Вопреки судьбе

И пробормотал он, скорее, из чистого упрямства и страха все-таки не успеть:

— У нас Иуды Иск… Искариота нет… Что ты выд-думываешь, д-дорогой?..

— Ну и чёрт сссс ним тогда! — с ненавистью прошипел Кроули. И содрогнулся всем телом. Ангел не смог даже понять, от собственной боли — или сочувствия к нему.

А в следующий миг Азирафаэль услышал неожиданно громкий треск… и правая рука, в последний раз напрягшись, пробила верхний слой льда. Он облегчённо всхлипнул, рванулся ещё сильнее, со вдруг вспыхнувшей надеждой поверив на миг, что, быть может, сможет освободиться, что вода не понадобится им сейчас — подумаешь, всего девять Кругов наверх, быть может, им удастся все-таки…

А потом с бессильным оцепенением понял, что — нет, не сможет. Рука высунулась изо льда до запястья — и вновь застыла, скованная мигом схватившейся вокруг ледяной коркой. Самого холода он уже почти не чувствовал. Только мучительная дрожь и режущая кости боль всё ещё напоминали, что лёд — самый настоящий… и очень, очень прочный.

Азирафаэль медленно открыл глаза. И, через силу искривив трясущиеся губы, послал замершему перед самым его лицом Кроули слабую улыбку.

— К-кажется, больше н-ничего, д-дорогой мой… П-прости, мн… мне очень жаль… Ты с… сможешь… Я не знаю… Разбить?..

И с тоской увидел, как в отшатнулся на миг Змей.

Лишь на миг. Он не успел даже испугаться, что чего-то не учёл. Жёлтые глаза обречённо померкли, и Кроули с длинным стонущим шипением опустил голову на безвольно сложенное кольцами тело.

Вздрогнул, словно сотрясающий самого Азирафаэля озноб добрался и до демона. Долгий миг молчания… А потом Азирафаэль услышал тихий, измученный шёпот, в котором плескалась такая боль, что он сам задохнулся и с беззвучным стоном закусил губу. И даже не ощутил уже тепла собственной крови.

— Сссмогу, ангел… Не бойссся, я эту чёртову ссссклянку просто взорвать могу. Давай закончим ссс этим, хорошшшшо? Просссто перессстань себя мучить…

— Т-ты… ты обещаешь, Кроули? — устало опуская неподъёмные веки, пробормотал он. Он уже не мог даже спорить. И не знал, что будет делать, если Кроули скажет «нет». Смысл уже в обещанной… обещанной быстрой смерти? Ему и так осталось немного. Он уже не мог ничего сделать. Даже если Кроули соглал и не сможет уйти, когда его самого не станет.

Он просто больше был бессилен помочь другу, обречённому погибнуть потому, что оказался недостаточно демоном и слишком много — ангелом…

Кольнуло острое, тоскливое — Кроули так и не получил белых крыльев… Несправедливо, как же несправедливо… Неужели такое самоотречение не стоит Прощения?

Горькая беспомощная обида шевельнулась — и тоже угасла. Кажется, он действительно уже и впрямь… Не нуждался в эвтаназии.

— …ы слышишшшь меня, ангел? Ассс… Азирафаэль!

Он с трудом шевельнул головой. Моргнул, пытаясь открыть глаза. Бесполезно. Словно налитые свинцом веки вновь бессильно опустились, ему только и хватило сил, что выдохнуть едва слышно:

— Д-да…

— Я обещщаю, ангел. И есссли там для таких, как мы, тоже что-то есссть… Дождисссь меня, что ли? Я не задержусссь, не бойссся.

Азирафаэль слабо, с благодарностью улыбнулся. Вот и хорошо. Значит, все-таки уйдут вместе, как он и просил тогда, на… Господи, целую вечность назад. Какой это был Круг — пятый? Или уже четвёртый?

Мысли начинали путаться. Он прерывисто вздохнул, как сквозь слой ваты слыша собственный сдавленный стон. Больно, почему же так больно… Он читал, что замерзающие люди перестают чувствовать холод. Почему с ним не так? Не человек? Или просто в Аду это не работает? Он беспомощно всхлипнул. Боль не становилась слабее — кажется, наоборот, вгрызалась в саму его эфирную сущность ещё безжалостнее. Только дрожь медленно сходила на нет — и это, почему-то, причиняло ещё большие страдания. Словно прокатывающиеся по телу судороги не пускали убивающий холод в глубину его существа, сохраняли какие-то жалкие капли тепла…

Азирафаэль закусил губу. И, не в состоянии разобрать уже, что говорит Кроули, из последних сил запрокинул голову, подставляя горло и мысленно умоляя его поторопиться. Что угодно, как угодно — только быстрее… Никакой яд не сможет мучить сильнее, чем этот безжалостный, невыносимо холодный лёд.

Он ощутил, как шевельнулся змей, буквально стекая с его шеи. Кожу резануло ещё большим холодом, и он против воли сдавленно заскулил, злясь на себя за слабость и одновременно замирая от жалости при мысли о том, что предстоит сделать сейчас Кроули. Но ведь это — не убийство, ведь нет? Ему приходилось погружать в сон раненых рыцарей, которых ему запрещено было спасать… Кроули сейчас делает то же самое. Только вместо ангельской Благодати — змеиный яд.

…Азирафаэль помнил, как корчился и вопил укушенный Кроули демон. И не боялся уже даже новых мучений. Хуже уже быть не может.

…Но вдруг запоздало, на один краткий на миг испугался: закричать, показать свою боль. Нет-нет-нет! Кроули знает, конечно, знает сам, как убивает его яд… Но… неважно. Только не так, это будет подлость, просто подлость — заставить Кроули мучиться виной ещё и за это. Вряд ли будет слишком уж сложно перетерпеть…

Тем более что — с облегчением осознавал он — долго терпеть не придётся.

Он ощутил, как шеи осторожно коснулось что-то твёрдое, прохладное. Короткий едва заметный укол — нет, два укола, слившихся в один. Он вздохнул прерывисто, невольно сжимаясь в ожидании пытки. Попытался улыбнуться, хотя не был уверен, что это получается. Попытался не…

…А потом от места укуса заструилось, стремительно растекаясь по всему телу, спасительное тепло. И там, куда приходила эта мягкая настойчивая волна, выкручивающая нервы агония стремительно гасла, без боя уступая место блаженному чувству покоя и безмятежности. Ангел непроизвольно коротко вздохнул, на миг испуганный неожиданным облегчением больше, чем ожидаемой мукой. Дёрнулся, пытаясь открыть глаза…

Бесполезно. Из него вдруг словно выдернули все кости.

Резко, без предупреждения закружилась голова. Казалось, что растаявшая боль забрала с собой что-то ещё, что-то, что делало его физическую оболочку тяжёлой, болезненно ощущающей давление Ада. Ангела буквально захлестнула волна странной эйфории. Тело конвульсивно задёргалось: мышцы, одеревеневшие от холода, вдруг ожили, беспорядочно сокращаясь и расслабляясь. Он смутно осознал, что должен испытывать боль… Но не чувствовал даже малейшего дискомфорта. Словно со стороны, услышал собственный облегчённый, едва слышный стон. И со слабым удивлением понял, что сведённые судорогой голосовые связки вновь расслабились, освобождаясь от оков цепенящей муки.

Боль вытекла прочь, ушла окончательно вместе с холодом и страхом. Всё ушло, кроме всепоглощающего чувства расслабленной неги и умиротворения. Он ощутил короткий, на удивление глухой укол вины, смешанной с удивлением: Кроули все-таки сумел избавить его от последних страданий. А сам…

…Но он уже ничем не мог помочь своему лучшему — и, если подумать, единственному — другу.

Только — последний раз взмолиться к Создательнице, прося у неё лёгкой смерти для Кроули.

Судороги прекратились так же резко, как и начались. Азирафаэль ощутил, как полностью расслабились все мышцы. На миг ощутил лёгкую дурноту в животе… а потом и она угасла, подчиняясь растекающемуся по каждому атому физического тела жару. И ангел с благодарностью осознал, что Кроули сумел достать до его внутренней сущности тоже: он больше не ощущал Скверны. Не слышал давящего шёпота Преисподней. Их больше не было. Только дурманящее, ласковое ощущение всеобъемлющего покоя и буквально пронизывающих его лучей заботы и любви. Он почти видел их цвет — солнечно-золотой, горячий, но не обжигающий. Свет первых дней Творения, дней, когда ещё не было боли, не создана была гордыня… Свет давно ушедшей эпохи, когда Любовь была их сущностью, воздухом и пищей.