Восход Ганимеда
Шрифт:
– Товарищ сержант… Товарищ сержант… – твердил он побелевшими губами, раскидывая по сторонам обвалившиеся плиты. – Паша!.. Потерпи, не умирай!..
Лада, обдирая пальцы, помогала ему, пока из-под завала не показалась запрокинутая голова Горенко. Его губы шевелились в беззвучном бреду. Лоб пересекал кровоточащий шрам, а неестественно вывернутая рука все еще сжимала гашетку пулемета.
– Справишься? – коротко спросила Лада, сунув в руки Малышеву индивидуальный пакет.
Тот кивнул, продолжая откапывать ноги Горенко.
Она осторожно разжала пальцы сержанта. Упираясь ногами в
БТРы уже почти выползли на берег.
Треножный станок, помятый взрывом, косо застыл на камнях. Лада присела на корточки, расставив ноги, и повела стволом, ловя в перекрестье прицела борт первой бронемашины. Она знала, что крупнокалиберные снаряды прошьют его, как лист картона.
Пулемет забился в ее руках преданно, зло, неистово, словно был живым, все понимал и ждал, верил, что в этом бою он еще не окончил свой разговор с «духами»…
В тот самый момент, когда в тылу уверовавших в свою победу боевиков оглушительно загрохотал оживший на руинах блокпоста «КОРД», головной танк вдруг окутался бурым облаком взрыва и рывком остановился, не дойдя всего каких-то десяти метров до КП.
Лада не видела скатившуюся за несколько секунд до взрыва с брони танка фигуру Рощина, она была занята БТРами, которые заметались под кинжальным огнем, неуклюже пытаясь развернуться, но, заметив взрыв, поняла: сегодня они здесь не пройдут.
С небес накатывался знакомый, зловещий, деловитый стрекот…
Подняв голову, Рощин понял, что окончательно оглох.
Мутный от контузии взгляд капитана обежал позиции роты.
Последний «ТБ-100» полыхал в ста метрах от него. Посреди реки застыли четыре подбитых БТРа, а земля на левом берегу, где уже появились грузовики каравана, стояла дыбом, словно по ней какой-то великан беззвучно молотил стотонной кувалдой…
Переведя недоуменный взгляд на серые, пасмурные небеса, Сергей увидел до боли знакомые силуэты падающих из поднебесья «вертушек».
Он знал, что их тут не должно быть, но рвущиеся из-под плоских, камуфлированных фюзеляжей инверсионные линии ракет, долбивших левый берег, вспучивая взрывами тонны земли, мгновенно убедили его в том, что чудеса еще случаются на этой грешной, злой и негостеприимной земле…
…Он все еще ничего не слышал, когда вернулся на развороченный прямым попаданием КП.
У края воронки, украшенной дымящимися ошметьями маскировочной сети, он увидел Соломцева и Логвина. Рядом что-то орал в коммуникатор Горюнов, подле которого, озираясь, стоял незнакомый офицер в мягком летном шлеме.
– Стрижелов! – позвал капитан, опускаясь на перевернутый ящик. – Сгоняй влево по ходу сообщения, там сразу за воронкой мой автомат! Засыпало! – орал он, не слыша собственного голоса. – Горюнов, потери?!
Сержант обернулся, пошевелив губами.
– Что?! Говори громче, не слышу!
Отчаявшись докричаться, Горюнов растопырил пятерню и, дважды разжав пальцы в выразительном жесте, чиркнул ребром ладони по суставам.
«Десять раненых…» – понял его жест Рощин, и на душе стало чуть легче. Как говорят в официальных сводках: «Невосполнимых
потерь нет». Для капитана, готового к худшему, это могло показаться настоящим чудом…Наблюдавший эту сцену офицер в летной форме вытащил блокнот и нацарапал карандашом несколько строк. Потом подошел к Рощину и протянул ему бумагу:
«Прилетел за прикомандированным к вашему взводу снайпером, по приказу майора Колышева, – прочитал Сергей. – Срочно. Имею при себе оформленный приказ».
«Вот, значит, откуда вертушки…»
– Заберешь раненых, тогда полетишь! – ответил Рощин, хлопнув офицера по плечу.
По частично обвалившейся траншее бежал Стрижелов, прижимая к груди автомат капитана, а с развороченных танками позиций к севшим вертолетам уже несли раненых бойцов.
Сергей развернулся, бросая взгляд на окрестности.
Он еще не знал, что произошло на правом фланге в самый критический момент боя: дым заслонял от него панораму развороченного двумя прямыми попаданиями блокпоста, но одного взгляда на подбитые БТРы, которые застыли в воде, не дойдя нескольких метров до берега и оголившихся, беззащитных в тот момент позиций, Рощин безошибочно определил, что взвод спас именно расчет «КОРДа», который в самый критический миг вдруг ожил, выкосив кинжальным огнем подобравшихся прямо к траншеям боевиков и остановив бронемашины…
В этот момент налетевший порыв ветра отогнал дым, и он увидел ту самую снайпершу, которая шла по развороченным воронками позициям, согнувшись под весом снятого со станины двадцатипятикилограммового пулемета, а за ней, поддерживая друг друга, шатаясь, брели Малышев и Горенко.
Внезапно она остановилась, опустила пулемет и пристально посмотрела в сторону севших вертушек.
Рощин хотел окликнуть ее, но не успел.
Заметив кого-то в проеме люка, Лада, забыв про «КОРД» и неестественно выпрямившись, пошла к вертолету.
Сергею не нужно было комментировать каменное выражение ее испачканного кровью и порохом лица. Она знала нечто, прямо относящееся к этому бою. То, чего не знал и, возможно, никогда не узнает он.
То, что случилось затем, Рощин запомнил на всю жизнь. Лада исчезла в сумеречных глубинах десантного отсека, а секунду спустя на обожженную взрывами траву оттуда вверх тормашками вылетел человек, только что получивший сокрушительный удар в челюсть.
Капитан понятия не имел, кто бы это мог быть, лишь заметил, как сверкнули в пасмурном свете полудня майорские звезды на его погонах.
Боевые испытания закончились…
Глава 8
Москва. Последние числа августа 2025 года…
Драгоценные ночные часы утекали, словно вода, сочащаяся в жадный песок. Приближался рассвет, а она сидела в напряженной позе у погашенного монитора, в матовых глубинах которого пряталась смутная тень отражения.
Измученный разум пребывал в жестоком конфликте с физически здоровым телом, нужно было забыться, уснуть, но сон не шел… В такие минуты забвение глубокого, здорового сна казалось чем-то недостижимым, из разряда великих мирских благ чудом, которого она была лишена за какой-то, неведомый самой грех.