Восход луны

На фронт, вернее, в прифронтовую полосу, где размещался военный аэродром с несколькими десятками надежно укрытых истребителей, Садык прибыл ночью. Больше всего его обрадовало то, что аэродром раскинулся вблизи поселка. Там он найдет для себя квартиру, чтобы не ютиться в блиндаже.

Солдаты Садыка разошлись по батареям, командным пунктам, радарным установкам и тылам. Сам командир остался на линии связи, соединяющей штаб войск с артиллерийским прикрытием аэродрома, складами боеприпасов, горючего и питьевой воды. Так как в поселке невозможно было найти даже пустой сарай, Садык устроился на станции орудийной наводки, предназначенной для автоматического нацеливания зениток на самолеты противника. Станция размещалась в специальном автофургоне, внутри него Садык облюбовал себе уголок. Вблизи установки он приказал вырыть глубокую землянку, чтобы спасаться в ней от жары и пыльных бурь.

Садык не предполагал, что все кончится настолько неблагоприятно. За день фургон накалялся, как жаровня, даже ночью в нем нечем было дышать. Лишь к рассвету становилось прохладнее. Садык не мог простить себе, что предпочел это пекло туманному Лондону, и старался подольше задерживаться в поселке, где уже успел завести немало знакомств.

Но вскоре произошло непоправимое. Однажды на рассвете на аэродром обрушился неслыханный шквал взрывов. Небо заволокло песком и дымом. Садык, ночевавший в поселке, вылетел из комнаты и прямо в трусах помчался к своей машине, возле которой ему полагалось находиться. Он надеялся, что хоть кто-нибудь из его подчиненных остался возле станции. Бежал, спотыкаясь, и падал, когда поблизости рвались бомбы. В какой-то момент его швырнуло взрывной волной в сторону, и он не знал теперь, куда двигаться. Вокруг потемнело, ничего не стало видно… Когда Садык все-таки прибежал, было уже поздно. На станции орудийной наводки не оказалось ни одного человека. Антенну с крыши фургона сорвало. Артиллеристы не успели сделать ни одного выстрела. В этом был виновен и Садык, оставивший боевой пост.

Он едва избежал суда. Исмаилу пришлось принимать срочные меры, чтобы выручить из беды своего легкомысленного братца.

Женщины, закончив салят, разошлись по своим местам. В камере стало светлей. За окном нарастал шум пробудившегося города. Рассказ Шауката так захватил Фариду, что она и не заметила, как прошла ночь.

— А тебя в суд больше не возили? — спросила Фарида.

— Нет, судья оставил меня в покое. Но я все равно благодарен ему за дополнительный «гонорар».

— Почему? — ласково взглянула Фарида на Шауката.

— Нет худа без добра. Не удлинили бы мне срок — мы б с тобой не встретились.

Девушка чуть-чуть наклонилась к Шаукату,

— Сколько же тебе осталось?

Шаукат не успел раскрыть рот — за него ответил Фуад:

— Девятнадцать дней и десять часов.

— Почему десять? Отпускают рано утром, — возразил Шаукат.

— Я не намерен уходить без завтрака. — Фуад зевнул и продолжал: — Тебе хорошо. Квартира, мебель, пришел, принял ванну, ложись спать. А я куда пойду?.. Мне еще надо денег заработать, прежде чем сесть за стол.

В эту минуту раздался знакомый скрежет двери. В проеме показались надзиратель и конвойные.

— Мужчины! Выходи!

— Кончилось «ночное вхождение», — пошутил Фуад и вскочил.

На глазах у Фариды показались слезы, задрожали губы. Фуад подошел, пожал руку:

— Не унывай, мы тебя освободим. Верь мне.

— Выходи, выходи, — заворчал надзиратель, — можно подумать, его с невестой разлучают.

— До скорой встречи! Магис салами.

— Магис салами. Где бы ты ни был, да прикроет тебя аллах своей ладонью.

— Фарида, судьба подарила нам чудесную ночь. — Шаукат, прощаясь, задержал ладонь девушки в своей руке. Ему не хотелось уходить, он медлил, надеясь улучить момент и сказать на прощание что-нибудь хорошее. Но что? Вокруг люди. — Прощай. Фуад верно сказал: мы тебя в беде не оставим.

— Только не рискуйте ради меня. Умоляю, Шаукат!

— Жди нас!

— Я буду ждать, считать дни, часы, минуты. Берегите себя. Фуад, милый, береги себя, умоляю! Не надо больше испытывать судьбу.

Надзиратель с силой толкнул Шауката в спину. Фарида рванулась к двери, прильнула к глазку. Увы, глазок открывался только снаружи.

В камере началась обычная жизнь.

ЗА «ЧЕРНЫМ ЖЕМЧУГОМ»

Глава

эта разъясняет загадочные обстоятельства, из-за которых у самого дорогого гостя путь от дома до, свадьбы оказался значительно короче, чем от свадебного чертога до дома

Выйдя на свободу, Фуад и Шаукат разработали план освобождения Фариды. Сначала Фуад решил действовать один, не втягивая в свою авантюру Шауката, чтобы не подвергать поэта опасности. Ему-то, Фуаду, терять нечего. Его не пугал риск, но тревожила возможность провала, однако, поколебавшись, он все-таки решил, что Шаукат ему необходим. Успех был почти гарантирован, если действовать смело и решительно, а главное, согласованно. Он подробно изложил план другу.

Риска, уверял Фуад, нет никакого. Добыть машину — это он брал на себя. Трудность заключалась в деньгах. Деньги нужны немалые, а как их достать? У Шауката могло найтись кое-что: Джагфар остался ему должен. Но это гроши по сравнению с тем, что им требуется. Взять напрокат дорогой, мощный автомобиль по меньшей мере на десяток дней — на это нужна круглая сумма.

Фуад не искушал судьбу: у Шауката он появлялся только поздно ночью, где бывает, не говорил. Шаукат догадывался, что он ищет машину. Фуад уверял, что есть человек, который должен ему столько денег, что их вполне хватит на автомобиль и даже еще останется, но вот беда — с ним трудно встретиться. Фуад никогда не лгал.

Однажды он явился в два часа ночи, таща на себе матрац.

— Что это? — удивился спросонья Шаукат, открыв дверь. Ему показалось, будто матрац на спине у Фуада шевелится.

— Мой должник. Можно, я его оставлю у тебя? — отвечал Фуад с полным спокойствием, словно принес мешок лука.

— Ты с ума сошел! Что ты намерен с ним сделать?

Фуад провел рукой под подбородком и выразительно крякнул: это, видимо, означало, что должника надо прикончить. Наверное, тот не пожелал откупиться.

Шаукат понятия не имел, кто этот должник, но рассвирепел, представив, что Фуад предполагает расправиться с каким-то типом в его доме, где полно соседей. Ночь была безлунной, темной, хоть глаз выколи, но через час-другой забрезжит рассвет… Шаукат яростно зашипел:

— Убирайся ты с этим…

Фуад постоял еще чуть-чуть у порога, потом присел, подкинул повыше матрац, который начал было сползать, повернулся и пошел прочь, не сказав ни слова. Обиделся.

Утром город облетела весть об исчезновении старшего надзирателя городской тюрьмы. Шаукату все стало ясно. Пока они сидели в тюрьме, старший надзиратель почему-то сразу невзлюбил Фуада и всячески донимал его — поручал самую грязную работу в камере, за малейшее неповиновение жестоко наказывал, даже заковывал в кандалы. По его милости Фуад не раз катался по холодному грязному полу, звеня цепью, проклиная все и вся, посылая надзирателю страшные проклятия. Железо впивалось в тело, руки и ноги распухали. Каждое движение было сопряжено с нестерпимой болью.

После знаменитой сцены с поеданием газеты у Шауката появились мучительные боли в животе. Фуад позвал старшего надзирателя и попросил его помочь больному. Надзиратель только ухмыльнулся: дескать, чего захотел, и ушел.

Фуад подсел к Шаукату: «Потерпи, брат, я знаю одно лекарство. Очень помогает».

Фуад пошептался с заключенными, заручился их поддержкой. Вместе они отыскали старую рваную абаю, после чего Фуад снова забарабанил в дверь. Разозленный старший надзиратель ворвался в камеру, грозя расправой. Тут на него накинули абаю, а Фуад нанес ему такой удар, что надзиратель, вылетев в дверь, больно стукнулся затылком о каменную стену и долго не мог подняться. Очнувшись, он не рискнул вернуться в камеру и выяснить, кто его ударил, да он и так знал, кто на это способен. В тот же день Фуада бросили в карцер, похожий на могилу. Лишь по слабому свету из маленького отверстия в стене, под самым потолком, можно было догадаться о смене дня и ночи. Фуад так и не мог сосчитать, сколько дней он провел в «могиле», и после того, как его снова отвели в камеру, поклялся, что остаток жизни посвятит расплате с надзирателем.