Восхождение тени

– Скважины? Теперь недалеко, – ответил Сурьма.

– Достаточно близко, чтоб нам всем захлопнуть рты, – добавил Яшма и, протянув длинную волосатую руку, отвесил подзатыльник одному из стражей, обрывая его бормотание. – Всем нам, – сердито повторил он.

Схлопотавший затрещину юнец ответил командиру мрачным взглядом.

В свирепости Молота Яшмы капитан не сомневался, но опасался, что остальные стражи могут и не справиться с задачей, если дело дойдёт до дела.

– Прямо здесь, за углом, – прошептал Сурьма. – Позвольте мне пойти первому и найти кого-нибудь, кто мог бы с нами поговорить. Нам не следует беспокоить их больше, чем требуется – они идут Стезёю Старейших, всё-таки. Так мы называем время воздержания и молитв.

– Один ты не пойдёшь. Эй, Чугунная чушка, – приказал Яшма провинившемуся ранее стражу, – иди с ним. Смотри, чтоб он не влип в неприятности, и верни целым и невредимым.

Паренёк по имени Чугунная чушка, кажется, был очень доволен тем, что ему поручили настоящее мужское дело: он приосанился под своим тяжёлым плащом и опустил короткую фандерлингскую алебарду, больше похожую на копьецо со штыком. У него не было ни шлема, ни доспехов, и если бы не оружие, стража можно было бы принять за монаха.

«И как мы собираемся с кем-то сражаться, – мелькнуло в голове у Вансена, – когда наша армия – от горшка два вершка и закована в шерсть?»

Разведчики потрусили по извилистому коридору и быстро скрылись из виду. Вансен, у которого спина уже начала ныть от того, что ему по большей части приходилось идти, согнувшись почти вдвое, едва успел перевести дух, а парни, громко топоча, уже неслись обратно.

– Мертвы! – глаза Сурьмы распахнулись так широко, что казалось, теперь никогда не закроются полностью. – Все они, в своих кельях!

– Как? – вскинулся Яшма прежде, чем капитан успел открыть рот.

– Нельзя сказать, – возбуждённо выдохнул Чугунная чушка. – Но один из них – малыш Пьютер. Я его знаю, ему было не больше тринадцати!

– Но что их убило? – допытывался Яшма. – Там была кровь?

Феррас Вансен был для них чужаком, а Яшма – уже привычным командиром, и капитан мог понять, почему в такой момент стражам хотелось держаться за знакомый порядок вещей, но недопонимание сейчас могло в будущем стоить им жизней.

– Позволь мне задавать вопросы, командир стражей, – попросил он мягко, но твёрдо. – Брат Сурьма, что ты видел? Опиши только то, что действительно видел, а не то, что, как ты думаешь, случилось. И давайте говорить тихо.

Сурьма сделал глубокий вдох.

– Кельи находятся друг рядом с другом, на расстоянии нескольких шагов, и не имеют дверей. Отшельники все лежат в своих кельях так, как будто умерли сидя. Их четверо – нет, пятеро. Там их пятеро, остальные кельи пусты, – монах ненадолго замолчал – Вансен видел, что он старается успокоиться и собраться с мыслями. – Другие кельи, там, докуда мы дошли, были пусты. Около дюжины. После этого мы повернули назад.

– Было ли там что-нибудь, указывающее на то, что их убило? Тела остыли?

Сурьма выглядел озадаченным.

– Нет, крови не было, но они все мертвы. У кого-то были открыты глаза – но не у всех. Мы их не трогали. Мы не знали, кто ещё мог таиться там, наблюдая за нами…

Вансен нахмурился:

– Всё это звучит очень странно. Если они умерли вот так, в своих кельях, значит, они не сопротивлялись. Должно быть, их застали врасплох. Но крови нет? Очень странно.

Чтобы получше ухватить свой топор, солдат вытер руки о бриджи. Жена Сланца, Опал, потратила два дня, так и сяк складывая да перешивая фандерлингские одёжки, чтобы изготовить ему подходящую пару.

– Идёмте. Чугунная Чушка, веди нас, но когда мы доберёмся до места, первым пойду я.

Он повернулся к остальным; на лицах всех его спутников было написано немалое волнение, и только Молот Яшма, напротив, кровожадно скалился.

– Теперь мы пойдём молча. Если вам нужно будет что-нибудь сказать – действительно нужно – тогда, во имя богов, говорите тихо. Если это сумеречный народ, то помните: они бесшумнее, умнее и свирепее, чем вы можете себе представить – они них иначе как о врагвхспособны услышать шёпот за сотню шагов.

Говоря это, он, однако, почувствовал укол стыда. Разве Джаир не был в некотором роде его другом? Но капитан потерял и на Колкановом поле, и в других местах слишком много людей, чтобы не думать о других кварах иначе как о смертельных врагах.

– Вы меня поняли? Отлично. Яшма, ты идёшь следом за мной. Покажи своим парням, как должен мужчина идти навстречу опасности.

Феррас не хотел терять нетренированных (ну, по крайней мере, не бывших солдатами) спутников, в то время как он сам, зажатый за ними, при случае ничем не сможет помочь – и потому был намерен возглавить отряд, как только появится возможность. Но и это было по-своему рискованно: если на него нападут в слишком узком проходе, фандерлинги, скорее всего, не смогут помочь ему тоже, даже если и захотят.

«Как говаривал Мюррой, – вспомнилось Вансену, – если ты не годишься в солдаты, тогда вперёд – умри, чтобы стать щитом другому». Если его, Вансена, оттеснят в узкое место, то у остальных будет шанс отступить и донести весть до Города фандерлингов.

И всё-таки, было бы неплохо иметь при себе добрый солдатский щит. Особенно в тесных проходах, особенно в царящей вокруг тьме. Собственные тихие шаги стали казаться капитану барабанным боем – квары наверняка услышали их давным-давно.

Феррас и его маленькая команда наконец вышли из тесного туннеля на открытое место, которое Сурьма называл Скважинами – в подземную залу, напоминающую горную долину, чьи склоны, уходящие во тьму, недосягаемую для света коралловых ламп, были изрезаны вертикальными трещинами. Огромные складки камня между трещинами были все источены – некоторые пустоты оказались естественного происхождения, другие – явно выдолблены или, по меньшей мере, расширены умелыми руками. В тусклом зеленоватом свете Вансену удавалось разглядеть не многое, но то, что он увидел, напомнило ему о скалистых кручах Сеттленда, где старые мистики Тригоната укрывались от соблазнов мирской жизни. Но даже блаженные сновидцы, онири, нашли бы для себя невыносимой жизнь в этих мрачных, лишённых света глубинах. Капитан никогда не думал, что может мечтать о небе так же, как голодный мечтает о куске хлеба, но так оно и было. «О боги в небесах, – взмолился он про себя, – пожалуйста, позвольте мне дожить до того дня, когда я снова увижу солнечный свет!»

Сурьма указал на ближайший склон, похожий на каменные соты. Впервые за всё время Вансен пожалел, что они взяли с собой коралловые лампы: если им предстояло столкнуться с кем-либо, кто долго прожил здесь без света, или одним из многочисленных видов детей сумерек, для которых тьма была домом, фонари, какими бы они ни были тусклыми, превратят их отряд в лёгкие мишени.

Вансен теперь двигался во главе группы, огибая тёмные места на полу, которые, как он подозревал, могли оказаться колодцами: провалишься – так и долетишь до центра земли. Приблизившись, он разглядел, что ближайшая келья не пуста – её владелец лежал наполовину снаружи, раскинув неестественно вывернутые руки. В слабом свете кораллов убитый казался совсем юнцом. Вансен подался вперёд и дотронулся до кожи фандерлинга-послушника. Она была тёплой, но тело оказалось податливым, как тряпичная кукла, глаза юноши были полуоткрыты. Солдат приложил ухо к груди монаха, но ничего не услышал. Мёртв, значит, но как долго?

Как и говорил Сурьма, неподвижные тела обнаружились в нескольких скудно обставленных кельях нижнего яруса – одно из них такое маленькое, что даже зачерствевшее сердце Вансена болезненно сжалось. Пока Яшма и другие фандерлинги, склонившись над малышом Пьютером, бормотали проклятия, Феррас двинулся по краю выхода породы, размышляя о том, сколько ещё келий могут скрывать в себе мертвецов и как они умерли, что на них не осталось ни единой царапины. Монахи лежали каждый в своей келье – похоже было, что беда настигла их всех одновременно, или же нападавшие подобрались стремительно и бесшумно.