Восхождение, или Жизнь Шаляпина
Шрифт:
«Да, «Каменный гость» шел у нас, кажется, три раза, — вспоминал Мамонтов. — Все обычно и нормально… Партитура была приобретена у Бесселя заблаговременно. Разучивалась опера долго и тщательно, сам занимался с певцами, а помогал мне Кротов. Кротов хотел дирижировать, но потом отказался, не хватило духу. Пришлось пригласить Труффи, способного и горячего итальянца. Превосходен был Лодий в роли самого Дон Жуана, Салина в роли Донны Анны, неплохо справилась с ролью Лауры и моя драгоценная Таня Любатович… Фразировка вся продумана и осмыслена до мельчайших подробностей и внедрена всеми исполнителями, насколько позволял их талант… Пропусков и купюр, разумеется, не было допущено никаких. А вторая картина, ужин у Лауры, была обставлена очень интересно и красиво, да и сцена у окна произвела хорошее художественное впечатление… Да, в «Каменном госте» Даргомыжского Шаляпин поистине великий художник и творец. Как превосходно исполнял он роль Дон Жуана на вечере у Стасова! Вот был замечательный вечер… Стасов убеждает
Прошло несколько недель — в обычных хлопотах…
Савва Иванович собирался уже ехать на Большую Спасскую, как дверь открылась и вошла Клавдия Спиридоновна Винтер, бессменный руководитель всего оперного хозяйства в последние годы. «Вот не успел уехать, теперь опять будет просить денег», — мелькнуло в голове. И спокойно, с вежливым поклоном пригласил ее сесть: предстояла долгая беседа, ведь она только что побывала в деревне, где должна состояться свадьба Шаляпина и где вскоре соберется чуть ли не вся группа Частной оперы.
— Ну, как там живете? — не утерпел горячий Мамонтов, пока полнеющая Клавдия Спиридоновна усаживалась на крепкий стул. — Устроились?
— Да, Савва Иванович, устроились, все уже приехали, работают вовсю… Ох и хлопот много…
— Ну, рассказывайте все по порядку, как дела, как настроение?..
— Жизнь у нас в деревне идет хорошо. Шаляпин ежедневно учит Фальстафа часа полтора, а уж о Сереже Рахманинове и говорить нечего, он теперь совсем от нас удалился: или бродит один по лесу, или занимается у себя в домике…
— Уж не обиделся ли он на меня, наш любезный Сергей Васильевич?
— Да нет, он ничего не говорил. Только и сказал, что устал, хочет отдохнуть, может, напишет что-нибудь в такой благодати. Он же несколько дней тому назад и приехал-то. А что у вас здесь произошло?
— Да пустое, репертуар наш не удовлетворяет Сережу Рахманинова, вот чуть-чуть и повздорили… Ну а что вы еще мне расскажете?
— Я думаю, было бы полезно и Тане что-нибудь учить. Она, когда занимается, меньше думает о мелочах и, следовательно, меньше расстраивается. Я с ней ничего не говорила об этом, но вижу, как она страдает от своей незанятости. Дайте ей что-нибудь учить к новому сезону.
— Право, и не знаю, что вам сказать сейчас… Еще не думал. — Мамонтов давно уже остыл к Татьяне Любатович, и действительно ему и не приходило в голову, что надо бы позаботиться о ее репертуаре.
— Антонова тоже просила дать ей что-нибудь учить… Она имела громадный успех на концерте в Сокольниках, да вы уж слышали, поди?
— Нет, расскажите, я захлопотался, собирался узнать, да все некогда… Как публика, сбор был?
— Сбора я еще не знаю, Литвинова еще не видела, но успех концерта определенный… Пожалуй, только Балабанова не имела успеха, после арии не могла даже выйти и раскланяться. Во втором же отделении ей немножко похлопали, и она тут же спела второй романс, после него один раз вышла. В особенности эта неудача была заметна в сравнении с Антоновой и Шаляпиным. Антонова имела громадный успех, и надо отдать ей справедливость, должно быть, подзанялась и пела Лакме очень хорошо. Бисировала во втором отделении. Шаляпин же имел такой успех, что просто стон стоял в Сокольниках… А сбор, что ж, на долю каждого пришлось не меньше ста пятидесяти рублей, гораздо лучше первых двух разов.
— А как к свадьбе-то готовится наш Феденька? Ведь скоро уж.
— Да как только приедет Иолочка из Италии, так и свадьбу сыграем. А у нас там в Путятине такое маленькое несчастье произошло, все с ног сбились… Пропала наша собачка Лилишка, заблудилась в лесу, теперь уже прошла неделя, а ее так и не нашли. Оно бы пустяки, но Таня страшно горевала, даже плакала, искали везде, и пешие и конные, но не нашли…
— Что ж, Лилишку жаль, конечно, но меня больше всего беспокоит наш будущий сезон… С чем мы придем к публике, которая поверила нам, ждет чего-то еще более серьезного и глубокого.
— «Анджело», я купила и дала Шаляпину.
— А что с «Виндзорскими проказницами»? — Мамонтов сказал это как-то нехотя, все это не могло его удовлетворить, не было чего-то гвоздевого, как в прошлом году «Хованщина».
— Шаляпин последнего акта «Виндзорских проказниц» не может учить, потому что нет слов, а из либретто не подходят. Я ему сказала, чтобы он учил пока «Анджело». Петров возвратил клавир, говорит, нет слов… А вы получили от Тани письмо? Она же вам писала о «Борисе Годунове», что он очень хорош в исполнении Шаляпина.
— Писала. Да не успел ответить.
— Один раз только разбирали, а впечатление громадное. Все так заинтересовались этой оперой, что спрашивают, не думаете ли ее поставить, пока у нас служит Шаляпин. Вот сейчас бы и могли ее выучить на свободе.
— Нет, я еще не решил… Опера-то прекрасная, великая слава наша, да справимся ли… Ведь столько для нее понадобится…
— Да,
денег не хватает, — по-своему поняла госпожа Винтер заботы Мамонтова. — Меня все время одолевают артисты, прося авансов. На днях был Петров и просил двести рублей. Был также Иноземцев… Потом Сабанин, дала ему десять рублей. Только сто семь рублей у меня осталось, Савва Иванович… Мне пришлось платить Антоновой, Гладкой. Сегодня дала сто рублей Кругликову. Сегодня же послала за театральным имуществом в Петербург. А сколько приходится возить провизии в деревню… И вообще траты по дому и деревенскому хозяйству так увеличились… А все в разъездах, часто приходится в Москву наезжать: то одного не хватает, то другого недостает, вот и мотаешься… Таня заменяет меня, но вы ведь знаете, какая она хозяйка. Прошлый раз, пока я была в Москве, у нее вышел целый погром. Иван, старший рабочий, по случаю девятой пятницы запил, и Таня его прогнала вместе с женой, а за ними на другой день ушли и остальные рабочие. Вы понимаете, конечно, сколько по этому случаю было волнений. Срочно пришлось послать ей двух рабочих и двух баб.«Сейчас опять начнет насчет денег», — пронеслось в голове Мамонтова, который привык к Клавдии Спиридоновне, доверял ей и уже хорошо знал ее характер, слабости.
— Если вы надумаете насчет постановки «Бориса Годунова», то в Путятино собирается приехать Секар на неделю, чтобы совместно с Шаляпиным учить Самозванца. А первого июля едет за границу. Самое наилучшее, если б я могла расплатиться с ними на той неделе, когда оба они будут налицо, а то, пожалуй, придется опять ехать в Москву, а это всегда стоит денег.
Мамонтов задумался, положив свою большую голову на вытянутые перед собой руки. «Ох, тяжко, тяжко принимать решение, но, видно, придется ставить «Бориса Годунова»… Отовсюду в последние дни я слышу это предложение. Конечно, хорошо бы поставить, ну а если провалимся, ведь это ж не «Анджело»… Цезарь Антонович Кюи передает свою оперу для постановки, и, конечно, мы оправдаем его доверие приличным исполнением оперы на сцене… Хотелось иной раз побеседовать вот с таким, как Кюи, побеседовать о том, как направить нашу работу по искусству… Приятно всегда было беседовать с этим тонким, деликатным художником, чутким европейцем. Мнение его дорого тем более, что в деле Частной оперы я довольно одинок. Частная опера в нынешнем году значительно радовала меня результатами. Раньше я терпел глумление и сплетни со всех сторон, никто не решался верить, что я работаю для Искусства. Но время и выдержка все-таки берут свое, и публика почувствовала, что это не пустая забава. К Частной опере стали относиться даже горячо. До последнего места переполненный огромный театр Солодовникова явление не редкое, а ведь он вмещает до двух с половиной тысяч человек. В воскресенье опера «Жизнь за царя» шла при совершенно полном зале. При этом наблюдается знаменательное явление: публика громко выражает симпатию к русским операм, а из иностранного репертуара, кроме «Фауста», ничего знать не хочет. Хорошо исполненные «Ромео и Джульетта» или «Самсон и Далила» не собирают и трети театра. Словом, князья, бояре, витязи, боярыни, простонародье, скоморохи не сходят со сцены… Хорошо-то оно хорошо, но подчас от них задыхаешься… Следует ли беспрекословно угождать вкусам публики и не обязан ли я как руководитель художественного учреждения, получающего некоторое значение и силу в нашей миллионной деревне, Москвою прозываемой, навязывать и рекомендовать и другие звуки и образы, не менее облагораживающие душу? Я это и делал… «Орфей», например, прекрасно поставлен, исполняется строго, выдержанно, но он слишком наивен, и публика стала скучать и не пошла. Но я все-таки давал его и заставлял учащуюся молодежь слушать Глюка в праздники… Я хотел было по утрам ставить и «Альцесту» Глюка, но не хватило храбрости. Моцарта я еще не трогал… Да и что хорошего получится? И вот приспело время думать о новом сезоне. Надо искать новые русские оперы…. А где их взять? Я охотно сейчас заказал бы оперу, есть у меня и сюжет обработанный, но к кому обратиться?..»
Мамонтов хорошо знал, что Римский-Корсаков работает над новой оперой, Кюи обещает передать своего «Анджело», да и все мало-мальски известные композиторы были бы счастливы сотрудничать с русской Частной оперой, но ничего у них нет подходящего. Отсюда и тяжкие заботы о будущем сезоне…
«Публика Частной оперы, — продолжал думать Мамонтов, — по крайней мере добрая ее половина, честная, искренняя, просто жаждет русской оперы, исторических сюжетов, даже простонародной оперы… Это ясно как день… Но где же взять простого русского композитора? Ведь убогая «Аскольдова могила» Верстовского собирает полный театр. Она мизерна и глупа до курьеза, но берет искренностью, и публика очень довольна… Боже мой, ведь надо с этим считаться! «Садко» очень хорош, но публика средняя все-таки считает его скучноватым… И кто знает такого композитора, который бы согласился, не мудрствуя лукаво, написать простую русскую музыку?.. Добрыми и сильными словами и звуками будить сердца людей — задача великая, апостольская, и не каждому она под силу… Но кто же поможет мне в подготовке нового сезона?» Неожиданно для себя Мамонтов вспомнил о письмах, которые он получал из Парижа от Петруши Мельникова… Вот ведь кто может быть режиссером… Как хорошо он чувствует сцену, умеет подобрать декорации, заставить работать художников, артистов…