта не соображает, вообразил себя суперменом.

– Пусть себе ходит с револьвером, – ответил Диллон. – Если вздумает направить его на меня – что ж, в этом городе станет одной дурьей башкой меньше.

Мексиканец помог юнцу подняться на ноги. Тот стоял, пошатываясь и держась рукой за челюсть, пытаясь сфокусировать взгляд. Наконец он вспомнил, что произошло, и повернулся к Диллону.

– Если ты надумал пустить в ход оружие – что ж, валяй, если нет – убирайся отсюда к чертовой матери, – сказал техасец.

Юнец вырвал свою руку из руки мексиканца и, пошатываясь, побрел к двери. Бандит со шрамом последовал за ним. Мексиканец тоже направился к выходу, но у порога оглянулся и подмигнул Диллону.

Диллон, встав в дверях, посмотрел вслед троице. Бандиты пошли в направлении салуна, Клив остался в лавке. Заметив, что лавочник спрятал под прилавок дробовик, он посмотрел на него с некоторым уважением.

– А вы легко взрываетесь, сэр, – заметил продавец, когда Диллон вернулся за своим сыром.

– Не буду же я миндальничать, когда какой-то надутый поганец раздавил мои галеты.

Он захватил из бочки еще несколько галет и бросил на прилавок мелкую монету. Лавочник отодвинул ее от себя.

– В другой раз, – сказал он, улыбнувшись. – Я слушаю крики этого осла с того самого дня, как сюда приехал. В следующий раз я сверну шею или ему, или ублюдку, на которого он работает.

Клив усмехнулся и покачал головой.

– Не вижу ничего смешного, – пробурчал Диллон. – Я чуть руку не сломал о его челюсть.

– Честное слово, Диллон, ты с каждым днем все больше походишь на Джона Толлмена.

– Черт побери! Я сын Джона Толлмена! Не советую никому об этом забывать!

Лавочник смотрел вслед уходившим мужчинам и недоумевал: с какой стати молодой гигант так рассердился? Ведь о Джоне Толлмене и его не менее легендарном отце, Рейне Толлмене, слышали даже в Монтане.

Выходит, в Биг-Тимбере появился сын Джона Толлмена. И пробыл здесь уже неделю. Почему же он ничего об этом не слышал? Видно, техасцы держали сей факт в секрете. Интересно, не нарочно ли старший проболтался? Если и так, размышлял лавочник, то через него эта новость не распространится, уж это точно.