Вор в роли Богарта

— Я разыскиваю одну молодую женщину, — ответил я. — Она анатрурийка, и…

— Как ее имя?

— Илона Маркова.

— Похоже на болгарское. Но может оказаться и анатрурийским.

— Мне она говорила, что она анатрурийка, — сказал я. — И в комнате у нее на стене висела карта Восточной Европы с границами Анатрурии, обведенными красным. И еще там на почетном месте красовались портреты Влада и Лилианы.

— Лилиана… — протянул он. — Это была их королева. Да, правильно, а я забыл ее имя. А ваша приятельница рассказывала, как умерла Лилиана?

— Она даже не удосужилась объяснить, кто эти двое. Так как умерла Лилиана?

— Погибла в автомобильной аварии на юге Франции примерно за год до начала Второй мировой войны. Влад получил серьезные ранения, но выжил. Все анатрурийские сепаратисты считали, что это дело рук МРО.

— МРО?

— «Македонской революционной организации». Бог их знает, чем они там занимались в этой организации, но только вряд ли стали бы тратить время на уничтожение претендента на мифический трон несуществующего королевства. Лично я думаю, что Влад был просто пьян. Или он, или его шофер, если, конечно, таковой у него имелся. — Он задумчиво глядел через комнату на пейзаж в раме, затем отвернулся и посмотрел на меня. — А как вы узнали, что это были Влад и Лилиана?

— По маркам.

— По маркам? Ах, ну да, конечно, анатрурийцы, с которыми мы работали, рассказывали о марках. Причем придавали им такое значение, словно от печатного станка в Будапеште зависели легитимность и само существование их государства… Не уверен, что кто-либо из них видел эти загадочные марки. Вы сами-то филателист? Насколько я понимаю, они очень редки.

Я рассказал ему об иллюстрациях в каталоге Скотта.

— Понятно, — заметил он. — Итак, ваша приятельница — анатрурийка и, по всей видимости, считает себя верноподданной Влада Первого и Последнего?.. Однако этого недостаточно, чтобы объяснить ваше… э-э… участие во всем этом деле.

— Она исчезла.

— Ах, вон оно что… Окончательно и бесповоротно?

— Исчезла без следа.

— Ну а какая связь с «Боккаччо»? Это была ее идея, навестить эту квартиру?

— Нет.

— Кстати, какую именно квартиру? Кто там живет?

— Квартире «8-Би», и я понятия не имею, кто там живет. Но он тоже анатруриец, это несомненно.

— Откуда такая уверенность?

— У него тоже есть фотография Влада.

— Вы серьезно?.. Да, вижу, что серьезно. Точно такая же фотография? В той же позе, и…

— Нет, другая. Там он один и на нем военная форма.

— О, все монархи почему-то обожают военную форму, — заметил он, — особенно когда у них нет страны и армии, которая может носить эту форму. Так, значит, вы побывали в той квартире? Иначе вы бы снимок не увидели, верно?

— Да.

— И ушли оттуда с тем, за чем приходили?

— Нет. Мне помешали, — ответил я и рассказал, как прятался в шкафу и как, выйдя оттуда, обнаружил, что портфельчик исчез.

— Так получается, вы все еще сидели в ловушке, когда Кэппи ушел от меня? Надо сказать, что пробыл он тут совсем недолго. Я рассчитывал, что он посидит хотя бы часок, но он зашел и вышел где-то минут через десять. Справедливости ради следует заметить, я не слишком уговаривал его остаться. Его присутствие вызвало всякие воспоминания, далеко не все — самые приятные. Надо сказать, что и подарок тоже. Мышь… Я всегда считал, что это лучшая из работ Лечкова. Может, потому, что она — моя. Я имею в виду, моя кличка. А теперь и сама эта резная фигурка принадлежит мне, и я рад, конечно, рад. Но надо сказать, теперь мне все меньше хочется обладать вещами. А что случилось с Кэппи?

Этот вопрос застал меня врасплох, но отвечать на него рано или поздно все равно пришлось бы. Я знал, что он обязательно спросит меня об этом, и уже решил для себя, каким будет ответ.

— Он мертв, — ответил я. — Его убили.

Глава 14

— Этот человек по имени Кэндлмас, — сказал Чарльз Уикс. — Совершенно очевидно, что это он убил Кэппи, не так ли? Но к чему оставлять тело в своей квартире?

Мы сидели на кухне за овальным столом светлого дерева и снова пили кофе. Раз уж я рассказал ему о Хобермане, почему бы не выложить и все остальное?

— Разве только, — продолжил Уикс свою мысль, — он считал, что тело никогда не найдут.

— Ну, проглядеть такое трудно, — заметил я. — Судя по тому, что лежал он, как я слышал, ровно посередине комнаты.

— И заливал кровью ковер.

— Верно.

— И нацарапал сокращенный вариант своего имени на атташе-кейсе.

— Да.

— Интересно, что именно на вашем атташе-кейсе. Хотя лично для него в тот момент было, думаю, все равно на чем писать. Наверное, то была единственная вещь, подвернувшаяся ему под руку. Но меня больше занимает другое. Что заставило убийцу действовать столь импульсивно?

— Не понял?

— Ну представьте, что я Кэндлмас, — предложил он. — А вы — Кэппи Хоберман, и я собираюсь вас убить. Вряд ли я в таком случае стану выхватывать нож и набрасываться на вас прямо посреди собственной гостиной. Но совсем другое дело, если никакого убийства не планировалось. Допустим, мотив к убийству возник неожиданно, внезапно, а заодно подвернулось и средство его осуществить. Допустим, что и время тоже играет очень существенную роль. Удобно или неудобно, ловко или неловко, но ждать я просто не могу.

— Но Хоберман побывал здесь, — сказал я.

— Да, пробыл минут десять, максимум пятнадцать.

— И уйдя, направился, по всей видимости, прямиком на Семьдесят шестую. Ведь именно туда я должен был доставить портфель, вот он и хотел оказаться там к моему приходу.

— Но еще до вашего прихода Кэндлмас с ним разделался. Возможно для того, чтобы не делиться с ним добычей, хотя самой добычи в его распоряжении еще не было. — Он взмахнул рукой, словно отметая это предположение. — Нет, ломать головы над мотивом нам пока ни к чему. Ясно одно: он возник внезапно и требовал быстрых действий, и Кэндлмасу пришлось сделать то, что он куда охотнее сделал бы в другом месте и в другое время. И он вонзил нож в человека в собственной квартире, да к тому же еще зная, что вы можете вернуться с минуты на минуту.

— И оставил его там.

— Да, оставил, дав возможность нацарапать одно-единственное последнее слово, столь же загадочное, как след поселения колонистов на острове Роанок. Знаете, наверное, они полностью исчезли, и единственным свидетельством того, что некогда остров был обитаем, стало слово «Кроатоан», вырезанное на стволе дерева. Никто до сих пор так и не смог понять, что оно означает и куда подевались все эти люди. Так и здесь. Что хотел сказать Кэппи этим самым «Кэфоб» или «Кэпхоб» и почему Кэндлмас дал ему возможность написать это слово?