Восемнадцать дней

— Что же вы хотите? — спросил дядя.

— Укрыться у вас денька на два. У нас нет другого выхода. — Он положил пистолет на стол и сдвинул повязку в сторону.

Широкий фиолетовый шрам рассекал щеку и тянулся до подбородка. Глаза сверкали металлическим блеском под черными бровями, сросшимися у переносицы.

— У нас нет другого выхода, — повторил он, — и потому мы не гнушаемся никакими средствами. Мы не колебались совершать акции большего размаха… так что можете сами сделать вывод. Было бы жаль…

Дядя вздрогнул. На его лице появилось выражение ужаса.

— Где Рукэряну? — прошептал он.

Он вдруг понял в эту минуту, что его старое опасение подтвердилось.

— Акция… — проговорил он дрожащим голосом. — Убийства, поджоги, грабежи — все это акции. Отравление Молды — акция… — Он сжал виски ладонями, с трудом осознавая смысл происшедшего. — Доктор Рукэряну… это акция… Вы связали его имя с подлостью… Вам показалось мало уничтожить его физически… — Дядя попятился к двери, помедлил секунду и нажал на щеколду.

Громыхнул выстрел, но пуля попала в косяк двери.

— Ой!.. — сдавленно крикнул незнакомец.

Некулай ударил его в локоть, сбив направление выстрела, и схватил за грудь. Резко ударил его кулаком. Человек рухнул на пол. При падении рука выскользнула из ремня, перекинутого через плечо. Револьвер покатился по циновке. Сквозь толстую ткань одежды просочилась кровь из рапы.

— Дайте полотенце, — надо остановить кровь! — крикнул дядя. И тут же связал ему ноги веревкой.

Пришли Войку и Присэкару, вооруженные охотничьими ружьями. Войку был в одной рубашке. Опустившись на колено возле раненого, он пристально разглядывал его несколько минут. Кто-то зажег большую лампу, подвешенную к потолку. Оранжевый свет заполнил комнату. На комоде поблескивала потертым лаком старая скрипка.

— Вот этого я не ожидал, — поскреб в затылке Войку.

Присэкару тоже с любопытством рассматривал лежавшего на полу.

— Он и тебя внес в черный список, — улыбнулся дядя. — Ему даже не верилось, что ты еще жив…

— Почему, господин учитель?

— Откуда мне знать?

— За раздел земли?

— Почему, почему! — проворчал Войку. — Просто так, за здорово живешь, наверное!

Присэкару поцокал языком:

— Ишь ты… как в жизни все поворачивается… Совсем недавно он избил меня до полусмерти. Ты помнишь, господин капитан?

Незнакомец не ответил. Он еле дышал. Длинные черные пряди волос свисали на ввалившиеся щеки с резко выступающими скулами.

— Помнишь, господин капитан? — повторил Присэкару, расстегнул у него одежду и приложил ухо к груди.

— Дышит? — спросил Войку.

— Дышит.

Они подняли его и положили на узкий диван, в углу комнаты.

— Где он тебя избивал? — спросил Пауль Присэкару, дернув его за руку.

— В жандармском управлении… — усмехнулся Присэкару. — Нас было четверо или пятеро… Били нас кизиловыми прутьями… Он тогда только стал офицером. Ну, порка как порка, но я не могу забыть, как он нас встретил, как отвесил нам по две оплеухи… От двух пощечин человек не умирает. Но с каким наслаждением он нас хлестал… Словно получил за это миллион!.. Будто взбесился! Эх, а настоящее избиение началось потом, в погребе. Но у меня из памяти не выходят те две пощечины…

— В управление за что тебя взяли? — допытывался Пауль.

— Нетрудно угадать. За обычные дела, за неповиновение и бунтарство, будто бы за оскорбление властей… Что, мол, мы обругали кого-то…

Дядя с грустью кивнул головой.

— И ты знал его, дядя?

— Однажды мы вместе встречали Новый год, — ответил он. — Его пригласил доктор Рукэряну и представил мне как молодого лейтенанта, гуманного и доброго. За стаканом вина доктор показал ему кольцо с изумрудом и пошутил: «Оно мне приносит счастье».

Пауль повернулся к капитану. Посмотрел на его безжизненно вытянутую вдоль тела руку. На одном из пальцев отливал тусклым блеском драгоценный камень.

Скрипнула калитка, во дворе послышался топот сапог.

— Солдаты, — сказал Войку.

На веранду поднялся сержант.

— Здесь он?

Дядя провел его в дом. Сержант наклонился и ощупал плечо раненого.

— Поднимайся, — приказал он.

Капитан открыл глаза.

— Сил нет…

— Есть доктор в селе? — спросил сержант.

— Был, — болезненно скривился Войку.

— Кое-кто позаботился, чтобы его не стало, — добавил дядя.

Сержант понял.

— Фамилия? — пристально глядя на раненого, спросил он.

Капитан не ответил.

— Гэвэнеску, — сообщил Присэкару.

Сержант смахнул пот со лба. Он был молод, на вид ему не исполнилось и тридцати, на погонах виднелись знаки различия вольноопределяющегося.

— Как все произошло?

Дядя рассказал. Когда он упомянул о Некулае, сержант прервал его:

— Кто это Некулай?

Дядя поискал Некулая глазами.

— Некулай! — позвал он.

Только теперь все заметили, что тот исчез. Стали искать его в саду, распахнули дверь каморки. Поиски оказались тщетными. Присэкару в замешательстве поскреб в затылке.

— Кажись, что этот Некулай был его денщиком… Эх, бедолага, — крякнул он с досадой.

Сержант поднял с пола маленький пистолет, укатившийся при падении к самой стене. Крикнул, обращаясь к капитану:

— Твой?

Капитан кивнул. Сержант и Войку помогли ему встать.

— Болит? Сходи-ка, Присэкару, за Рукэряну, — ухмыльнулся Войку и подтянул капитану повязку на плече.

На улице арестованного положили в телегу на сено. Светало. Мужики и бабы группами толпились у заборов. Лаяли собаки, пели ранние петухи.

*

Затихло. Войку и Присэкару ушли. Двор опустел. С ветвей стекали блестящие, прозрачные капли. Голубые полосы освещали небо на горизонте. Прошло минут пять, а возможно, тридцать.

— Ну что, парень, говорил я тебе, что Некулай любит землю, что лопата так и звенит в его руках?!

Пауль провел ладонью по волосам.

У ворот остановились дрожки. Вернулась тетя Ортенсия.

— Я не могла больше терпеть, — заплакала она. — Не могла больше оставаться там… После пожара мне стало страшно. Я попросила, чтобы меня отвезли домой. Мне все время мерещились страхи, господи, пресвятая богородица!.. Я очень испугалась!.. После случая с Некулаем я стала всего бояться…

— Некулай, — вздохнул дядя. — Он будто творил молитву, а не работал… Помнишь?