Восход Ганимеда

Только сейчас, оправившись от шока, выбитый из своего горестного состояния шоком еще более сильным, Колвин понял – он пришел в мышеловку, дверь которой уже захлопнулась. Он желал одного – вырвать Ладу из рук неминуемой смерти, хотя бы раз использовать созданную им же аппаратуру этого комплекса по ее прямому назначению, но тщетно… Он обманул сам себя и только сейчас наконец осознал, какую цену придется заплатить за это ЕЙ…

Неизвестно, сколько времени простоял он так в глубокой, отчаянной задумчивости перед захлопнувшейся дверью межуровневого лифта.

«Ты сам хотел этого»…

* * *

Дверь, ведущая в лабораторию «искусственных организмов», тяжело подалась в сторону, глухим звуком как бы обозначив свой внушительный вес, как только Колвин провел магнитным ключом врученной ему карточки по прорези сканера.

В первый момент он даже не осознал, что попал в то же самое помещение, где работал много лет назад. Все изменилось до разительной неузнаваемости. Последний раз он спускался в бункер незадолго до визита Барташова, и на его памяти все здесь оставалось сонным, унылым и заброшенным.

Сейчас тут кипела жизнь.

Нет, не кипела, – двигалась.

За свою бытность в военном ведомстве Колвин, по идее, должен был разучиться удивляться, но сейчас он лишний раз убедился в справедливости высказывания о том, что Россия – это страна непознанных возможностей и невостребованных гениев.

В первый момент его охватила обыкновенная, трепетная гордость. «Уж не маразм ли…» – с горечью подумал он, чувствуя, как просыпаются давно позабытые чувства.

Да, с приходом к власти нового президента государство год от года поднималось, оставляя истории страшные годы развала и беспредела, забирая от старой системы все лучшее, что еще оставалось в резервах, и сейчас он видел перед собой результат практической реализации одного из таких проектов, положенных под сукно много лет назад.

Круглый, ярко освещенный зал лаборатории наполняла механическая жизнь. Здесь цвели технологии даже не двадцать первого века – многих образцов из тех, что бросались в глаза прямо от входа, Колвин попросту раньше не видел…

То, что демонстрировал ему по видео Барташов во время своего памятного визита, казалось сейчас блеклой тенью, грубой поделкой по сравнению с хищными, сияющими хромом или же, наоборот, серо отсвечивающими камуфлированными эндоостовами различных машин, каждый из которых был заключен в просторный цилиндр из пуленепробиваемого стекла и постоянно, не останавливаясь ни на секунду, двигался, совершая наборы различных движений, в основном имитирующие ходьбу или бег…

В первый момент ощущение казалось шокирующим и отнюдь не приятным… Генерал словно попал в мир фантомов, созданных посредством компьютерной графики, но фантомов реальных до жути, до непроизвольной дрожи вдоль позвоночника, стоило лишь раз коснуться взглядом этих эстетичных, полных скрытой силы скелетообразных форм, которые двигались отнюдь не медленно, но в то же время плавно, решительно…

Взгляду и рассудку требовалось какое-то время, чтобы очнуться, сбросить странный, примораживающий к месту транс, чтобы понять: фантомами тут не пахнет – под конечностями сервоприводных машин скользили настоящие беговые дорожки, по которым те бежали, ровно, ритмично, в то же время оставаясь на месте. Сзади к каждому прозрачному боксу тянулись десятки, если не сотни кабелей, которые проходили через специальные, оставленные для них отверстия в бронестекле и одним своим концом соединялись с работающими на износ машинами. Другим концом они были подключены к многочисленным тестерам испытательных стендов.

Ровно сияли шеренги контрольных мониторов, пространство лаборатории наполняли непривычные, чуждые человеческому уху звуки, то был приглушенный бронестеклом шелест, равномерное повизгивание, ритмичное клацанье…

У Колвина все же перехватило дыхание, на секунду ему показалось, что эти существа, столь похожие на выходцев из самых кошмарных видений сервоинженеров, действительно наделены понятием «жизнь», – столь естественно и одновременно угрожающе выглядели их движения… Казалось, еще немного, и какой-нибудь механизм вдруг сорвется с толстой привязи компьютерных кабелей, проломит прозрачную защиту и ринется прямо на него, окруженный сверкающим облаком осколков бронестекла.

– Вы, надо полагать, мой новый начальник?

Вопрос застиг Антона Петровича врасплох. Вздрогнув и мысленно проклиная свои совершенно распоясавшиеся нервы, он обернулся.

Человек, которого он увидел, только что вошел через ту же дверь, что и Колвин, и теперь подслеповато щурился, попав под яркий свет ламп, освещавших стеклянные боксы направленными лучами. Его вытянутое лицо с длинным носом, узкие, сощуренные глаза и играющая на тонких губах улыбка делали его похожим на непомерно разросшуюся крысу. Спецкомбинезон серого, мышиного цвета только усиливал это сходство, доводя ощущения до состояния абсурда, когда хочется верить первому впечатлению, а не истинному положению вещей.

– Моя фамилия Колышев. – Он протянул Колвину длинную сухую ладонь с тонкими музыкальными пальцами. – Вадим Колышев.

– Очень приятно. Колвин Антон Петрович.

– Любуетесь?

– Пока не знаю. Получаю впечатления.

– Угу… Этого здесь хватает, – энергично кивнул Колышев. Он подошел к ближайшему боксу и вдруг любовно провел ладонью по толстому стеклу, как бы очерчивая контур заключенной за ним, бегущей в никуда сервомашины.

– Мое дитя, – не без гордости произнес он. – Любимое. Когда-то я занимался бионикой. Теперь вот воплощаю матушку-природу в несвойственных ей материалах.

Заявление насчет бионики не было голословным, только сейчас, после этих слов, Колвин внезапно понял, откуда в нем эта странная оторопь, что пробежала по телу крупными мурашками при беглом взгляде на бегущие силуэты… Они казались разительно похожими на уменьшенные в десятки раз, ожившие экспонаты музея палеонтологии… Миниатюрные хромированные скелеты некоторых особо типичных ящеров, с некоторыми доработками.

– Значит, вы автор этих машин? – не удержался он.

– Ну, не всех, конечно, – честно признался Вадим. – Вот это, например, американский образец, – он указал на бокс, что содержал в себе вяло бегущий на одном месте стилизованный и напрочь лишенный ребер скелет, отдаленно похожий на человеческий. – Почти абсолютная машина, – с нотками завистливого сожаления признал он, щелкнув пальцами по стеклу. – Обратите внимание, это единственный образец, который не имеет внешнего энергопитания.

– Что, неужели самодостаточный механизм?

– Не совсем. Ресурс – около пятидесяти часов, и при этом совершеннейший болван, – с ехидной улыбкой ответил Колышев. – Но принцип, по которому они идут, верный, – с нескрываемым сожалением вздохнул он. – Тут использовано нечто, отдаленно напоминающее вашу технологию, Антон Петрович. Внутри этих костей, – он показал на тускло отливающие серебром детали эндоостова, – находятся живые бактерии. Размножаясь, они вырабатывают тепловую энергию. Сервомоторы работают исключительно на электропитании, которое производится специальными элементами за счет разницы температур.

При этих словах Колвин почувствовал неприятный холодок. Это действительно было очень примитивным, частным случаем его разработки.

– Любопытно…

Он подошел ближе, вглядываясь в детали машины.

– Откуда он появился? – минуту спустя спросил Антон Петрович, имея в виду шагающий за стеклом силуэт.

– Не знаю, – пожал плечами Колышев. – Разведка сработала, наверное. Мне не докладывают.

– А там что? – Колвин, у которого постепенно отходил шок от первого впечатления от этого зала, вновь начал мрачнеть. Ничто, даже эти машины, которые когда-то снились молодому и энергичному Антону Колвину, не могло надолго отвлечь его ни от жестокой реальности, ни от собственных, присущих сегодняшнему Колвину, мыслей.