Воронцов

Николай I направил М. С. Воронцову рескрипт: «Вы вполне оправдали Мои ожидания, проникнув в недра гор Дагестанских, считавшихся доселе неприступными». Завершается рескрипт словами: «В справедливом сознании, как прежних, так и теперешних знаменитых заслуг ваших, Я возвел вас в Княжеское достоинство с нисходящим потомством»7.

Один из мемуаристов так откликнулся на решение императора возвести командующего в княжеское достоинство: «Воронцову дали за это титул князя, только не Даргинского, хотя взять Дарго было несомненно труднее, чем Эривань Паскевичу»8. За взятие Эривани, как известно, Паскевичу был пожалован титул графа Эриванского. А М. С. Воронцов так и остался просто Воронцовым, хотя военными подвигами он превосходил, например, и Дибича-Забалканского, и Муравьева-Карского.

М. С. Воронцову пришлось услышать немало упреков за то, как прошла Даргинская операция. В частности, его обвиняли в том, что он, командующий, напрасно подвергал себя излишней опасности. Михаил Семенович ответил, что не искал для себя опасности. Это, мол, было бы несвойственно ни его летам, ни занимаемой им должности. Опасным был весь Даргинский поход. К тому же офицерам и солдатам, пишет он, «приятно и ободрительно, когда главный начальник не слишком далеко от них находится»9.

После короткого отдыха М. С. Воронцов отправился в Крым. В сентябре он встретился в Севастополе с Николаем I. Михаил Семенович сумел убедить императора в том, что Шамиля нельзя победить в решающем сражении и что нужно вернуться к осадной стратегии А. П. Ермолова. Несмотря на разочарование, император вынужден бьш предоставить М. С. Воронцову право действовать так, как он найдет необходимым.

Да, ожидание Николая Павловича не оправдалось. М. С. Воронцов не сумел переломить ход войны. Но кем он, император, мог его заменить? Подходящих кандидатур не было. Оставалось одно — набраться терпения и надеяться, что новая стратегия приведет в конечном итоге к победе над Шамилем.

После возвращения на Кавказ М. С. Воронцов резко меняет тактику войны с горцами. Вместо штыка он ставит на первое место топор и лопату. Еще А. П. Ермолов приказывал расширять просеки в лесах Чечни, чтобы русским отрядам легче было добираться в нужное место. У Воронцова имелась возможность послать на вырубку леса значительно больше солдат. Прорубались широкие просеки, прокладывались новые дороги, возводились крепости. А поэтому результаты новой тактики сказались очень быстро.

Командующий, конечно, не отказался от военных операций против Шамиля. Но теперь это были планомерные действия, направленные в первую очередь против тех мест и укрепленных аулов, где находились большие силы горцев. Благодаря новой стратегии территория, на которой Шамиль чувствовал себя полным хозяином, все больше сокращалась.

На Кавказе М. С. Воронцову пришлось вести еще одну войну — со злоупотреблениями в войсках.

В Ставрополе находились резервные маршевые батальоны. Они предназначались для пополнения убыли в кавказских полках. «Беспорядок в этих батальонах был ужасающий, — пишет В. А. Бельгард. — Впоследствии, когда приехал уже князь Воронцов, было произведено строгое следствие, и не только батальонные командиры, но и сам начальник этих маршевых батальонов, генерал Тришатный, были отданы под суд. Сначала же никто не рисковал притронуться к этому делу»10.

В окрестностях Тифлиса располагался запасной Кавказский корпус, в котором обучались рекруты. В этом корпусе также процветали воровство и беззаконие. «Много врагов нажил себе старик Воронцов чрез то, что пресек систематическое воровство, можно даже сказать, душегубство в этом корпусе»11, — читаем в воспоминаниях Э. С. Андреевского.

В то же время М. С. Воронцов признавал, что «по военной части генералов и полковников весьма много хороших, и войска вообще в самом лучшем духе и расположении»12.

Как и прежде, М. С. Воронцов мало обращал внимания на форму, на муштру. Главными для него было следование законам чести и бесстрашие на поле боя. «На Кавказе форма вообще мало значила, — пишет Б. М. Колюбакин, — готовились не к смотрам, а к смертному бою и потому духовная сторона стояла на первом месте»13.

Воронцов всегда следил за питанием и обмундированием солдат и не допускал наказания их не по вине, а по своеволию командиров. «Никто лучше Воронцова не знал русского солдата, — пишет В. А. Соллогуб, — никто выше не ценил его беззаветной храбрости, терпеливой выносливости, веры в провидение и смирения». И далее: «Мне много раз случалось уже и говорить, и писать, что если есть в мире что-нибудь выше русского солдата, это — солдат-кавказец: как он весело идет на бой, отважно дерется, просто умирает! Но при Воронцове, кроме этого всегда необычайного духа в русском войске, царила также, если можно так выразиться, всеобщая семейственность»14.

Действительно, в Кавказской армии командующий утверждал особые отношения — дружеские отношения близких по духу людей. И эта духовная близость между генералами, офицерами и солдатами и стала основой дальнейших военных успехов.

Имам Шамиль и его мюриды всячески пытались помешать планам М. С. Воронцова. По приказу имама поперек просек копались глубокие рвы, аулы превращались в неприступные крепости. Небольшие отряды горцев атаковали русские позиции и быстро уходили в горы.

В апреле 1846 года Шамиль спустился с гор и лесистыми ущельями двинулся к Шали, а оттуда в Кабарду. Это была самая крупная вылазка имама на равнину, полностью контролируемую русскими. Он надеялся поднять кабардинцев на войну с русскими. Но надежды не оправдались: одни кабардинцы открыто отказывались поддерживать Шамиля, а другие прятались от него и его мюридов в горах. За время этого похода мюриды разграбили около 60 кабардинских аулов и 20 казачьих станиц. А затем, спасаясь от наседавшего русского войска, отряд Шамиля за 36 часов прошел 150 верст и скрылся в горах. В результате этого похода значительно пострадали как власть, так и влияние Шамиля.

В Дагестане события развивались по-иному. Военные действия здесь начались лишь в 1847 году. К этому времени М. С. Воронцов уже хорошо знал Восточный Кавказ. Особое внимание командующего привлек Средний Дагестан, где собирались многочисленные отряды горцев. Шамиль хорошо понимал, что покорение Среднего Дагестана русскими войсками окончательно подорвет его силы, поэтому он поспешил укрепить Гергебиль, Салты, Толитль и Ирис.

В первых числах июня 1847 года началась осада Гергебиля. Вскоре была проделана брешь в стене, окружавшей аул. А горцы в преддверии штурма разобрали крыши саклей, покрыли их хворостом и присыпали землей. Когда штурмующие ворвались в аул, то многие из них, взбираясь на крыши, под хохот и ругань горцев проваливались внутрь саклей и погибали. Приступом приходилось брать каждый завал, каждую баррикаду в ауле. Командующий вынужден был признать, что имеющихся у него сил явно недостаточно для взятия аула. Начавшаяся в этом районе холера вынудила прекратить штурм Гергебиля и сосредоточить все силы на овладении другим укрепленным аулом — Салты.

Защитники крепости поклялись Шамилю, что не уступят Салты, что будут сражаться до последнего. Воронцов отдал дань мужеству защитников аула: «При долголетнем опыте мне редко случалось видеть неприятеля более упорного и стойкого, чем гарнизон укрепления Салты, который составлен был из лучших и храбрейших людей Дагестана. Упрямые сопротивления этого гарнизона превосходят все, что в европейской войне может быть известным»15.

8 июля 1847 года по высочайшему повелению отправился на Кавказ известный русский хирург Н. И. Пирогов. Он намеревался проверить возможность применения эфира при операциях на поле боя. Проводить операции ему предстояло у Гергебиля. Но к приезду Пирогова на Кавказ осада Гергебиля была снята, и хирург отправился к Салтам.

По словам Н. И. Пирогова, М. С. Воронцов принял его весьма благосклонно. А раненые солдаты с опаской отнеслись к предложению оперировать их с применением эфира. Тогда Пирогов и два его помощника продемонстрировали действие эфира на себе. Предубеждение было сломлено, и впервые в истории войн во время операций не было слышно стонов и криков оперируемых.

Оперировать приходилось в самых примитивных условиях. За отсутствием коек больных клали на скамьи из камней. Матрацы и подушки заменялись соломой или сеном. Так как скамьи были очень низкими, то оперировать приходилось или стоя на коленях, или в полусогнутом положении. Вскоре слухи о чудодейственных операциях Н. И. Пирогова достигли самых дальних уголков Кавказа. Местные врачи тоже захотели научиться делать операции с использованием наркоза.

Осада аула Салты длилась почти два месяца. Крепость пала 14 сентября. Взятие Салт имело важнейшее значение. Жители Горного Дагестана убедились, что отсидеться за стенами и башнями крепостей им не удастся. Много потерял в глазах горцев и сам Шамиль. Падение Салт произошло на его глазах, и он ничего не предпринял, чтобы помочь защитникам аула.

Шамиль, желая восстановить свой авторитет, решил совершить новый поход в Южный Дагестан и повторить свой успех 1843 года. Он был уверен, что из-за непроходимости покрытых снегом перевалов русские войска не рискнут покинуть свои зимние квартиры.