Восход Ганимеда
Шрифт:
Четыре танка, прячась за естественной дымовой завесой, уже выдвинулись на узкий галечный пляж, на секунду замерли, поведя стволами, и их орудия зло рявкнули одно за другим, окутав многотонные машины плотными клубами дыма и пыли, словно на той стороне реки разверзлось жерло вулкана.
Головной танк под прикрытием их огня поплыл, разрезая мутную, глинистую воду и расталкивая по обе стороны от себя пологую волну.
С берега, от старого блокпоста, раскатисто ударил «КОРД», словно кто-то, сидя в кустах, равномерно замолотил стальной болванкой по гулкому листу железа, – это Горенко принялся за работу, короткими прицельными очередями срезая боевиков, затаившихся
Четыре «ТБ-100» еще раз произвели залп и скатились в воду.
Дым от горящей травы и взрывов заволакивал реку, превращая атакующие танки в смутные контуры, обозначенные злыми, короткими хоботками огня, – это били, не умолкая, пулеметы, поливая свинцом приближающийся берег.
Грохот стоял адский. В такие моменты кажется, что все, конец, этот ад будет расти и расти, пока не заполонит собой все пространство, всю землю…
Мины с воем обрушились в воду, выбив из речной глади десятиметровые гейзеры; волна приподняла плывущие машины, так что у одной вдруг заглохли водометы, хлебнув воздуха; последний, отставший от остальных танк внезапно застыл, беспомощно покачиваясь на волне, и вдруг, накренясь на один борт, начал резко и стремительно погружаться в мутно-коричневую пучину.
Через откинувшийся башенный люк на броню тонущей машины, дико вопя, выбрался моджахед и тут же задергался, взмахивая руками, когда из его видавшего виды халата вдруг полетели выбиваемые пулями кровавые ошметья.
Еще секунда, и только мутные водовороты обозначали то место, где затонул «борт-32»…
Рощин вскинул бинокль, тщетно пытаясь разглядеть в заволакивающем все обозримое пространство дыму панораму разгорающегося боя.
Головной «ТБ-100» резко дернулся, выстрелив из орудия; снаряд, выпущенный в упор, попал в блиндаж, и в небо полетели вырванные из земли, словно спички, корявые бревна перекрытия запасного КП…
Танк, не останавливаясь, вылетел на берег, и его пулемет забился в злобном стаккато, выбивая султанчики пыли из брустверов траншей, не давая высунуть голову укрывшимся там бойцам.
Три отставшие машины приближались, лавируя между водяными столбами, что вздымались из воды от падения мин.
Мутное течение реки уносило кровавое пятно от заблудившегося среди танцующей смерти животного…
С брони соток спрыгивали, тут же занимая позиции, уцелевшие духи.
Рощин выругался, вскинув коммуникатор, – он видел, что сейчас левый фланг сомнут, стоит остальным танкам выскочить на отлогий пляж…
– Гранатометчики, мать вашу!..
Команда запоздала: Горюнов, чья позиция находилась в центре и была выдвинута по направлению брода, сам сообразил, что делать, и в борт выскочившей на берег «сотки» хлопнуло несколько «мух».
Танк подбросило, земля и камень вокруг содрогнулись – это кумулятивная граната прожгла броню, заставив детонировать боезапас; грохотом, казалось, выворотит барабанные перепонки, бойцы глохли, и звонкий поначалу рокот «КОРДа» теперь звучал в контуженном сознании, как сладкий отдаленный голос…
Бой разгорался, злой, непримиримый, страшный…
…Барташов открыл глаза.
Боли не было… вернее, она не ощущалась, как и вся нижняя часть тела.
Мучительно скосив глаза, генерал посмотрел в ту сторону, где несколько минут назад возвышались экраны наблюдения и толпились люди.
Там осталась одна покореженная
рама, внутри которой по разорванным проводам и расколотым печатным платам еще бегали голубоватые язычки пламени.Площадка вокруг была забрызгана кровью. В мешанине покореженных предметов и выбитых взрывами камней невозможно было различить ни человеческие тела, ни их фрагменты…
Барташов застонал, пытаясь пошевелиться, и понял, что это не в его силах. Тело больше не подчинялось ему, да и сознание, вернувшееся к генералу, грозило вот-вот погаснуть вновь…
Он уже больше не думал ни о себе, ни о своей карьере, ни о чем, в эти предсмертные минуты для него вдруг оказалось значимым лишь одно – он обрек всех этих людей на смерть, случайную, глупую, но не ставшую от этого менее кровавой и окончательной.
Сейчас он бы отдал все на свете за простую возможность выйти в эфир, связаться хоть с кем-нибудь, чтобы попросить, потребовать помощи для погибающего внизу взвода, но увы…
Генерал беспомощно запрокинул голову, чувствуя, как по щекам текут скупые, непрошеные слезы…
Внезапно сбоку от него, где-то на границе восприятия, промелькнула тень. Барташов собрал все силы, повернул голову, отчаянно выворачивая глаза в ту сторону, где ему почудилась тень, и увидел… Колышева!
Вадим брел, словно сомнамбула, по перепаханной взрывами площадке. Его мундир был порван, испачкан кровью и обожжен, в согнутой руке, которую Колышев заботливо баюкал на груди, была зажата трубка сотовой связи, но, видно, окровавленные, скрюченные пальцы больше не повиновались Вадиму.
Барташов хотел крикнуть, но не смог, из его горла вырвался лишь булькающий хрип.
Это была расплата. Расплата за все…
Колышев заметил его. Шатаясь, он подошел к Барташову и сел рядом.
– Вызови… вертушки… Вадим… – едва слышно прохрипел генерал.
Колышев посмотрел на него, покачал головой и почему-то усмехнулся…
Был ли это предсмертный бред Барташова?
– Вызову… – долетел до его сознания далекий голос. – Не волнуйся, Николай Андреевич. Какой-то сукин сын случайно сделал мою работу… – Он жутковато улыбнулся, заглянув в стекленеющие глаза Барташова. – А ты спи спокойно, генерал, теперь командовать этим парадом буду я…
Бой разгорался, злой, непримиримый, страшный…
Однако для Лады был неведом ужас раскручивающегося на ее глазах действа. Благодаря стараниям Колышева она больше не принадлежала этому миру, для нее не существовало правых или виноватых сторон, государственных границ, своей и чужой земли, у нее не было НИЧЕГО, кроме сумасшедшей панорамы боя, которая перемещалась в располосованном тонкими нитями окуляре снайперской оптики.
Она видела, как плюхнулся в воду головной танк, расталкивая мутную волну, а рядом с ним, высоко задрав голову, плыл обезумевший от грохота тур… Лада отчетливо видела его налившиеся кровью, перепуганные, влажные глаза, пока первый гейзер, взметнувшийся вверх мутным столбом от ударившей в воду мины, не заслонил от нее обреченное животное.
Справа, в соседнем помещении заработал пулемет.
Звук падающих на земляной пол гильз, удушливый, кислый запах пороха и равномерный, оглушительный грохот произвели на Ладу совершенно неожиданное действие, – она вдруг опустила «ВСС» и растерянно посмотрела туда, где ставшие маленькими и безобидными фигурки падали с брони плывущих танков, сметаемые в мутную воду реки кинжальным фланговым огнем.
Ей вдруг страшно захотелось взвыть, закричать в голос от дикого НЕПОНИМАНИЯ происходящего вокруг.