Восхождение самозваного принца

Их разговор происходил утром, во время охоты. Калас скептически взглянул на него. «Так оно и есть», — подумал Де'Уннеро.

— А как вам кажется, она возвращается ради короля или ради оставшегося здесь любовника? — бесхитростно осведомился он.

Калас резко осадил своего пегого пони и с удивлением воззрился на собеседника.

— Что вам об этом известно? — рассерженно спросил герцог.

— Только слухи, что в изобилии гуляют по улицам.

— Я тоже часто бываю на улицах Урсала, — с видимым сомнением произнес герцог Калас.

— Я говорю об улицах Оредаля, — пояснил Брюс, — и всех прочих городов и селений южного Йорки.

Герцог насупил брови.

— Говорят, любовник королевы принадлежит к нашему кругу, — продолжал Брюс. — Юный сын одного аристократа, прекрасного воина, который в свое время приезжал в Урсал в надежде поступить на службу в Бригаду Непобедимых, однако его… как бы это помягче выразиться… обвели вокруг пальца.

Герцог Калас пустил пони шагом.

— А вы знаете, что за одни только эти слова, обвиняющие королеву в супружеской измене, вас могли бы казнить? — осведомился он.

— Прошу меня простить, ваша светлость, — ответил Брюс, учтиво поклонившись, насколько это можно было сделать, восседая на лошади.

Он хотел добавить к этому еще несколько слов, но передумал и намеренно отстал от Каласа, позволив тому вырваться вперед.

Семя было брошено в должным образом подготовленную почву.

Де'Уннеро подумал, что, быть может, действовал слишком поспешно. Его упоминание о любовнике было придумано буквально на ходу. Тем не менее состоявшийся разговор удовлетворил бывшего монаха. Они с Эйдрианом начинали терять терпение, да и старый аббат Олин — тоже. Все уже подготовлено, а раз так, слишком мешкать с началом — только вредить успеху дела. Де'Уннеро знал: верность людей — вещь крайне непостоянная. Сегодняшний герой легко может превратиться в завтрашнего злодея. Достаточно вспомнить, чем обернулась былая любовь народа к Джилсепони! Красноречивее свидетельства не сыщешь.

Оставшееся время утренней охоты Де'Уннеро провел с наиболее близкими ему знатными особами. Посредством Олина ему удалось свести знакомство с некоторыми из них, и они знали, кем на самом деле является Брюс Оредальский. Когда он вернулся в парк, примыкавший к Урсальскому замку, то увидел немалое число придворных дам, лениво прогуливающихся по аллеям, сидящих на скамейках, сплетничающих и потягивающих вино.

Он передал поводья конюху, а сам вместе с охотниками присоединился к придворным. Разговор крутился вокруг единственной темы — приближавшегося пятидесятилетия короля Дануба. Дамы наперебой щебетали о том, что они собирались преподнести Данубу. Мужская половина обещала непременно сыскать для их любимого короля отличного тогайранского пони или какой-нибудь редкостный охотничий лук.

— Вместо вашего лука, уверена, он предпочел бы мои объятия, — призывно улыбаясь, заметила хорошенькая, чересчур надушенная фрейлина, и эти слова вызвали всеобщий смех.

— Здесь я не в силах соперничать с вами, — ответил молодой аристократ, и сборище придворных бездельников расхохоталось еще громче.

— А вот королева Джилсепони, думаю, смогла бы, — произнес Брюс Оредальский.

Смех мгновенно стих; головы всех собравшихся повернулись к нему.

— Я не знаю, как именно она могла бы соперничать с вами, прекрасное создание, — продолжал Де'Уннеро, учтиво кланяясь, чтобы немного польстить уязвленной гордости тщеславной дамы. — Однако король Дануб явно остается слеп к доводам истины.

— Воистину так: он слеп, раз вознамерился привезти ее назад, — заметил кто-то из придворных щеголей.

— Полагаю также, что король достоин более ценного подарка.

Брюс умолк. Собравшимся вельможам его слова пришлись не по вкусу. У многих на лицах появилось недоумение и даже презрение к этому провинциальному выскочке. Де'Уннеро рассмеялся.

— О чем это вы? — спросили его.

— Когда в последний раз в Урсальском замке устраивался настоящий рыцарский турнир? — вопросом ответил бывший монах.

— Во время свадьбы короля, — ответил кто-то.

— И то это было скорее зрелище, чем настоящее состязание, — вмешался другой придворный, который, видно, был не прочь померяться силой.

Де'Уннеро больше не произнес ни слова; второе семя брошено в почву, пусть теперь всходит.

«Всходы» не заставили себя ждать. Придворные тут же начали шумно обсуждать грандиозное событие, достойное юбилея Дануба.

— Почему мы раньше не подумали об этом? — удивленно вопрошали одни, а другие воодушевленно заявляли: — Это будет величайший турнир, какого еще не знал Урсал!

Разговор продолжался, набирая силу, словно снежная лавина, несущаяся с гор. Обсуждение предстоящего турнира было в самом разгаре, когда в саду появился герцог Калас.

— Затеваете турнир? — прищурившись, усмехнулся он.

— Величайший турнир, ваша светлость! — ответил ему один из придворных. — Представляете, каким великолепным будет празднество в честь дня рождения короля Дануба?

Калас, не принимая более участия в разговоре, молча прислушивался к оживленной болтовне собравшихся. Де'Уннеро показалось, что герцог клюнул на эту наживку, хотя в его глазах по-прежнему сквозило недоверие. Бывший монах поправил повязку на глазу и подошел к Каласу.

— Разве честолюбивые и полные надежд молодые рыцари не поспешат в Урсал на королевский турнир? — вполголоса спросил он.

Герцог скользнул по нему безразличным взглядом.

— В особенности один молодой рыцарь, мечтающий в будущем служить в Бригаде Непобедимых под началом храброго Каласа, — добавил Брюс Оредальский.

И зашагал прочь; пусть теперь герцог распробует диковинное блюдо, наспех состряпанное провинциальным богатеем.

— Мне не нравятся наголенники, — заявил Эйдриан, так сильно дернув ногой, что помощник Гареха Калловега, сидевший на корточках, опрокинулся на спину.

— Ноги должны быть защищены! — настаивал мастер. — Иначе достаточно один раз полоснуть тебя ниже коленей — и ты моментально выйдешь из строя.

— Никому не удастся даже близко подобраться к моим ногам, — уверенно заявил юноша.

— Скажи ему, — обратился Гарех к сидевшей сбоку Садье, которую весьма забавляли почти непрерывные перепалки между упрямым юным воином и старым латником.

Особенно забавным это становилось теперь, когда доспехи Эйдриана были почти готовы.

— Что она мне скажет? — вспылил Эйдриан. — Как надо сражаться? Да я могу голым, с метлой в руках, победить самого сильного воина, закованного в твою металлическую скорлупу, мастер Гарех!

Если на латника подобная бравада и произвела впечатление, он не подал вида.

— Когда меч противника ударит тебя по ногам и слегка укоротит, вот тогда-то я посмеюсь, — сухо произнес он.

Юноша презрительно хмыкнул и вновь лягнул помощника, упорно пытавшегося приладить ему наголенник.

— Довольно, Эйдриан, — вмешалась Садья. — Твое ослиное упрямство переходит всякие границы!

Тот сердито воззрился на женщину.

— Неужели я должна постоянно напоминать тебе, что твое первое сражение будет не с врагом? — продолжала маленькая певица. — Тебя ждет рыцарский турнир, состязание воинов, где впечатление, которое ты обязан произвести, столь же важно, как и сам исход поединка. Не упрямься, позволь им подогнать тебе наголенники, которые ты наденешь на турнир вместе со всем этим.