Воровка

Ждали девчонок двое: один — высоченный и массивный, с окладистой черной бородой и роскошным крючковатым носом, — восседал за столом, своими внушительными габаритами довлея над всем окружением. Еще немного мышц и чуть больше металлических слоев в броне, и ему хватило бы массы на собственное гравитационное поле. Другой, расположившийся в кресле чуть поодаль, выглядел куда менее внушительно — сухощавый, чуть болезненного вида и не поддающегося определению возраста от сорока пяти до ста. Но почему-то именно на него было страшно поднять взгляд. Было и еще что-то странное, что-то такое, чему Рисса не знала ни объяснения, ни даже названия. Казалось, в просторном кабинете было тесно для тех — сущностей? сил? — что находились в нем: живого, пышущего жаром огня и пронизывающего холода, от которого замирало даже движение воздуха, и отдаленно напоминавшего ту жуть, что заполняла проклятый храм в Варадине.

Толком осмотреться Риссе не дали: едва девочки, мешкая и переминаясь, вышли на середину комнаты, Ясх грубо впился пальцами ей в плечи и швырнул на колени. Ноги, не успевшие зажить до конца, отозвались режущей болью, будто вместо мягкого ковра Рисса упала на битое стекло. Она не удержалась, вскрикнула — и тут же получила размашистую затрещину, от которой дернулась голова и зазвенело в висках.

Милли и Иллин додумались опуститься на колени сами. Сквозь выступившие на глазах слезы Рисса видела, как Иллин украдкой протянула ей руку, чтобы коснуться, но испуганно отдернула ее и съежилась под взглядом надзирателя.

Здоровяк смерил девочек взглядом, кивнул своим мыслям и прогремел:

— Останьтесь, надзиратель Ясх. Ваше присутствие может потребоваться.

Ясх поклонился, скрестив ладони на животе, и тенью отступил к выходу. Рисса, совсем недавно искренне считавшая, что разучилась бояться, теперь поняла: нет, совсем не разучилась. Непроницаемые, равнодушные лица ситхов, на которых она была вынуждена смотреть снизу вверх, как собачонка, были в сто раз страшнее тупой злобы Аргейла. Эти вряд ли станут тратить дыхание на оскорбления с издевками — просто приговорят к смерти и прикажут Ясху разобраться с исполнением.

Ее трясло самым позорным образом, и она даже не могла собрать остатки гордости, чтобы это побороть. Особенно когда здоровяк — верховный наставник, как сообразила Рисса, — вновь обратил внимание на них.

— Ваша история мне известна, послушницы. Можете не утруждать себя ее пересказом. Я задам вам лишь несколько вопросов и на каждый из них рассчитываю получить максимально четкий, правдивый и исчерпывающий ответ. Любая попытка солгать или увильнуть от ответа будет наказана болью. Оступитесь несколько раз — разговор будет завершен, и вы отправитесь на казнь. Все ясно?

— Да, милорд, — первой подала голос Иллин, девчонки хором повторили. Любой нормальный человек оправдал бы ее в тот же момент, как увидел: она выражала раскаяние всей собой, от покорно склоненной головы до сложенных на коленях ладошек. Кое-как причесанные, но по-прежнему шелковистые и блестящие локоны обрамляли бледное личико, золотисто-каштановым покрывалом лежали на плечах и спускались к пояснице, совсем как у печальных красавиц с картин.

Жаль, что нормальных людей здесь не было.

— В таком случае, начнем. Было ли вам известно, что надзиратель Аргейл выходит за рамки своих полномочий, и вы могли с полным правом обратиться ко мне за защитой?

"Могли? — Рисса крепко стиснула зубы, чтобы не издать ни звука. — И ты бы взял и защитил нас? Серьезно?! Сука двуличная".

И тут ее электрошоком прошибло осознание: верховный наставник ждал, что они скажут "нет". Наверняка что-то такое было написано в Уставе Академии, вкладку с которым все видели, но никто никогда не открывал. Тогда он скажет, что они лгут, и каждая получит первое "наказание болью" — и шагнет на первую ступеньку к эшафоту.

— Знали. — Рисса вскинула голову. Иллин и Милли вытаращились на нее, как на ненормальную; Иллин испуганно прижала ладони к лицу. — Но не верили, что вы поможете. Мы видели, как к нам все относятся… милорд, — неохотно добавила она, спохватившись. — Когда мы спросили совета у лорда Лексарна, он сказал, что нам не на что надеяться и мы, скорее всего, все скоро умрем, потому что Аргейл изводит послушников уже давно и ему никогда ничего за это не было. Что мы, по-вашему, должны были ждать, пока нас прикончат?

Худой и седовласый чуть приподнял брови. На его губах мелькнуло что-то похожее на улыбку. Похоже, Рисса его позабавила. А вот верховному наставнику было не смешно.

— Надзиратель, — кивнул он Ясху, — напомните вашей подопечной, с кем она разговаривает.

Рисса не увидела, что сделал Ясх — заметила лишь яркую вспышку, услышала электрический треск, а после была только боль. Рисса никогда не испытывала ничего подобного, даже когда получила от ящера и лечилась от яда: боль пульсировала в каждой клеточке, текла по венам вместе с кровью и жгла, жгла, жгла… Рисса визжала, корчилась на полу, рефлекторно впивалась пальцами в ковер и ровным счетом ничего не соображала: даже в мыслях она могла только истошно кричать.

Прийдя в себя, Рисса обнаружила, что лежит на боку, свернувшись в комочек и обхватив себя руками. Из приоткрытого рта стекала струйка слюны, язык болел и кровоточил — похоже, прикусила. Застонав, она попыталась найти позу, в которой тело будет болеть чуть меньше, но чья-то сильная рука схватила ее за шиворот и заставила встать на колени. Проморгавшись, Рисса сообразила, что все еще находится в кабинете, и верховный наставник даже не думал приостанавливать допрос из-за нее.

— Мы никогда бы не связались с осквернителями могил, если бы у нас был выбор, милорды, — певчей птичкой заливалась Иллин. — Мы лишь хотели выжить и не знали лучшего способа. Умоляю, проявите снисхождение к нашей глупости! Мы не знали ничего, кроме бесправия, и еще не научились вести себя как свободные люди.

— И ты считаешь, что вас это оправдывает?

Иллин вздрогнула, склонила голову еще ниже.

— Нет, милорд. Я лишь прошу о снисхождении и шансе доказать, что мы можем исправиться.

Верховный наставник презрительно поморщился.

— Речи рабыни, — припечатал он. — Своим поступком вы проявили полную неспособность вести себя, как подобает свободным людям и послушницам Академии. Приняли решение, достойное непокорных рабов. Скажи мне, послушница, как поступают с беглыми рабами?

— Н-наказание определяет господин, — пролепетала Иллин непослушными, побелевшими от ужаса губами. — От порки до смертной казни.

Она плакала, дрожа всем телом. Не было больше спокойной, рассудительной и не по годам взрослой Иллин — была лишь маленькая девочка, у которой не осталось сил притворяться большой. Все ее надежды на то, что с ними поступят справедливо, позволят объясниться, рушились на глазах, разбивались о презрение и ледяное равнодушие. Уже второй раз за ее жизнь.

— И чего, по-твоему, заслуживаете вы? Презревшие законы Империи, связавшиеся с осквернителями наших святынь, плюнувшие в лицо государству, давшему вам шанс на лучшую жизнь?