Ворожея: Лёд и Пламень

Но девица мало занимала его мысли, ему хотелось поскорее отправиться дальше.

Ведьма, что живёт в топях около Бережков, могла оказаться той самой или нет, но узнать он мог это лишь побывав у неё самой.

Наконец Малена сказала, что сил он достаточно набрался и может дальше ехать, подсказала путь короткий, чтобы по пути в Туров не заезжать. По нему-то Светозар коня и направил. Поблагодарил на прощанье Горяшку, подарил ей бусину, глаза девки так и засияли огнём. Князь даже подивился, такой мелочи радуется, но значения не придал, сел на коня и поскакал.

Дорога до Бережков была, считай, не дорога вовсе, так, тропиночка среди густой чащи, но добрался он быстро, за четыре дня. В деревне отдохнул, снял у вдовой бабы угол, баню помог той истопить, напарился. К ведьме решил поутру идти. И лёг спать.

Наутро, умывшись колодезной водой, поблагодарил хозяйку, оставил ей за еду и кров плату, богатую по меркам деревни, — ленту алую да серебряную векшу. И пошёл через пролесок по тропке в сторону топей.

Дойдя до берега болотца, остановился, гати не было видно, и как бабка тут ходит? Само болото было почти не видно из-за тумана, что стелился почти от топкого бережка. Тут и там то и дело торчали чёрные коряги. Вокруг всё ухало и скрипело, со дна поднимались и лопались на поверхности воды пузыри. Покричал Светозар, пытаясь ведьму дозваться, но никто на зов не откликнулся. Выломал тогда батог побольше и сам вперёд двинулся. Идёт, путь прощупывает, ноги в тине путаются. Всё вокруг хлюпает, булькает.

Тут ещё из-за куста анчутка выскочил, князь от неожиданности аж в болото сел, весна была совсем ранняя, и вода оттого ещё холодила тело. А бесу только радость.

Небольшой, не больше пяти вершков росту, покрытый чёрной короткой шерстью, с длинными острыми коготками, бесёнок скакал вокруг упавшего Светозара и что-то неразборчиво бормотал. Князь вытащил меч и начал им пугать анчутку, как известно, они лишь железо да соль и боятся. Тот заверещал и кинулся прочь.

А в тумане послышался каркающий старческий голос:

— Ты зачем это моего беса стращаешь? А?

Мара

Уже больше двух седмиц гостил в избе на болоте варяг. Дров наколол на три зимы хватит. Даже инструмент странный притащил, похожий на меч, но с тупым концом и весь в зазубринах, назвал пилой. Странная приспособа деревья валила лучше топора, а ещё быстро их на чурбаки разделяла. Прошке инструмент понравился, он даже сам попробовал, металл был тонкий и иногда выгибался дугой. Но приноровившись, он оценил придумку варягов. Надо и им такую с Вилькой заиметь в дому. Но варягу, что оценил приспособу, показывать не стал, не-ча, а то возгордится ещё. И так ходит, как петух, хвост распушив. Прошка постоянно сравнивал северянина с этой птицей или с козлом.

Вот и сейчас Эгиль стоял на краю болота, оглаживая рукой короткую бородку, а в голове домового рисовался образ козла в темной рубахе. Он даже сплюнул, когда к тому подошла Вильфрида и рассмеялась от того, что там этот ухарь ей баял. Вечерами варяг постоянно сочинял свои висы, в чем их смысл, Проша не понимал, набор слов какой-то. Кто ж бабу берёзой щита зовёт, тьфу, ладой бы там, лебедушкой, а то берёза. Как чурку какую. Совсем он не понимал, отчего Вила так к этому пришлому тянется.

Девушка тем временем позвала гостя в избу, налила ему кваса и села напротив. Эгиль опять заговорил про то, что хочет видеть ее хозяйкой Тронхейма.

Вила, уже знавшая о том, что у варягов живут свои домовые, решила спросить его, как он себе представляет уживание двух домовых.

— Просья останется тут, — пожал плечами варяг. — В Тронхейме уже есть гутгин, зачем второй?

Вильфрида даже дар речи потеряла: как это «останется тут»?

— Ты понимаешь, он же погибнет, если не появится новая ведьма?

— Он просто дух, зачем так переживать? — Эгиль искренне не понимал девушку.

— А Тишка, что будет с ним, с Гранькой? — Виле казалось, что вот-вот он рассмеется и скажет, что это была шутка. Но варяг не смеялся.

— Они вообще альвы. Ты станешь кюной конунга Тронхейма, а тебя волнуют какие-то альвы? — приподнял бровь варяг.

— Это не какие-то альвы! Они моя семья! — голос Вилы дрожал от гнева. И вот в это она влюбилась? Бесчувственный истукан!

— У тебя будет большая семья, — он начал перечислять своих родичей. — Зачем тащить нечисть?

Это он сейчас назвал самых близких ей, ну ладно, не людей, но существ, нечистью. Нет, они, конечно, нечисть, но… Терпение девушки лопнуло, и она схватила ухват.

— А ну-ка выметайся живо, — наставив на него рога, она начала выталкивать гостя из избы. — Пошёл, говорю, ну!

Эгиль, ошалевший от напора, свалился с лавки и тут же получил рогатиной в седалище. На шум прибежал и Прошка. С криком «наших бьют!» вцепился варягу в волосы. С притолоки от поднявшегося сквозняка упал ошалевший от всего паук. И свалился прямо на нос орущего благим матом варяга. Тот от неожиданности завопил ещё больше, перевернулся и прямо на четвереньках вылетел из избы. По пути чуть не снеся лбом дверь. Где на него тут же набросился Тишка. Упырь вцепился острыми зубами в ногу северянина и трепал того, что твой цепной пёс.

Отбившись наконец, Эгиль рванул в сторону болота, забыл и про меч, брошенный на завалинке, и про приспособу дивную. Едва он ступил в воду, как его тут же окружили мавки и кикиморы, те тоже на шум явились. Чуть не утопили.

Выбравшись на берег с другой стороны, варяг отдышался, опершись руками о колени.

— Сумасшедшие какие-то, — выдохнул он.

Горячая кровь требовала вернуться и отомстить, но тропинка, как назло, пропала, да и хихикающие кругом мавки уверенности не добавляли. Сунься снова — так точно утопят проклятые.

Осмотрел себя на предмет повреждений — так и есть: все штаны разлохмачены, на ноге следы зубов упыря. Варяг задумался: а ежели помрёт? Ядовитые они или нет? Этого он, к сожалению, не помнил.

Сплюнув, поднялся: нога зудела и болела. Дохромав до ближайшего дерева, выломал палку и пошёл в сторону деревни, решив вернуться на драккар и найти вeльву посговорчивее и желательно без приданного в виде бешеных альвов.

Прошка тем временем утешал ревущую в избе Вилу. Она горько рыдала, уткнувшись носом в тёплую, пахнущую пирогами и пылью шёрстку домового.

— Я ему квас наливала, баню топила, — всхлипывала она. — А он что? Пусть, говорит, помрёт. Разве же так можно? Как это помрёт? А Тишка? Какая Тишка нечисть? Правильно, никакая.

Казалось, она говорила сама с собой, но Прошка лишь молча похлопывал её маленькой ручкой по спине.

— И правильно, мы тебе хорошего жениха сыщем, тутошнего, зачем нам эти дикари.

Но пилу в пылу потасовки, пока Тишка трепал варяга, он всё же припрятал: в хозяйстве сгодится, чай.

— Никакого мне не надо, он тоже скажет, что вы нечисть, — вновь всхлипнула Вила.