Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей
Шрифт:
Как выглядит нет-сказующая семитская религия, порождение угнетённых классов: по индийско-арийским понятиям — это Новый Завет, религия низшей касты.
Как выглядит нет-сказующая арийская религия, взросшая среди господствующих сословий: буддизм.
Это совершенно в порядке вещей, что у нас нет религий угнетённых арийских рас, ибо это было бы противоречием: господствующая раса либо наверху, либо она гибнет.
146. Сама по себе религия не имеет ничего общего с моралью: но оба отводка иудейской религии * по сути своей есть моральные религии, то есть такие, которые дают предписания, как надо жить, и посредством кары и награды добиваются послушания своим требованиям.
Т. е. христианство и ислам.
147. Языческое —
«Невинен», к примеру, Петроний * : христианин по сравнению с этим счастливцем утратил невинность раз и навсегда. Но поскольку в конечном счёте и христианский статус вынужден являть собой всего лишь природное состояние, не смея, однако, себя таковым помыслить, христианское означает возведённую в принцип подмену психологической интерпретации...
Гай Петроний, прозванный Арбитром (умер в 67 г.), римский писатель, придворный императора Нерона; считается автором романа «Сатирикон».
148. Христианский священник с самого начала заклятый враг чувственности: невозможно помыслить себе большей противоположности ему, чем невинная, но полная предчувствия торжественность, с которой, например, в самых почетных женских культах Афин воспринималось наличие детородных символов. Акт зачатия есть сам по себе таинство во всех неаскетических религиях: это своего рода символ завершённости бытия и таинственности замысла, то есть будущего (возрождения, бессмертия).
149. Вера — это тягчайшие наши оковы, злейший удар бича — но и самое могучее крыло наше. Христианству следовало бы провозгласить догматом веры невинность человека — и люди стали бы богами; в ту пору ещё умели верить.
150. Величайшая ложь в истории — утверждение, будто бы обречённость и растленность язычества проложили дорогу христианству! Нет, это было ослабление и обрастание моралью человека античности! Переосмысление природных влечений в пороки произошло гораздо раньше!
151. Религии гибнут от веры в мораль: христианско-моральный бог не выдерживает критики, как следствие — «атеизм», как будто не может быть богов никакой другой разновидности.
Точно так же от веры в мораль гибнет и культура: ибо стоит лишь открыть необходимые условия, из которых только она и произрастает, как их сразу никто больше не хочет: буддизм.
152. Физиология нигилистических религий. — Нигилистические религии все в совокупности — систематизированные истории болезни под одной религиозно-моральной рубрикой.
В языческом культе в центре всегда годичный цикл, вокруг истолкования которого весь культ и строится. В христианском культе в центре — круговорот паралитических феноменов * , вокруг которых и строится весь культ...
153. Эта нигилистическая религия выискивает для себя в древности элементы декаданса и родственное ему, а именно:
a) разряд слабых и неудачников... (отбросы античного мира, то, что этот мир яростней всего от себя отталкивал...);
Ницше имеет в виду ряд новозаветных «исцелений расслабленных» (паралитиков) и воскрешений мёртвых, завершаемый воскресением самого Иисуса (Мф. 4:23–24, 9:18–19, Ин. 20:1–13 и др.).
b) разряд обросших моралью и антиязыческих;
c) разряд политически усталых и индифферентных (пресыщенные римляне...), лишённых национальности, которым осталась одна пустота;
d) разряд тех, кто сам себе надоел, — тех, кто охотно участвует в создании подземного заговора.
154. Будда против «распятого». — Внутри нигилистических религий всё ещё можно отчётливо различать между христианской и буддийской: буддийская выражает настроения прекрасного вечера, источает совершенную сладость и мягкость, — она включает в себя благодарение за всё, что оставлено позади, и ей недостаёт горечи, разочарования, коварства; наконец, у неё уже позади и высокая духовная любовь, утончённость физиологического противоречия,
она и от этого отдыхает, но ещё сохранила их духовный нимб и тепло солнечного заката. (Происхождение из высших каст.)Христианское движение есть движение вырождения, составляющееся из отбросов и отребья всех мастей: оно не выражает упадок расы, оно изначально являет собой агрегатную смесь из кишащих и тянущихся друг к другу болезненных образований... Именно поэтому оно ненационально и не обусловлено расой; оно обращается к лишенцам по всему свету — и в глубине таит злость против всего господствующего и удачливого, ему нужен символ, представляющий собою проклятье против всего удачливого и господствующего... оно стоит в оппозиции и ко всякому духовному движению, к любой философии, оно берёт сторону идиотов и изрыгает проклятье против ума и духа. Злость к одарённым, учёным, духовно и умственно независимым — оно угадывает в них урождённую удачливость и повелительность.
155. В буддизме преобладает вот какая мысль: «Все вожделения, всё, что возбуждает аффекты и кровь, — всё это влечёт нас к действиям», — и лишь постольку, поскольку всё это побуждает к действию, человека предостерегают от зла. Ибо действие — это нечто бессмысленное, действие зиждется в существовании, а всякое существование лишено смысла. Они видят в зле повод к чему-то нелогичному, к согласию со средствами, цель которых отрицается. Они ищут путь к не-бытию и поэтому отвергают все поводы со стороны аффектов. Например: не мстить! не враждовать! — высший масштаб задаёт здесь гедонизм усталости. Ничто так не чуждо буддисту, как иудейский фанатизм, допустим, Павла, ничто так не претило бы его инстинктам, как это напряжение, пламя, неистовство в религиозном человеке, а прежде всего любая форма чувственности, которую христианство освятило под именем «любви». К тому же в буддизме обретают себя по преимуществу образованные и даже сверх-утончённые сословия — раса, иссушенная и измождённая многовековой философской борьбой, однако не пребывающая ниже уровня всякой культуры, как те слои, из которых возникает христианство... В идеале буддизма существенным представляется также освобождение и от добра и зла: там измышлена рафинированная потусторонность от морали, совпадающая с сущностью совершенства — да ещё и с той предпосылкой, что даже добрые дела там необходимы лишь временно, просто как средство, а именно, средство освобождения от всякого действования.
156. Нигилистическая религия [вроде христианства], возникшая из недр старческого и упрямого, пережившего все свои сильные инстинкты народа и такому народу созвучная, — шаг за шагом переносимая на другие слои и наконец вступающая в обиход молодых, толком ещё и не живших народов. Очень странно! Пастушеское блаженство заката, вечера, конца, проповедуемое варварам, германцам! Как же всё это нужно было сперва германизировать, варваризировать! Для тех, кто грезили о Вальхалле..., кто высшим счастьем почитали войну! *
Валгалла — пиршественный зал бога Одина, «рай» германо-скандинавской мифологии, куда попадали лишь воины, павшие на поле брани.
Наднациональная религия, насаждаемая в некий хаос, где даже наций ещё не было...
157. Средство опровержения религий и священников всегда только одно: показывать, что их заблуждения перестали быть благом, — что они приносят больше вреда, короче, что их собственное «доказательство силы» не имеет больше силы...
[2. К истории христианства]
158. Христианство [как историческую реалию] не следует путать с тем единым корнем, о котором оно напоминает своим наименованием: другие корни, из которых оно выросло, были куда мощнее; * то, что такие продукты распада, такие уродливые образования, как «христианская церковь», «христианская вера» и «христианская жизнь», осенили себя столь святым именем, есть чудовищное и беспримерное непотребство. Что отрицал Христос? — Да всё, что сегодня именуются христианским.
Неоиудейская секта, основанная учениками Иисуса Христа, не имеет ничего общего ни со средневековым христианством (V–XI вв.), складывавшихся под влиянием неоплатонизма и гностицизма, ни с одноимёнными религиями XI–XVIII в., выработавшими собственную догматику и философию, ни с католическим и протестантским мистицизмом XIX в., а тем более с его бюрократическими и финансовыми институтами. В России этот процесс делится на иные периоды (XI–XVII вв. — заимствование и переработка догм, 1700–1917 — развитие философии и институтов).