Воровская семейка

— Хорошие были времена, — сказал Ангус.

— Сегодня ты пришла очень поздно. — Голос Гейла звучал прохладно, даже холодно. Кэт знала, что настало время рассказать про фотографии. Или молча уйти.

— Габриэль, — она повернулась к сестре, — спасибо тебе. И… э-э-э… выздоравливай. Саймон, — сказала Кэт, стараясь не смотреть на Гейла, — пока меня не будет, узнай, как нам проникнуть туда глазами и ушами.

— Договорились, — отозвался Саймон. — Мы можем… Постой, а куда ты уходишь?

Когда Кэт подошла к двери, Маркус уже ждал ее там с чемоданом в руках.

— Я подумал, вам это понадобится, мисс.

Гейл вздохнул.

— Париж? — он отвел глаза. — Передай от меня привет отцу.

Пять дней до истечения срока Париж, Франция

Глава двадцать первая

Амелия Беннет из Интерпола не была самым молодым детективом из Отдела по расследованию преступлений в области искусства. Как не была и единственным сотрудником женского пола. И все же в агентстве, состоявшем сплошь из «парней» и «стариков», каждый, кто ее видел, сразу отмечал, что она была женщиной, и далеко не старой. Впрочем, это было лишь одной из загадок, окружавших Амелию Беннет, когда та перевелась из лондонского офиса в парижский. Что больше всего интриговало профессиональных охотников за загадками в маленьком отделении Главного европейского офиса Интерпола — это удача, сопутствовавшая Амелии Беннет повсюду.

И это утро, конечно же, не было исключением.

Едва она вошла в обшарпанный и невзрачный офис, один из «стариков» встретил ее у дверей.

— Нашелся свидетель ограбления твоей галереи, — сказал он по-английски, и детектив Беннет, казалось, нисколько не удивилась, что ее давно мертвое расследование внезапно ожило. — Американская девушка, — продолжил мужчина. — Туристка. Она была на улице той ночью. Говорит, что видела мужчину, который вел себя подозрительно.

Детектив Беннет приподняла брови.

— Мы его знаем?

Мужчина улыбнулся, входя вместе с ней в комнату, где ждала миниатюрная девушка.

— Большое спасибо, что пришли. Я детектив Беннет, — сказала женщина. — Простите, я не знаю вашего имени.

— О’Хара, — представилась девушка. — Мелани О’Хара.

— Хенли?

Кэт услышала голос отца. В маленький бинокль, который она всегда носила с собой, девушка видела, как он пробирается сквозь толпу по знакомой площади, прижимая к уху телефон и даже не догадываясь, что его единственная дочь в ту самую минуту наблюдает за ним с церковной колокольни.

— Отличное приветствие любящего отца. Никаких тебе «Привет, солнышко, как дела в школе?» — поддразнила Кэт.

Девушка заметила, что левую руку отец прячет в кармане кашемирового пальто, и подумала, что за последнюю неделю здесь сильно похолодало.

— Музей Хенли? — снова спросил он. — Знаешь, кто-то говорил мне, что моя дочь собирается… — Мужчина остановился, оглядывая толпу, и понизил голос. — …собирается ограбить Хенли, но я-то сказал, что такого просто не может быть. Что моя дочь учится в Колгане.

— Папа, я…

— Оставь в покое Хенли, Кэт, — быстро сказал мужчина. — Напиши пару тестов. Сходи на собрание болельщиц или…

— Собрание болельщиц?

— Кэт, детка, ты ведь не хочешь этого делать.

— Конечно же, не хочу, папа, — с чувством сказала Кэт, в очередной раз понимая, как сильно любит отца. — Но мы должны.

— Мы? Что еще за мы?

— Гейл, — сказала Кэт и даже издалека увидела, как отец поморщился. — Саймон. Габриэль. — Кэт изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал твердо и уверенно. — Хэмиш и Ангус…

— Бэгшоу? — переспросил отец, не скрывая неодобрения.

— Но они ведь не знали, что это была монашка!

Холодный ветер подул на башню и на площадь, где стоял ее отец.

— И что же теперь? — спросил отец. — У вас теперь собственное воровское сообщество, и вы собираетесь вот так взять и ограбить Хенли? — Он повернулся и пошел по оживленной улице. — Позвони дяде Эдди, Кэт. Скажи ему, что все кончено. Что ты выходишь из игры.

— Думаешь, это идея дяди Эдди? — Кэт почувствовала, что застала отца врасплох. — Ты думаешь, он еще не прилетел на самолете и не сказал мне, что займется этим сам?

— Так пусть он займется этим сам!

— Ага, — Кэт подавила смешок. — Ведь дядя Эдди всегда заботится о твоих интересах.

— Кэт… — голос отца смягчился. — Держись подальше от Артуро Такконе. Он…

— Придет за тобой.

— Я в порядке, Кэт.

— Это пока что, отец. Пока что ты в порядке. Ты можешь попивать кофе, читать газеты, разыгрывать парней из Интерпола. Но если Такконе не получит назад свои картины, через пять дней придет момент, когда Интерпол отвлечется, а ты расслабишься, и тогда Артуро Такконе придет за тобой, и ты больше никогда не будешь в порядке.

Мужчина покачал головой.

— Ты не можешь этого знать.

— Могу. — Кэт повернулась и облокотилась на холодную грубую каменную стену башни. Она тихо произнесла в трубку: — Я знаю это, потому что он сказал мне.

Кэт снова посмотрела на площадь как раз вовремя, чтобы увидеть на лице отца шок, быстро сменившийся страхом.

— Держись от него подальше, Кэт! Держись подальше от…

— Слишком поздно, папочка.

— Это еще что значит?

Когда звук сирены прорезал влажный и холодный воздух площади, Бобби Бишоп, казалось, нисколько не удивился. Он давно ждал этого, но не знал, что совесть его дочери была не совсем чиста. Она поежилась.

— Это значит, что ты отлично меня выучил.

— Роберт Бишоп? — Кэт отчетливо услышала в телефонной трубке голос Амелии Беннет. Она смотрела, как отец изучает женщину, шагавшую прямо к нему, ее шикарное пальто и модную стрижку — и понимала, что если бы не значок в руке женщины, отец в жизни не догадался бы, что перед ним полицейский офицер. Точнее, детектив Интерпола.

— Положите телефон и заведите руки за спину, сэр, — произнес полицейский в форме, подходя прямо к отцу Кэт. Но тот не пошевелился. Вместо этого он крикнул в трубку:

— Не делай этого, Кэт!

Девушка видела, как офицер забрал телефон ее отца, но тот успел выкрикнуть последний раз:

— Возвращайся в школу, Кэт!

И все закончилось. Сцена на площади теперь казалась эпизодом немого кино. Кэт произнесла:

— Папа. — Но ее никто не услышал. Толпа разошлась. Сирены продолжали выть. А высоко над всем этим хаосом Кэт прошептала: — Прости меня.

Глава двадцать вторая

Кэт всегда любила Париж, но в тот вечер, когда она оставила там своего отца, все переулки казались ей слишком людными, чужими и холодными. Она хотела домой. Где бы ни был ее дом.