Воркута

– Ну и как к вам пробиться? – проворчал Илья.

Он пробежал глазами шапку группы – какое-то мракобесное сообщество с помпезным названием «Церковь Дупликации». Тут же был указан адрес и даты ближайших собраний, и он сделал скриншот и завел будильник на семь утра – адептам церкви, очевидно, не спалось.

***

Церковь Дупликации находилась в здании недавно закрытого детсада, и Илья мысленно усмехнулся, глядя, как прихожане рассаживаются по детским стульчикам с рисунками котят и щенков на спинках. В зальчике, где раньше, очевидно, проходили утренники у малышни, собралось с десяток воркутян, среди которых Илья выхватил взглядом очень толстую одышливую женщину в вязаной кофте и дутиках с разрезанными голенищами, огромного мужика с голой татуированной головой и давешнюю кривую официантку из «Мечты», при дневном свете оказавшуюся довольно симпатичной, круглолицей, с большими серыми глазами и ямочками на щеках. Когда она поворачивалась к Илье здоровой стороной, отвернув опущенное веко и шрам, то выглядела почти красивой, и он мысленно удивился, что официантка в первый раз показалась ему уродиной. Кира была совсем другой – с резким строгим профилем, черными глазами и вороньими волосами, но ее красота всегда виделась Илье какой-то чрезмерной, колкой, агрессивной. Официантка была полной ее противоположностью - уютной и кругленькой, с персиковой розовинкой румянца и малиновыми, сочными, спелыми губами. Илья подумал, что Кира, увидев ее, непременно бы фыркнула и назвала колхозницей.

Заросший до ушей неопрятной бородой старик сел в центр круга и сказал:

– Приветствую прихожан церкви Дупликации! Я вижу тут новеньких, поэтому представлюсь – меня зовут Борис, я первый пастор церкви. Просто Борис, без отчества. Я веду собрания и организую походы по первому уровню.

– Только по первому? – подал голос Илья.

Борис смерил его быстрым взглядом:

– Только по первому. Остальные небезопасны, и для наших целей вполне достаточно первого уровня.

– И какие же ваши цели?

Борис посмотрел на него исподлобья:

– Вхождение в контакт с дупликацией и осознание ее природы.

– Понятно, - сказал Илья, хотя ничерта понятно не было.

– Перед тем, как мы начнем, давайте вознесем молитву Дупликации – умильным блаженным голосом, который сразу взбесил Илью, произнес Борис.

Сидящие в кружок прихожане взялись за руки, и Илья, покрутив головой, протянул левую ладонь бритоголовому мужику, а правую – толстой тетке. Кривая официантка осталась сидеть поодаль и молиться со всеми, очевидно, не пожелала. Борис прикрыл глаза и начал мычать с сомкнутыми губами, за ним замычали и другие. Вскоре пастор прервал свое нытье и быстро, скороговоркой, что-то зашептал; из речитатива Илья выхватывал отдельные слова, но в его голове в осмысленный текст они не складывались. Впрочем, он был почти уверен, что Борис нес полную абракадабру. Наконец пастор открыл влажные сияющие глаза и произнес еще более приторным тоном:

– Дупликация была дарована нам, людям, чтобы бы подвести нас к осознанию божественной сущности бытия. Она не открывает нам все свои тайны, ибо мы еще не можем полностью принять их. Но первый этап - прикосновение к извечному, мы почти все прочувствовали или готовы к этому. Итак, кто начнет..?

Молодая женщина гладко зачесанными светлыми волосами подняла руку.

– Анна, прошу вас! Прошу внимания к Анне, недавно она посетила первый уровень с нашим проводником!

Девица мгновенно начала всхлипывать, и ее пышная грудь заволновалась. Толстая тетка с разрезанными сапогами погладила ее по руке и подала платок, она трубно высморкалась в платок и насморочным голосом начала:

– Ярику поставили диагноз в три года. До этого был ребенок как ребенок – говорил хоть и плохонько, картаво, но говорил. А потом вдруг знаете, как фитиль начали прикручивать – ушли улыбка и смех, речь сократилась до десятка простых слов, потом пропали и они. Врачи говорили, кризис какого-то возраста, невролог сказала, у малышей целая куча этих кризисов… А потом диагноз, как удар – аутизм. Я носилась по специалистам, платила, платила и снова платила, но прогресса не было никакого. Ярик стал агрессивным, плаксивым, мог по несколько часов колотить в стену кулачком, издавая при этом один монотонный тошный звук, похожий на крик осла.

Он любил ковырять пальчиками низко врезанный замок на входной двери, и мы с Олегом не препятствовали – он хотя бы затихал на время. Я только настояла, чтобы муж врезал задвижку повыше, чтобы Ярослав невзначай не открыл дверь. И знаете, я все равно не переставала его любить, хотя всех вокруг мой сын раздражал, бесил, даже Олега. Муж быстро сдался – он предложил мне сдать его «куда-нибудь». Он так и сказал – куда-нибудь. Сдать моего сына, как старую куртку. Сказал, что больше так не может, это не жизнь.

Ярик откатывался в развитии все сильнее, и знаменитое столичное светило, на которое мы ухнули последние накопления, не помогло.

Все закончилось в феврале – Ярик встал ночью, пошел в прихожую и принялся крутить замок. Я слышала, как он ковыряется, но решила не вставать, обычно сын, наигравшись с замком, ложился в постель и засыпал, так было много раз. Но не в этот. Утром я не нашла его в кроватке, зато обнаружила приоткрытую входную дверь. Задвижка не была заперта, Ярик открыл замок и ушел в одной пижамке… На мороз.

Я не пыталась себя уговаривать, не пыталась хоть на секунду представить, что Олег забыл закрыть задвижку. Конечно, он не забыл, он сделал это специально. Я подала на развод сразу после похорон, и Олег не спросил, почему. Разумеется, он понял, почему. Мы об этом ни разу не поговорили.

Знаете, если бы Ярик действительно погиб от болезни или несчастного случая, я могла бы это принять. Но так… Мне все время кажется, что я вижу его светлую головку среди сугробов.

И там, в Хальмер-Ю, у меня было такое чувство, будто я смогла попросить у него прощения. Конечно, эти перчатки, предосторожности, чтобы не коснуться… Но все равно… Он даже улыбнулся мне, хотя давно уже… Давно перестал улыбаться…

Анна разразилась серией сопливых всхлипов, толстуха завозилась в своей необъятной дерматиновой сумке, вынула огромнейший носовой платок и протянула ей.

Борис слушал, иногда кивая и не сводя серьезных глаз с Анны. Когда она закончила, он потер переносицу, значительно помолчал пару минут, видимо, отмечая торжественность момента, и наконец сказал:

– Хорошо ли ты подумала? Встреча с сыном на первом уровне - не просто возможность его увидеть, это возможность понять что-то большее. Нет ли у тебя мыслей использовать Дупликацию в своих, сугубо корыстных целях?

– Конечно, есть! – вдруг подала голос кривая официантка.

– О господи, Надька, опять ты… - пробормотала толстуха в разрезанных сапогах.

– Неужели ты думаешь, что этой дурехе есть дело до твоей ерунды? Какая еще возможность, чего там понимать! Все сюда ходят, чтоб их за недорого провели на первый уровень, где они и встретятся со своими детьми, родителями, мужьями, женами, первыми и последними любовями… И ты, старый козел, как будто я не знаю, сколько ты тут зарабатываешь на таких вот дурах, как она!

Надька ткнула пальцем в пунцовую Анну, изумленно раскрывшую рот.

– Пааааастор! – глумливым тоном произнесла она.
– Сука ты распоследняя, а не пастор! Думаешь, никто не знает, что ты хочешь собрать все ключи и отправить очередного идиота в комнату мертвеца? Свербит, охота узнать, что ж там такое, может, возможность заработать побольше? Может там – решение всех проблем, вакцина от рака, совершенное оружие или вообще все тайны мироздания!

Последние слова Надька выкрикнула, абсолютно не владея собой. С искаженным лицом, прижимая кулаки к груди, она напирала на пастора, который, скрестив руки, насмешливо смотрел на нее.