Вор черной масти

Некоторые молодые люди, особенно те, кто не сидел за решеткой, ошибочно считает лагерную жизнь романтичной, а вернувшихся с зоны серьезными пацанами. Возможно, так и есть, не буду говорить про всех. Но, по моему мнению, после того, что я тут увидел, ничего хорошего тут нет! Что бы об этом ни рассказывали, не писали. Жизнь за колючкой лагеря, морозы, скученность, вши и клопы, миска баланды, озлобленные лица, умирающие, ходячие полутрупы, которые быстро превращались в трупы…

В современной Чите недалеко от здания “Росбанка” располагается мраморный мемориал. Он называется: “Жертвам политических репрессий”. Раньше, я проходил мимо него не задумываясь, для чего он тут поставлен. Зато теперь мне известно, что этот мемориал выстроен из камня, который будет привезён из мрачного Мраморного ущелья. Того самого места, где я был в качестве одного из многочисленных зэка ГУЛага.

20 марта 1949 года. 22 часа 34 минуты по местному времени.

Концлагерь принудительного труда Борлаг.

***

От холода меня просквозило и на шее выскочили болезненные фурункулы, которые на фронте солдаты называют “Сучье вымя” или окопная болезнь. Эти фурункулы не только сильно болели и источали гной, но вызвали высокую температуру. Меня качало, трясло и сильно лихорадило. Так я попал в санчасть к местному лепиле[11], который сунул мне градусник. Я, измеряя температуру, едва не уснул, но сразу задремал. Зэка - такое существо, которое засыпает в любое время суток где угодно, когда угодно. Рассказывали, что некоторые заключенные умудрялись спать стоя по время поверки. Я никогда бы в это не поверил, пока сам в этом не убедился собственными глазами. Я сразу проснулся, когда лепила, потребовал обратно градусник.

– Тридцать девять и восемь, - объявил лепила.
– В лазарет!

Так я на целую неделю оказался в лагерной больничке. Разница с жилой палаткой состояла лишь в том, что нас не выгоняли на работу. Тот же холод, клопы и двойные ярусы шконок.

Правда лечили ихтиолкой и давали какие-то порошки, от которых становилось немного легче. На седьмой день в лазарет ворвался лепила и прокричал:

– Рабер! В оперчасть, живо! Шевели копытами!

В оперчасти никто не стал со мной разговаривать. Я вначале подумал, что меня вызвали, что бы отправить в ШИЗО[12]. Но меня заперли в маленькой отдельной комнатке лагерного управления. Тут было много теплее. И еду мне приносили прямо сюда, на прогулки не выпускали, а когда мне нужно было в сортир, меня неустанно сопровождал пастух[13]. Я терялся в догадках, что это означает. Мне лезли в голову неприятные мысли, что мне хотят помазать лоб зеленкой[14], и я тут нахожусь последние дни.

Но потом за мной пришли. Специальный конвой из шести человек. Меня посадили в легковую машину и повезли по трассе Мраморный-Чара. Конвойные везли меня в наручниках, не разговаривали не только со мной, но и между собой. Они профессионально осматривали местность и окружающих людей, и в их быстрых движениях я заметил одну особенность. Они никогда не давали мне возможности быть на виду у всех встречных. Я все время находился прикрытый телами в центре их круга. Они не только конвоировали меня, они меня охраняли!

Когда я увидел самолет, в который никто кроме меня и конвоиров не сел, я понял, что мои приключения еще только начинаются.

–––––––––––—

[1] Борлаг, Почтовый Ящик - 81, Особый, секретный ИТЛ просуществовал с 24.1.1949 до 03.10.1951 года.

[2] Ликбез - государственная программа СССР по ликвидации безграмотности среди населения в 1920 - 1940 годах. Здесь в смысле вводной в лагерную жизнь.

[3] Метро (жаргон) - спальное место в лагере на полу или под нарами. Ввиду большой скученности заключенных во время пересылки, такие спальные места были не редкостью.

[4] Шлюмка, реже Шелюмка (жаргон) - баланда.

[5] С 1943 года и до лагерных забастовок 1953-1954 гг. советские политзаключенные и часть уголовников-рецидивистов носили номера, заменившие их фамилии.

[6] Парашютисты (жаргон) - клопы.

[7] Придурок (жаргон) - зэка из обслуги лагеря.

[8] Зенки (жаргон) - глаза.

[9] Кондей (жаргон) - карцер, штрафной изолятор.

[10] Рвать когти (жаргон) - уходить, спасаться.

[11] Лепила (жаргон) - доктор.

[12] ШИЗО (аббревиатура) - штрафной изолятор.

[13] Пастух (жаргон) - конвоир.

[14] Намазать лоб зеленкой (жаргон) - приговорить к расстрелу.

ГЛАВА 5. УМГБ ГОРОДА ЧИТЫ.

1 декабря 1934 г. за N 112 Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР издал постановление “О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов”.

1. Предложить следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.

2. Предложить судебным органам не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.

3. Предложить органам НКВД Союза ССР приводить в исполнение приговора о высшей мере наказания в отношении преступников названных категорий немедленно по вынесении судебных приговоров.

***

21 марта 1949 года. 09 часов 15 минут по местному времени.

Управление МГБ города Читы.

***

Майор Государственной Безопасности МГБ Коми АССР, Волосников Николай Яковлевич, занимавший пост начальника 4-го отдела по борьбе с бандитизмом, сидя за письменным столом в кабинете Читинского УМГБ, просматривал списки политических заключенных, отправленных к месту пребывания наказания. Вдруг его палец, двигающийся по листу замер на одной из фамилий.

– Рабер Михаил Аркадьевич, - раздельно вслух прочитал Волосников.
– Год рождения: 1906. Статья: 58-10. Осужден на 10 лет. Место отправки - ИТЛ Борлаг. Вот он где! Замечательно!

Волосников немедленно взял телефонную трубку местной связи и попросил:

– Соедините меня с полковником Москаленко[1]. Товарищ полковник, Волосников беспокоит. Валентин Иванович, скажите, пожалуйста, от вас не поступало какой-либо команды в отношении Рабера? Да, да вы не ослышались. Именно Рабера. Нет, разговор не об этом. Дело в том, что я сейчас просматривая списки осужденных по пятьдесят восьмой, нашел в них его фамилию. Списки на моем столе. Хорошо, через пять минут буду у вас.

Идти ему было недолго. Кабинеты находились в одном здании. Через пять минут Волосников действительно входил в кабинет Начальника УМГБ по Читинской области полковника Москаленко.

– Что у вас там случилось, Николай Яковлевич?
– плечистый, плотный Москаленко показал Волосникову на стул. Начальник УМГБ вообще был демократичен с подчиненными офицерами.
– Присаживайся, майор. Рассказывай.

Волосников присел на стул и молча протянул полковнику списки, которые принес с собой. Полковник Москаленко принял бумаги и приготовился их просматривать.

– Номер восемьдесят четыре, - подсказал Волосников.

Москаленко перевернул несколько страниц, и внимательно изучив отпечатанный на машинке текст, поднял взгляд на майора.

– Интересно. Однофамилец?

– Не знаю, Валентин Иванович. Не уверен. Фамилия, имя, отчество, год рождения точно соответствуют анкетным данным подполковника Рабера…

Москаленко заметил:

– Вы, майор, знаете не хуже меня, что подполковник Рабер трагически погиб. Вы сами видели его труп.

– Видел, - подтвердил Волосников, - но не труп, а изуродованные останки тела после взрыва противотанковой гранаты. Они не подлежали идентификации. А если предположительно это был труп не Рабера?