Восход Красной Луны 2: Жертвы экспериментов

Елена снова зарылась руками в волосы. Она только что разговаривала с мертвой сестрой об оборотнях через девушку-медиума. И как тут не поверишь еще во что-нибудь? А во что остается верить? В то, что план безумной, чокнутой Кэролайн осуществится, как только эксперимент над Деймоном перейдет в статус «завершен».

Елена встрепенулась и взглянула на Бонни.

– Введи в транс.

Медиум обернулась.

– Это будет моя последняя просьба.

– Какая мне с этого выгода?

– Я вытащу тебя отсюда.

– Ты себя вытащить не сможешь! – усмехнулась собеседница.

– Он сможет. Я познала эту мощь, эту силу и это… Помоги.

– Мы поднимем шум.

– Помоги!

Бонни закрыла дверь, и девушки подставили кровать. Пока никто ничего не заметил. Елена легла на пол и, как бы это не звучало пошло, Бонни расположилась сверху на Гилберт. Прижав руки брюнетки к полу, она стала что-то говорить на незнакомом языке. Елена почувствовала тошноту, и изображение стало расплываться перед глазами. Так вводят в транс? Это, по меньшей мере, странно. А голос, будто гипноз, завораживает.

Все стало разрушаться. Елена слышала только биение часов. Открыв глаза. Она увидела… дом. Другой дом. Это не был дом Деймона. Она стала спускаться по лестнице, которая появилась из ни откуда. Елена нашла его. На кухне. Он пил.

– Деймон.

Мужчина обернулся. Красные глаза, лишенные эмоций. Небритость. Длинные когти. Клыки. Ничего не осталось от него прежнего.

– Спаси!

Он прищурился, будто силился вспомнить, что это за девушка.

– Спаси! Ты знаешь, где я, спаси!

Мужчина оскалился, демонстрируя свои клыки, и сделал несколько шагов вперед, но остановился. Склонив голову на бок, мужчина продолжал анализировать брюнетку.

– Спаси! Спаси! Я пропаду! Ты пропадешь! Спаси.

Стали стучать. Не в дверь. По стенам дома. Елена понимала, что это санитары в палате. Они стучали громко, кричали что-то, но Сальваторе их, казалось, не слышал. Брюнетка огляделась

– Спаси! Мне плохо! Ты снишься мне! Спаси и я смогу избавить тебя от багровых рек и черных сгустков.

Ворвались. Елена видела, как все, включая Деймона, стало рассыпаться на кусочки. Гилберт кричала «спаси» до тех пор, пока ее не окатили водой. Санитары были злые и обеспокоенные. Из их громких речей Елена поняла только одно – около десяти минут они пытались достучаться. А было ощущение, что прошло всего несколько секунд.

Потом девушек спеленали и отправили в карцер.

========== День 4. ==========

Следующим утром Елену под руки вели санитары к ее палате. Гилберт оглядывала каждого с враждебностью, будто они все виноваты в том, что Форбс спятила. Елена надеялась, что Сальваторе спасет ее, она надеялась, что он придет, но, видимо, на сознание повлиять не удалось. Брюнетка именно в эти моменты возжелала прежнюю силу, которую была в ней. Зачем? Чтобы освободить себя, Бонни, чтобы уничтожить Форбс и спасти Деймона, который стал новым экспериментом, этаким развлечением. Он боролся за ее душу, и Елена желала бороться. А эти санитары, сжимающие руки так сильно, что синяки проступают моментально - лишь прибавляют желания скорее освободиться, сбежать. Все тело в царапинах и ушибах. Этой ночью Гилберт позволила себе вылить весь поток своих эмоций. Самобичевание способно унять душевную боль. Она врезалась в дверь, царапала ее ногтями, падала, кричала и плакала. Она выпустила всю ту душевную боль, что тяготила, звала Кэтрин, которая так и не пришла.

Санитары завели ее в палату и, сняв наручники, удалились, закрыв на замок дверь. Елена впилась пальцами в маленькую решетку, которая была в двери, и принялась рассматривать коридор. Ее лицо и ее полные злобы глаза навевали ужас на многих остальных пациентов. Девушка ненавидела здесь каждого, особенно Мередит. Она так долго прикидывалась хорошей, а потом за небольшой проступок заперла в карцер, где грязно, сыро, холодно и нет света. Бонни не приводили. Брюнетка начала беспокоиться. Несмотря на бессонную ночь, она вовсе не желала отдохнуть. Ей хотелось крушить, ломать, уничтожать лишь бы прекратить все это безумство. Ей хотелось убить здесь каждого из-за того, что она не могла совладать с собственным бессилием.

Прошло одиннадцать дней с того разговора с Форбс. Пошел четвертый день с того момента, когда Деймон стал ей снится. Он превратился в убийцу окончательно, в машину для жестоких убийств. Он хочет «жрать» и ему плевать на все человеческое в себе, в других людях. Прошло одиннадцать дней! А Елена так и не смогла ничего сделать…

Спустя какое-то время Елена увидела Мередит в коридоре. Гилберт все также смотрела с обидой, ненавистью и злобой на своего врача. Фелл, кажется, заметила это недовольство и подозвала санитаров. Она отдавала им распоряжения. Санитары то смотрели на палату с Еленой, то в ту сторону, где располагался карцер. Потом они кивнули и отправились в разные стороны. Трое в сторону карцера. Двое – к Елене.

– Пойдем-ка, кошечка, - заявил один без враждебности в голосе, фиксируя руки наручниками.

– Я глазки могу выцарапать! – фыркнула Елена. – Котик.

Они больше ни о чем не говорили. Елена не знала, откуда это чувство смелости. Оно появилось ночью в карцере и до сих пор в ее теле и в ее душе.

Гилберт была в синяках и царапинах, но ее нисколько это не расстраивало. Если Деймон не придет на помощь в ближайшие дни – она сама сбежит. Как? Она пока понятия не имеет, но пошел одиннадцатый день, пора что-то делать.

Брюнетку привели в кабинет Мередит. Девушка сохраняла враждебность во взгляде.

– Освободите ее.

– Но…

– Освободи, - спокойно произнесла Фелл, - она меня уже взглядом убила раз десять.

Освободили. Елена потерла запястья и без приглашения села на стул. Мередит расположилась напротив. Они изучали друг друга взглядом минуты три, потом Фелл решила прервать это затянувшееся молчание.

– Ты ведь должна понимать меня, если бы я вас не наказала, другие бы устроили то же самое.

Елена отвела взгляд и уставилась на статуэтку на маленьком столе. Ей не хотелось говорить. Ей хотелось сбежать, и это надо было сделать ночью. Решено. Сегодня ночью она даст деру, отыщет Деймона и с ним вернется за Бонни.

– Что вы там делали?

– Я входила в транс, - спокойно ответила Елена, посмотрев на лечащего врача, - общалась с одним парнем, который завершил обращение и теперь убивает из-за неконтролируемого голода.

Мередит закатила глаза.

– А теперь скажи мне правду.

– Это правда.

Тикали часы, и они начинали действовать на нервы. Елена сожалела о том, что потеряла остроту чувств, тогда бы она смогла запросто сбежать. Вообще Гилберт стала в последнее время жалеть о том, что утеряла былую мощь. Она была нужна для того, чтобы остановить чокнутую, умалишенную Форбс.

– Где Бонни?

Мередит выдохнула и, откинувшись на спинку кресла, перевела взгляд на какую-то только ей зримую точку. Наверное, она тоже устала от этой жизни, от этой работы и от этих психов. Она из тех несчастных, к которым принадлежал Зальцман, к которым когда-то принадлежал Деймон. Этот город жрет каждого, кто ему не нравится, превращает мечты в ненавистную работу, а обычную жизнь в невыносимую рутину. А те, кто ею не доволен, в недооборотней, которые являются жертвой экспериментов одной блондинки, у которой крыша поехала. Форбс здесь должна быть, а не она или Бонни.