Восход Луны
Шрифт:
– Давай теперь выберем тебе обувь.
– Тут много одежды. Меня поражает столь огромный выбор и разнообразие.
– Отметила, пока мы шли в обувной ряд.
– А как у пони с этим?
– Поинтересовался Лайри.
– Если вам достаточно своей шерстки, значит, портные вообще не нужны.
– Нужны. Знатные и богатые пони любят щеголять в блистающих и вычурных нарядах.
– Уж эта зна-ать, все б ей щеголять.
– Нарочито сварливо проворчал друг. Наяву я б задумалась, как истолковать его слова, но во сне эмоции читались предельно ясно.
– Ах, милый, ты прав.
– Утомленно
Это так тяжело, уж тебе ли не знать,
Когда рядом с тобой живет высшая знать?
Не надоело ль влачить столь тяжкое бремя?
Две недели - до ужаса долгое время.
Я сумела идеально подыграть любимому, казалось, весь сон остановился в удивлении вместе с ним. Кокетливо улыбнувшись, подмигнула.
– Ах, ты, Луняш-ш-шка, ах, ты, поняш-ш-шка!
– Смеясь, Лайри тискает меня в дружеских объятиях, целуя макушку, лоб и уши. Я чисто «для приличия» слегка упираюсь и отворачиваюсь, впрочем, человека это не останавливает, и поцелуи уже горят на щеках и носу.
– Теперь вот будешь знать, какая с тобой «знать»!
– Воскликнула с шутливой угрозой.
– А то совсем забыл в процессе, что вместе с ним живет принцесса!
– А что ж ты так скромно и покладисто живешь, не требуя отборного овса, чистейшей воды из горного ручья и мягкую перину под круп?
– Я сопоставляю свои желания с твоими возможностями. Начни я капризничать и вздорить - ничего хорошего не вышло бы. Так что я лучше скромно поживу в уюте, нежели задиристо мерзнуть на морозе.
– Дома у тебя было много одежды?
– Лайри перестал тискать меня и пригладил разметавшуюся гриву.
– В Эквестрии? Нет, были две-три накидки для повседневных прогулок и зимняя одежда. А для особых торжеств, таких как Гранд Галоппинг Гала, мой личный модельер создавал уникальный наряд. И каждый раз я выглядела неповторимо. Мне очень хотелось бы показать что-то из тех платьев, я уверена, они понравились бы тебе.
– Твой лучший наряд всегда с тобой, Принцесса.
– А-а? А-пхмпф, поняла. Спасибо.
– Смущенно отвернувшись, рассматриваю обувь. Ведь Лайри постоянно любуется мной, живущей дома без одежды, а значит, лучший наряд для меня - мой ухоженный вид. И здесь человек абсолютно прав.
Заинтересовавшись легкими сапожками до колен, взяла их с полки. Они были на высоких тонких каблуках.
– Серьезно, в них можно ходить?
– Усомнилась, надев один сапог.
– Спроси тех, кто умудряется даже бегать на таких «шпильках».
– Рассмеялся Лайри.
– Я не знаю, как они это делают.
– Наверное, знаешь, ты ж дома ходишь на пальцах, а это почти что на каблуках.
– «Почти» - это не «так же». Раз ты наблюдала за моей походкой, пройдись и сравни.
Обувшись, я попыталась пройтись. Чуть не свалилась.
– Этому надо долго учиться.
– Лайри поддержал меня под локоть.
– Есть тут что-то более похожее на накопытники?
– С облегчением усевшись на низенький мягкий стул, стянула сапоги.
– Должно найтись.
Вскоре мои ноги были обуты в легкие сандалии, как их назвал Лайри, с удовольствием осматривающий меня со всех сторон.
– И что же дальше?
– Полюбопытствовала, переступая с ноги на ногу.
– О-ом-м, дальше-е.
– Загадочно
Мы пришли в большой зал. Высоко под потолком висели лампы, похожие на объемистые бочки, изливающие мощный равномерный свет. У одной стены разместилась некая техника, а далее стояли несколько больших черных ящиков с круглыми «окнами» на передних стенках.
Мне эта обстановка была непонятна, но Лайри, судя по всему, хорошо ее знал: оставив меня среди зала, он повозился с техникой, затем вернулся, причем в уголках его глаз появились добрые морщинки, а на лице застыла полуулыбка, предвещающая очередной хаос и смятение в моих чувствах.
На груди человека глянцево поблескивал небольшой круг, которого я прежде не видела. Одна его половина была желтой, другая черной; на желтой половине лежал черный треугольник, а на черной - желтый, оба треугольника сходились одной стороной на границе цветов, образуя гармоничную контрастную фигуру.
Все также молчаливо улыбаясь, Лайри дважды коснулся круга двумя пальцами. Вспыхнувший над головой зеленый свет окружил человека колеблющейся завесой, через миг она опала.
– Принцесса Луна, позвольте пригласить Вас на танец.
– Лайри, облаченный в строгий желтый с черными пятнами костюм, галантно поклонился.
– О, да.
– Неловко помедлив, я протянула свою руку. В миг, когда наши пальцы соприкоснулись, отовсюду зазвучала тихая плавная мелодия.
Удерживая руку, мой «джентлькольт» привлек меня к груди и обнял.
– Только… я не сумею танцевать в этом теле, прости.
– Смутившись, созналась я.
– Я тоже не умею танцевать. Позволь себе слиться с музыкой, наполни ей сердце, пусть она ведет тебя.
Расслабившись, я попыталась прочувствовать струящиеся вокруг нас потоки звуков, впустить их в себя. Зал незаметно погружался в полумрак.
День погас, и в золотой дали
Вечер лег синей птицей на залив.
И закат, догорая, шлет земле
Прощальный свой привет.
Пространство вокруг нас медленно искажалось, обнажая необозримую глубину сновидения: растаяли стены зала, исчезли потолок и лампы. Налетевший ветер всколыхнул гриву, донес запах моря. Я шагаю, не всегда попадая в такт движений Лайри.
В этот час, волшебный час любви,
Первый раз меня любимым назови.
Я дарю тебе все звезды и луну,
Люблю тебя одну.
Почему он выбрал именно эту песню? Она лучше всего отражает его чувства ко мне? Но что на самом деле я чувствую к нему? Любовь или лишь признательность за заботу? Как мне понять это, если я никогда прежде не любила по-настоящему, и даже рассказывала другу о причинах не-любви. Я не позволяла жеребцам увлекаться отношениями со мной дальше определенного предела, и Лайри первый, для кого я согласилась быть «особенной» пони. Неужели все потому, что я не знаю нюансы человеческой расы и не предполагала, сколь далеко может зайти человек в близком общении и сколь сильно он способен увлечь? А Лайри увлек, мощно и неотвратимо, я шагала, словно влекомая неким «магнетизмом», не зная, что ждет впереди, и смогу ли, вовремя остановившись, сказать твердое «нет», как отвечала до этого десяткам пони, добивающихся моего сердца.