Воронья Кость
Шрифт:
Страж поднял бровь, и на всякий случай потрогал свой нос, а затем нахмурился.
— А что не так с моим носом? — заявил он.
Финн ударил правой. Брызнула кровь, страж с воплем отлетел назад, и подняв облако пыли, несколько раз перекатился и застонал. Второй, застигнутый врасплох, разом попытался схватить копьё и попятиться, но уронил своё оружие. Человек с окровавленным носом вопил и стонал; Орм мог бы ему посочувствовать, потому что сам не раз испытывал подобную боль ранее, и вспомнил каково это.
Вопли оказались не напрасны, появились воины, ведомые человеком с мечом в руке, что показывало его более высокое положение.
— Подбери копьё, — приказал он второму охраннику, скорчив гримасу, которая пророчила ему наказание за провинность.
— Подождите здесь, — сказал он Орму довольно вежливо и повернулся, чтобы отправиться на поиски Такуба. А затем обернулся, и произнёс почти извиняющимся тоном.
— Если бы вы попробовали войти с противоположной стороны, то возникло бы гораздо меньше трудностей. Этот вход называется "Пожиратель надежды", сюда входят рабы, но никто не выходит.
— Я ведь говорил то же самое, — заявил Финн с ухмылкой, обращаясь к Орму, который печально усмехнувшись, покачал головой.
— Я запомню это место благодаря тому, что стоит прислушиваться к твоей мудрости, — ответил Орм, ухмыляясь. — И носы будут целы.
Но, в конечном счёте, это место запомнилось им совсем другим. Когда впоследствии они вспоминали об этом, в памяти всплывал запах: внутреннее пространство шатра наполнял пряный аромат духов, плотный как парус, он дымкой кружил в жарком воздухе, и всё же лишь слегка приглушал вонь, от которой можно было лишиться чувств.
Внутри оказалось двое, — один стоял, другой лежал, утопая в подушках, укутанный с головы до пят в шелка, лицо тоже закрыто тканью, виднелись лишь чёрные глаза, они метались, словно крысы в норе.
Тот, кто стоял, шагнул вперёд. Здоровяк, когда-то был мускулистым, но начал заплывать жиром. Когда-то он щеголял в отличном шёлке, но теперь одежда обесцветилась и износилась до неузнаваемости. Грязные руки, одну из них незнакомец положил на украшенную драгоценными камнями рукоять кинжала, небрежно заткнутого за пояс.
— А я говорю, — давай убьём их прямо сейчас, — прорычал он, и мельком глянул в затенённые углы шатра, чтобы лишний раз убедиться, что его люди рядом. — Мы забрали их оружие, и теперь они не так опасны.
— Ты забрал оружие, что они носят на виду, — сказал закутанный в шелка, — но это — Обетное Братство. Вот этот — Финн, он припрятал по крайней мере один клинок. А это Орм, убийца белых медведей и драконов, любимец своего северного бога, который даровал им всё серебро мира.
Голос прозвучал низко, чёрная гнилая болезнь разъедала его глотку. Орм не узнал его, пока человек не подался вперёд, громко шипя от боли.
— Тот мальчишка всё ещё с тобой? — спросил он. — Который зарубил Клеркона на торговой площади Новгорода?
Это же Такуб, работорговец Такуб, и, похоже, жизнь обошлась с ним неласково.
— Воронья Кость, — ответил Орм, оправившись от удивления. — Вскоре после этого он раскроил другим топором голову главного помощника Клеркона. Точно также — ударом между глаз. А затем проделал тот же самый трюк с Ярополком, братом Киевского князя Владимира.
— Он немного подрос, — добавил Финн с улыбкой. — Так что, теперь ему уже не нужно высоко подпрыгивать.
Такуб шумно выдохнул и
резко опустился на подушки.— Мне снится этот мальчишка, — сказал он. — Во снах он приходит ко мне, отправленный тобой, отомстить за то, что я продал нескольких побратимов Обетного Братства в рабство.
Стоящему человеку показалось, что это прозвучало так грубо и прямо, он зарычал и обернулся к Такубу.
— Хватит, брат — мы можем подсластить твои сны их смертью, прямо здесь и сейчас.
— Баржик, — прошептал Такуб устало. — Ступай прочь и займись чем-нибудь.
Баржик взглянул на брата, затем на Орма и Финна, и наконец, буравя обоих хмурым взглядом, вышел вон, слабое дуновение ветерка накрыло их волной вони от гниющей плоти и тяжёлого запаха духов.
Такуб с трудом, охая от боли, сел прямо и медленно развязал намотанную на голове шёлковую повязку, после чего даже Финн ахнул.
Бледное, словно изъеденное червями лицо. Вместо носа — чёрная влажная яма, губы в язвах, щёки как будто изгрызли крысы, вытаращенный глаз вздулся жёлтым гноем. Болезнь добралась и до его горла, он говорил шёпотом, чуть слышно.
— Александрийская хворь, — сказал Такуб. — Неизлечимая.
— Проказа, — ответил Орм, а затем произнёс по-гречески — лепрос.
— Я наказан, — сказал Такуб, — либо вашим богом, или каким-то другим, уже неважно. Но ко мне вас привёл мой бог, чтобы даровать мне облегчение.
— Точно, — сказал Финн прежде Орма. — Я могу достать спрятанный клинок и подарить тебе облегчение.
Раздался звук, напоминающий хлопанье крыльев, и Орм не сразу понял, что это смех.
— Я цепляюсь за всё, что осталось в моей жизни, за боль и всё остальное, — ответил Такуб. — Мне было бы чуть полегче, если бы спокойный сон служил бальзамом.
— Мне спеть тебе колыбельную? — озадаченно спросил Орм.
— Мои сны, — прошипел он. — Мы с тобой торговцы. Я хочу избавиться от этих снов. А взамен дам то, что ты ищешь.
— Ты хочешь заплатить цену крови, — сказал Орм, сообразив, к чему он клонит. — И ты хочешь, чтобы я пообещал тебе не присылать Воронью Кость с топориком в руке, за то, как ты обошёлся с моими людьми.
Послышались шуршание, словно тараканы забегали в соломе, Такуб поёжился и кивнул. Орм подумал — насколько болезнь и близость смерти способны заполнить людской разум. Вот Такуб, например, в своё время — важный и хитрый человек, словно горностай на охоте, сейчас до смерти боится мальчишки, которого он однажды увидел на Новгородской площади. И боится настолько сильно, что всерьёз готов заключить сделку, дарующую ему прощение и спокойный сон, который сейчас для него дороже серебра и драгоценных камней. Он не должен знать, подумал Орм, что проданные им в рабство побратимы, в конце концов, обратили оружие против своих товарищей и были за это убиты.
На миг Орм задумался, где сейчас находится Воронья Кость, распутал ли он клубок загадок, связанных с Кровавой секирой Эрика, сейчас он уже, наверное, понял, кто выдавал себя за Дростана, и что он написал в послании. Будь у Олафа достаточно сообразительности расспросить Хоскульда и задать ему правильные вопросы, то торговец не смог бы молчать.
— Зачем держать парня в неведении? — спросил Такуб, и Орм объяснил ему — мальчишку слишком долго кормили серебром, воинами и кораблями, словно потчевали скиром с серебряной ложечки. Если он хочет сделать себе имя, пусть надеется на свой собственный ум.