Восемнадцать дней

— Ну, я пойду, — собрался спустя какое-то время Присэкару.

— Отдохни еще, — предложил ему дядя, но Присэкару отказался:

— Ждут меня… — Он поискал, чего бы закурить. Дядя принес ему из дома сухую сигарету. — Будет ли наконец хорошо, господин учитель? — спросил он.

— Должно быть… — задумчиво ответил дядя.

— А когда, господин учитель? — продолжал расспрашивать Присэкару и жадно затянулся.

Помолчали.

— Что они вытворяют в лесах, что с людьми не поделили, господин учитель? — снова спросил Присэкару.

Дядя взял его за локоть.

— Пойдем посидим немного. Выпьем цуйки… Все равно этой ночью не скоро заснем. — Они поднялись на веранду. — В шкафу есть бутылка, Пауль.

Пауль нашел бутылку, захватил несколько стаканчиков, хлеб, брынзу. Чокнулись, выпили. Присэкару зло выдохнул:

— Чего это господин Винтилэ старается заморочить нам голову? Сбивает с толку людей… Говорит, что аграрная реформа — это чистое надувательство и не имеет силы закона… Даю голову на отсечение, что он связан с бандитами. То и дело приходит и уходит, ночи напролет скрипит калитка в его саду, собираются у него в доме разные проходимцы, реакционеры со всей волости. Я схватил одного за шиворот и дал ему хорошего пинка, чтобы отбить охоту к прогулкам, а другого преследовал до самой околицы, но он скрылся, ворюга, за холмом. Прислали мне записку с угрозами, требуют, чтобы я угомонился. Только не дождаться им этого.

Дядя покачал головой.

— Ну, я пошел, — вздохнул гость.

Пауль, не раздеваясь, лег на кровать у себя в комнате. Он пристально глядел в темный прямоугольник окна и слушал далекое кваканье лягушек. В канаве, через которую он переезжал по мостику с белокурым парнишкой Петрикэ, сейчас шумел водный поток. Последние струйки дождя сбегали с крыши по водосточным трубам. Вдруг он расслышал звук дядиной скрипки. Только один аккорд. Звук оборвался так же неожиданно, как и возник. В следующее мгновенье в коридоре застучали торопливые шаги. Пауль соскочил на пол. Дядя на ходу надевал пиджак.

— Где Молда?

Он был взволнован, суетился. Пауль уставился на него в замешательстве. Никогда он еще не видел дядю в таком состоянии.

— Я вспомнил про Молду, — объяснил тот. — Почему она не лаяла, не показалась, не встретила нас? Я совсем о ней забыл, чтоб меня…

Второпях натянув с трудом туфли, Пауль бегом спустился с крыльца и бросился к конуре Молды. Пусто. Цепи не было. Миски для еды и воды были перевернуты.

— Не понимаю, — повторял дядя, — не понимаю.

Они стали громко звать собаку, тщательно обыскали двор, заглядывая во все углы.

Вышли на улицу. Пошли с фонарем в сад. Желтый рассеянный свет разбрасывал расплывчатые блики по грядкам. Дрожали огромные тени деревьев. Они уже подозревали, что именно произошло, но все же надеялись на чудо, которое развеяло бы их тяжелые предчувствия. Собаку нашли около забора. Она валялась в ручейке, наполовину скрытая мутной после бури водой. Дядя наклонился и коснулся ее загривка.

— Отравили?

Пауль поднес фонарь ближе. Следов ударов и ран не было.

— Кажется, так.

— Может, удавили? — прошептал дядя и ощупал шею собаки. — Нет… не думаю… Сюда притащили, чтобы не валялась на виду, — добавил он уже спокойнее. — Вся в грязи. Надо бы ее закопать. Нельзя оставлять так на ночь… Она заслужила хоть этого. — Он указал на ворох мокрых листьев под одним из деревьев и закончил: — Пусть ей шелестят и листья и вода.

Пауль принялся копать. Земля была мягкая. Изредка лопата натыкалась на корни. Быстро вырыл яму и выстлал дно слоем еловых лап. Потом завалили Молду мокрой глинистой землей и разровняли холмик.

— Я бы выкурил сигарету, — признался дядя.

Пауль только зябко поежился.

— Пошли, — предложил дядя. — Ночь прохладная…

Шли, освещая тропинку фонарем. Пауль толкнул калитку плечом, петли протяжно заскрипели.

— Бедное животное!.. Старая Молда околела от старости… А вот этой Молде не пришлось состариться. Было у нее четыре брата… Раздал я их разным людям… Одного отдал Войку, другого — зятю Тэнасе в Пойени… Когда родилась Молда, войны еще не было… Лицо дяди болезненно скривила горькая гримаса. — O tempora!..^[10]

Какая-то тень появилась из темноты и неуверенно направилась к ним. Пауль инстинктивно сжал в руке черенок лопаты.

Дядя с трудом сдержался, чтобы удивленно не вскрикнуть.

— Я как раз думал о тебе, Некулай… Хотелось закурить… Нет ли у тебя лишней?..

Некулай что-то промычал.

— Нет, стало быть, — вздохнул дядя. — Жаль… — Голос его стал жестким. — Так чего тебе надобно?

Ответа не последовало. Некулай переступил с ноги на ногу. Снова полил дождь, и все поспешили укрыться на веранде, а потом прошли в столовую. Дядя поставил фонарь на стул и повесил шапку на гвоздь.

— Ну, Некулай!

В дверь вдруг проскользнул человек в галифе и сапогах, с замотанным грязной повязкой лицом. Виднелся лишь кончик носа. На голове у него была надета охотничья шляпа. Сапоги до самого верха измазаны грязью. Левая рука висела на ремне, перекинутом через плечо. Он прислонился к стене.

Дядя посмотрел на него со страхом.

— Кто вы?

— Я ждал вас в каморке, — поклонился гость. — Я у вас не первый раз… В этой столовой я когда-то праздновал рождество, встречал Новый год… Я хотел бы, во-первых, поблагодарить за Некулая, за спасение его от патруля. Вы нам оказали большую услугу, и мы вам признательны. Это был символический жест. Именно поэтому мы осмелились еще раз переступить ваш порог. Мы не задержимся долго. — Он вытянул палец, и в желтом свете фонаря сверкнуло кольцо с изумрудом. — Вы помните?.. Я говорил, что оно мне приносит счастье. Я был несколько суеверным.

Дядя застыл неподвижно.

— Позвольте налить себе цуйки? — попросил разрешения незнакомец, постучав ногтем по опорожненной на одну четверть бутылке, что осталась на буфете после ухода Присэкару. Он налил себе стаканчик и спросил: — Присэкару ваш родственник? — И сморщился от боли. — Рана… — буркнул он сквозь зубы и досадливо добавил: — Не повезло!.. Поверьте, я бы вас не побеспокоил… Нас заставили обстоятельства, — пояснил он и откинулся на спинку стула. — Значит, только что вы беседовали с Присэкару. С этим, из Хойцы, да?

Дядя облизнул пересохшие губы.

— Значит, пришел и его черед? Вам так сильно насолили? А Тэнасе? А лесопилка в Бухальнице? А Молда?

Незнакомец внимательным взглядом смерил дядю с ног до головы.

— Молда лаяла. А ты, юноша, — обратился он к Паулю, — лучше не стой у окна. Я снайпер, — улыбнулся он. — После истории с Некулаем, которая могла бы легко дойти до ушей кого следует и вам тогда пришлось бы несладко, — ведь вы ввели в заблуждение власти, не так ли — после этой истории мы рассчитывали на более дружеский прием. Я не прав?